Александр Алехин. Жизнь как война - Станислав Андреевич Купцов

Этот кровавый период возвращения советской власти в Одессу Иван Бунин назвал «окаянными днями». В дневниках писателя о той поре, также озаглавленных «Окаянные дни», есть такая запись от 22 апреля 1919-го: «По вечерам жутко мистически. Еще светло, а часы показывают что-то нелепое, ночное. Фонарей не зажигают. Но на всяких “правительственных” учреждениях, на чрезвычайках, на театрах и клубах “имени Троцкого”, “имени Свердлова”, “имени Ленина” прозрачно горят, как какие-то медузы, стеклянные розовые звезды. И по странно пустым, еще светлым улицам на автомобилях, на лихачах – очень часто с разряженными девками – мчится в эти клубы и театры (глядеть на своих крепостных актеров) всякая красная аристократия: матросы с огромными браунингами на поясе, карманные воры, уголовные злодеи и какие-то бритые щеголи во френчах, в развратнейших галифе, в франтовских сапогах непременно при шпорах, все с золотыми зубами и большими, темными, кокаинистическими глазами… Но жутко и днем. Весь огромный город не живет, сидит по домам, выходит на улицу мало. Город чувствует себя завоеванным, и завоеванным как будто каким-то особым народом, который кажется гораздо более страшным, чем, я думаю, казались нашим предкам печенеги. А завоеватель шатается, торгует с лотков, плюет семечками, “кроет матом”. По Дерибасовской или движется огромная толпа, сопровождающая для развлечения гроб какого-нибудь жулика, выдаваемого непременно за “павшего борца” (лежит в красном гробу, а впереди оркестры и сотни красных и черных знамен), или чернеют кучки играющих на гармоньях, пляшущих и вскрикивающих:

“Эй, яблочко,

Куда котишься!”

Вообще как только город становится “красным”, тотчас резко меняется толпа, наполняющая улицы. Совершается некий подбор лиц, улица преображается.

Как потрясал меня этот подбор в Москве! Из-за этого больше всего и уехал оттуда.

Теперь то же самое в Одессе – с самого того праздничного дня, когда в город вступила “революционно-народная армия” и когда даже на извозчичьих лошадях как жар горели красные банты и ленты.

На этих лицах прежде всего нет обыденности, простоты. Все они почти сплошь резко отталкивающие, пугающие злой тупостью, каким-то угрюмо-холуйским вызовом всему и всем.

И вот уже третий год идет нечто чудовищное. Третий год только низость, только грязь, только зверство. Ну, хоть бы на смех, на потеху что-нибудь уж не то что хорошее, а просто обыкновенное, что-нибудь просто другое!»

Для этих столь ярко описанных классиком красных Алехин попал под новомодное определение – «подозрительный элемент». В его биографии набиралось слишком много чуждого для советской власти: потомственный дворянин, штабс-капитан, титулярный советник, сын помещика и фабрикантки. Трудно представить, что могло уберечь Алехина от ареста и допросов, – лишь большое везение. Но с фартом возникли проблемы.

Есть разные версии, как Алехин во второй раз в жизни оказался в тюрьме. Одна из них проста, как пешка: шахматиста сдал клеветник. Вторая куда интереснее: в номере отеля, где поселился Алехин, ранее жил английский шпион, и чекисты просто наткнулись на тайник с секретными документами.

По легенде, арест произошел прямо во время апрельского шахматного турнира, когда Алехин занимался своим любимым делом. Свидетелем событий стал будущий чемпион Украины Николай Сорокин, выступавший за соседним столом4. Случилось следующее.

В игровой зал вошел человек в кожанке, у которого имелся при себе документ с печатью «УССР. Одесская чрезвычайная комиссия». Он не стал долго осматриваться, вместо этого уверенным шагом направился к Алехину и потребовал пройти с ним, что по тем временам можно было расценивать как смертельную опасность. Бесцеремонное обращение возмутило шахматиста, который пожелал доиграть партию. Чекист не препятствовал, ведь Алехин не мог поставить мат и после этого просто исчезнуть из зала, как волшебник. И действительно, вскоре шахматиста отвели в мрачное здание на Екатерининской площади, где чрезвычайка вершила свои наказания – его еще называли «большевистским домом пыток». Как когда-то в Мангейме, особо церемониться с арестантом не стали – после короткого допроса он оказался за решеткой. Вот только в Германии Алехин хотя бы не боялся смерти, притом что ему угрожали расстрелом – тогда это все-таки выглядело пустой бравадой немецких пленителей. Теперь же риск попасть на мушку палачам и окропить стену собственной кровью оказался намного выше. Чекисты в каждом видели потенциального контрреволюционера, особенно если у подозреваемого имелось сомнительное прошлое.

Главный редактор журнала Europe Echecs Жорж Бертола приводит иную версию драмсобытий. В одной из своих статей5 он рассказал о партии Алехина против шахматиста из Вены Артура Кауфмана (по свидетельству Леонарда Скиннера и Роберта Верхувена, которое приводит Бертола, партия была сыграна в июне 1919 года, что несколько дискредитирует предыдущую версию). Итак, по данным Бертолы, в 1921 году в Revue Suisse d’Echecs появилась расшифровка той самой партии якобы с комментариями самого Алехина для журнала. 30-й ход: «В этот момент объявился матрос, который захотел поговорить со мной. Я все же играл». 33-й ход: «Матроса сопровождал комиссар, который арестовал меня. И после полуторачасового бесплодного обыска конфисковал все ценные вещи, после чего меня бросили в тюрьму. Я слышал стрельбу, многие сокамерники умерли. Меня внезапно отпустили без каких-либо объяснений – как и тогда, когда арестовывали». После освобождения Алехина, пока Кауфман еще находился под арестом в Одессе, их партия якобы была окончена.

24 октября 1919 года сам Кауфман так описывал свое пребывание в Одессе: «Я вернулся в Вену примерно два месяца назад. В России пережил много приключений, но ничего особенно приятного. Я был в опасности, точнее, мы были в опасности – я и моя сестра. Нам чудом удалось спастись. Мы смогли вернуться домой по пути Одесса – Константинополь – Триест. <…> Я знаю о большевизме гораздо больше, чем многие из тех, кто легкомысленно играет с огнем в нашей стране»6.

Но вернемся к хронологии, согласно которой Алехин все-таки был арестован в апреле. Его наскоро вписали в один из расстрельных списков, не сильно вникая в ответы на вопросы. Массовыми расстрелами в Одессе занимался Комендантский взвод ЧК, по-народному – «отряд палачей». Схему быстро обкатали. Ночью во дворе исполнители заводили мотор машины, чтобы не сеять панику среди населения и глушить звуки выстрелов. Затем арестантов заставляли снимать всю одежду и убивали. Подобное могло случиться с Алехиным и едва не произошло, но судьба имела на него свои виды.

Коллега Алехина Федор Богатырчук рассказал в мемуарах «Мой жизненный путь к Власову и Пражскому манифесту»7, как именно был спасен будущий чемпион мира: «Вильнер