Александр Алехин. Жизнь как война - Станислав Андреевич Купцов

Алехин иногда прогуливался по Невскому проспекту в компании старшего брата Алексея и Капабланки8. Кубинец был тогда уже не только шахматистом: он примерил на себя роль сотрудника Министерства иностранных дел Кубы. На острове резонно сочли, что Капа, вхожий в самые закрытые для простых смертных круги общества, станет отличным дипломатом и сможет представлять интересы страны на высочайшем уровне. Капу считали почетным гостем в любой стране, и по приглашению некоторое время он работал в кубинском консульстве столицы Российской империи, часто балуя петербуржцев сеансами одновременной игры (чем пользовался тот же Прокофьев). Он был среди тех, кого особо отмечал Николай II. При этом редкое свободное время Капа использовал для культурного обогащения, поскольку Петербург в этом смысле открывал много возможностей.

Можно представить, какой контраст они с Алехиным собой представляли во время совместных прогулок. Алехин в своей учебной форме больше напоминал грубоватого и закрытого военного, а Капабланка выглядел утонченным дипломатом. Он знал себе цену, чувствовал себя всегда уверенно, тогда как Алехин был полон сомнений и на публике не мог быть столь же естественным и раскрепощенным. Но каким-то чудом они тогда сошлись, между ними даже проскочила дружеская искра… Увы, спустя годы хорошие отношения разрушились, как Европа под немецкими бомбами. Да и Алехин стал другим – уже не таким забитым, более резким, манерным, в чем-то даже наглым. А тогда, в Петербурге, для них наступила счастливая пора. Один великий юноша уверенно двигался к званию сильнейшего в мире, другой видел четкий ориентир и следовал за восходящей звездой всюду, где мог, надеясь однажды превзойти. Но постепенно они сходились на вершине, где должен был закрепиться либо один, либо другой – отсюда и нараставшие вражда, раздражение и взаимные обиды.

Планы, которые строили тогда шахматисты, на время – а для кого-то и навсегда – разрушила Первая мировая война (в частности, она надломила Акибу Рубинштейна, у которого сорвался матч на первенство мира, а Карл Шлехтер и вовсе не смог пережить эти события, скончавшись от последствий голода). И если Капабланка сбежал от войны за океан, то Алехин… угодил в немецкую тюрьму!

И не без участия кубинца.

Глава 6. В немецком плену

Капабланка словно чувствовал, что Европа находилась на пороге кровавой бойни, бессмысленной драмы, в которую угодят миллионы. Ему пришло назначение на должность генерального консула в Берлине, однако не срослось – все его мысли были теперь сосредоточены на скорейшей поездке в Буэнос-Айрес. Капабланка оставил Петербург, не поехал даже в Мангейм, куда его пригласили на турнир, – слишком уж маленьким оказался призовой фонд. Не стали играть в Мангейме также Ласкер, Рубинштейн и Шлехтер.

Зато по воспоминаниям Петра Романовского Александр Алехин был только рад отсутствию Капы: «Приезду Алехина предшествовала любопытная история. Он долго не отвечал на приглашение оргкомитета принять участие в турнире и, наконец, дня за три до начала соревнования прислал телеграмму примерно такого содержания: “Прошу сообщить, участвует ли в турнире Капабланка?” Оргкомитет был крайне обескуражен этой телеграммой. Его членам очень хотелось бы, чтобы Алехин участвовал в турнире, причем большинство из них полагали, что Алехин ищет встречи с Капабланкой и что без участия последнего турнир будет для Алехина малоинтересен. Хотя уже почти выяснилось, что Капабланка не примет участия в турнире, оргкомитет дал Алехину уклончивый ответ, вроде того, что некоторые шансы на участие Капабланки еще сохраняются. Зайдя за Алехиным, чтобы вместе идти на турнир, я не удержался и спросил, чем вызвана его телеграмма, на что он ответил: “Если бы участвовал Капабланка, то не играл бы я. Дело в том, что все ближайшие годы я должен готовиться к моему матчу с Капабланкой на звание чемпиона мира. Для этого мне надо брать только первые призы. Сейчас я еще слабее Капабланки, и, значит, мне в случае его участия пришлось бы довольствоваться в лучшем случае вторым местом, что совсем не входит в мои расчеты”. “Однако чемпион мира пока что Ласкер”, – заметил я. “Это неважно, – ответил он, – скоро им будет Капабланка”»1.

В Мангейме прежде спокойная жизнь Алехина закончилась. Отныне он поневоле стал воином. Ему предстояло разить сверкающим мечом демонов, которых вновь и вновь подсылала злодейка-жизнь. Кошмарные события, происходившие с ним, подтачивали его изнутри, словно неизлечимые язвы. Вместо того чтобы в тепличных условиях расти в первоклассного шахматного мастера, он вынужден был слишком много внимания уделять внеспортивным коллизиям. На утлом суденышке Алехин то и дело попадал в шторм: поднимались огромные черные волны, готовые смести его, сокрушить – и каким-то чудом он справлялся, выживал. Но как знать, вероятно, все последующие события и закалили его чемпионский характер, превратили в единственного человека, способного победить Капабланку. А для этого нужны были особенные, сверхчеловеческие данные, ведь Капабланка в какой-то момент стал живым воплощением шахматного идеала.

Хосе Рауль все же заехал в Берлин, чтобы решить несколько формальных вопросов по своему несостоявшемуся назначению в консульство, сыграл там 10 партий в блиц с Ласкером (победил с хорошим перевесом), а потом сел на немецкий корабль и поспешил отбыть из Европы, где начиналась война, какой мир еще не знал. Кубинцу пришлось слегка поволноваться: чтобы не привлекать внимание британцев, корабль некоторое время шел без света. Капабланка отделался легким испугом, однако спортивная цена оказалась непомерно высока. С 1911 года Капа бегал за Ласкером, пытаясь уговорить его провести матч за шахматную корону, но тот всегда уклонялся, умело маневрируя. С началом войны Капабланке, отрезанному от пылающей в огне Европы, пришлось отложить мечты о титуле на долгие пять лет, хотя он считал, что достиг пика своей формы за всю карьеру, – слабоватым ощущал себя лишь в дебютах.

Но он хотя бы оказался в безопасности, а вот Алехину повезло куда меньше. Когда он прибыл в Мангейм, боснийский серб Гаврило Принцип уже убил австро-венгерского эрцгерцога Франца Фердинанда. Германия пообещала помочь Австро-Венгрии в случае войны с Сербией, и тогда Российская империя уже не имела шансов остаться в стороне от конфликта, в который собирались втравить братьев-славян. Сильнейшие армии Европы начали мобилизацию войск, военные муравьи стали разбегаться из своих муравейников по чужим территориям, чтобы пожрать друг друга.

И в этой ситуации Алехин обрушился на своих соперников в Мангейме. 21-летний шахматист появился в зале за два часа до соревнований. Он чуть отрастил усы, которые на вид делали его немного старше. Непослушный чуб, о котором часто вспоминали его однокашники, исчез – Алехин расчесывал волосы на пробор. Одевался