Ни пуха вам, ни пера - Остап Вишня
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
...Ранехонько утром вы берете ружье, весло, корзинку, в которой покрякивает крикуха, и идете к Кирмасову озеру.
Темно. Кукарекают петухи...
Вы миновали крайнюю в селе хату. Впереди, вдалеке, темнеет лес "Рыжок". Справа блестит Оскол, тихонько шумят камыши.
Здесь запроектировано построить колхозную гидроэлектростанцию.
Вы пристально вглядываетесь влево, туда, где должны быть стожки сена.
Начинаются кусты... Вот и первый стожок, и второй, и третий...
А где же последняя березка? Самая толстая?
Ага! Вот и последняя, самая толстая березка.
А где же стежка через осоку?
Вы долго ходите около осоки, вглядываетесь, ищете, где она примята...
Вот она!
Вы уверенно идете "примятой" осокой, доходите до камышей. "Ворот" в камышах нет. Перед вами стена густого-прегустого камыша, который словно насмехается над вами.
Ну что, нашел? Ш-ш-ш! - издеваясь, шуршит камыш.
Вы возвращаетесь на берег и опять ищете "примятую" осоку.
Ищете, ищете и почти бессознательно мурлычете себе под нос:
Во саду ли,
В огороде
Травушка помятая;
Не работа меня сушит,
А любовь проклятая.
Вы ловите себя на этих напевах и ругаетесь:
"А и верно: не работа тебя сушит, а любовь... только не "проклятая", а самая настоящая любовь к природе - к зеркалу-озеру, к тихим плесам, к посвисту утиных крыльев".
- Да нет, это же и есть та самая стежка, "примятая" осока!
Вы вновь бредете к камышам. Вот и вода. Чавкает вода под сапогами, которые вы с трудом вытаскиваете из трясины, ступив на кочку, а затем, перепрыгивая с кочки на кочку, приближаетесь к камышу.
Стой! Вот что-то вроде "ворот"!
Ползете по грязище сквозь "ворота". Вот и челнок!
Над камышом стрелой метнулся чиренок.
Крякуха ваша в корзинке, услыхав шум утиных крыльев, сразу:
"Ках-ках-ках!"
А вы ей:
"Тась-тась-тась! Не кричи, голубушка, сейчас выплываем на озеро, будешь там плавать, тогда уж и станешь кричать".
Вытолкнув челн на место поглубже, вы усаживаетесь и держите путь к озеру.
Челнок из непокорных. Он во что бы то ни стало хочет въехать носом в вентер деда Кирила.
Вы выруливаете на середину протока; вентер носом челнока не задет, но вы сами зацепили этот вентер веслом, и он падает на вас как раз своим широким отверстием, и голова ваша проскакивает в обруч, и вы уже точно пойманный карась.
А впрочем, в конце концов все-таки выруливаете и плывете к плесу, привязываете крякуху к грузилу- самому обыкновенному камню.
Бульк!
Камень в воду, и крякуха ваша, ныряя, плавает по плесу...
Быстрехонько вплываете в рогозу - в густой-прегустой куст рогозы посреди озера! - пригибаете ветви к стеблю и сидите под ним, словно в зеленом шалаше...
Заряженная централка лежит у вас на коленях, вы - весь внимание, напряжение...
Сереет. Над озером туманится...
Вот пискнула камышовка. Серенькая маленькая пичужка уже проснулась; с невероятной, акробатической ловкостью она перепрыгивает со стебля камышинки на рогозу, охватывает лапками тонюсенький ее стебелек и качается на нем...
Она вас совсем не боится: качается прямо над вашей головой - вот-вот за фуражку заденет...
Пробежала по зеленому ковру ряски курочка. Остановилась против челнока, смотрит удивленно: она здесь все лето живет, а такого еще не видела.
Вы шевельнулись, курочка метнулась и исчезла.
Крякуха покрякивает спокойно:
"Ках-ках-ках!"
Нет, значит, пока ничего...
Но вот внезапно что-то большое шумно пронеслось мимо вашего челнока и уцепилось за рогозу, зажав в лапах несколько стеблей сразу. Стебли пригнулись к самому челноку...
На вас смотрит, оторопев, большая рыже-серая неуклюжая птица.
Она отродясь не видела в этой рогозе ни челнока, ни писателя.
А он тоже оторопел и остолбенело смотрит на нее широко раскрытыми глазами.
"А-а!.." Да это же выпь, пугающая детей своим громким над камышами: "Бу-у-у! Бу-у-у!"
Вы делаете чуть заметное движение -и выпь, шумно рассекая рогозу, исчезает.
Крякуха всполошилась:
"Ках-ках-ках!"
"Тась, тась, тась! Спокойно! Выпь никакой тебе не враг!"
...Солнце! Солнце! Его первые лучи ударили по камышу, по плесу...
Золотой стала ряска, плес -огненное зеркало, и в этом зеркале купается золотая крякуха.
Растаял туман. Вдруг призывное:
"Ках-ках-ках! Ках-ках-ках!" -заливается крякуха.
Высоко-высоко над озером проплыла стая крыжней...
Не приземлил их крянухин клич-призыв, промчались дальше...
Ой, что это такое?
Крякуха что-то слишком далеко от камня отплыла.
"Тась-тась-тасъ! Куда это ты?"
А она трепыхнула крылышками и поплыла... в камыши. Отвязалась!
"Тась-тась-тась!"
Да куда там! Где-то уже довольно далеко в камышах откликается:
"Ках-ках-ках!"
Возможно, это она откликается на ваше "тась-тась", а возможно, встретилась с крыжнем, знакомится.
Прощай, крякуха! Первый раз не повезло!
А Иван Кириллович (чья крякуха) очень настойчиво просил и наказывал:
- Смотри же, чтоб не отвязалась! Они, крякухи, такие: носиком развязывают узелок на кольце - и тогда прощайте!
Ой, что же делать? Что же этому Ивану Кирилловичу сказать?!
Но не всегда крякуха отвязывается. Это у нович-ка-крякушечника так порой бывает...
А если нормально, то крякуха плавает, плещется, покрякивает.
И вот вам призывающее:
"Ках-ках-ках! Ках-ках-ках!"
То осторожная лысуха выплыла из камышей. Она озирается по сторонам, клонит голову на левый бок и правым глазом смотрит на небо, на солнце. Она ведь слышала, а возможно, и видела, что в озеро заплыл челнок, а теперь никого нет, только уточка свободно плавает и, никого не боясь, купается. Осторожненько, тихохонько, раздвигая ряску, лысуха плывет к крякухе.
Ах, какая же ты, лысочка, доверчивая!
На крик-зов крякухи по-разному реагируют пролетные утиные стайки и одиночные дикие утки.
Вот летит стая чирков. Их двенадцать.
Заслышав крякуху, они вдруг сворачивают к озеру, быстро облетают озеро раз, потом исчезают за камышами и снова появляются над озером, но уже немного пониже... Ишь, какие осторожные! Зорко всматриваются: нет ли где на озере чего-либо опасного?..
Вы сидите в челноке, скрытом за рогозой, и - ни звука! Тогда они падают на озеро, словно кто-то из сита просыпал.
Но падают далековато от крякухи, вразброд, не кучею.
Упали и с минуту сидят, как набивные чучела, неподвижно.
И только через некоторое время начинают подплывать друг к другу, медленно приближаясь к крякухе...
Вы не шевелитесь, ждете, пока они сплывутся, чтобы затем одним выстрелом свалить их, ну если и не все двенадцать, то, на худой конец, немногим меньше... Но только немногим!
Сидите, задумавшись, или, заметив в стороне курочку, наблюдаете, как она по ряске перебегает...
Крякуха спокойно покрякивает...
Вы перевели взгляд на крякуху, а на том месте уже не одна, а три птицы плавают...
Когда они прилетели, как очутились возле крякухи? Вы на этот собственный вопрос только плечами пожимаете. Вы всматриваетесь: где же ваша крякуха, а где гости?
Наконец разобрались...
- Да отплывите же от крякухи, потому что не могу я пальнуть: могу крякуху задеть...
И когда они, перебирая носами ряску, отплывают, тогда: "Б-б-бах! Ба-б-б-бах!"
"Ках-ках-ках!" - восклицает крякуха.
И камнем валится пара крыжней. Даже крякуха перепугалась и шарахнулась от них...
Они сплываются. Кажется, крякухи не заденете, так как ваше ружье бьет кучно.
Вы целитесь в первого, который поближе к вам, с надеждой, что заденете и второго, плывущего за ним...
А знаете, как целить в сидящую утку?
Не в нее непосредственно надо целиться, а под нее.
"Бах" - первый крыжень завертелся на месте и вдруг ныряет, второй с криком срывается и летит на вас. Этого вы бьете влет... И, представьте себе, падает и этот... Тем временем выныривает первый, убитый...
Гордостью так и пышет от вас!
Вот если б сейчас вас увидели те, кто всегда допытывается, заметив уток на ваших тороках:
- Дороги ли нынче утки?
А если сядет на плес тучей стая крыжней - может, тысяча, может, две тысячи, может, пять тысяч!..
Да что там говорить! Охота с крякухой - очень добычливая, спокойная охота, особенно для охотников, которые уже в годах, которым бродить по болотам и лазить по камышам уже... ну, как бы выразиться... тяжеловато...
Только не слишком увлекайтесь.
Убили десятка четыре или пять и ступайте себе домой. Не надо обязательно пятьсот или тысячу! Это слишком много.
А так - одну на борщ, а одну на жаркое с яблоками или с брусничным вареньем. И хватит с вас.
4
Дед Лука был вообще прекрасным охотником и еще более прекрасным крякушечником. И крякухи у него были такие, как ни у кого другого на свете.
- Я, - рассказывал дед Лука, - пущу, бывало, крякуху и сижу. А тут вдруг -туча! Села возле крякухи тьма-тьмущая крыжней! Может, тысяча, может, две, может, пять тысяч! Я засмотрелся да как двинул из обоих стволов разом! Как взвились они, ну, я вам говорю, как буря! И ни одна не лежит! А мне невдомек, что двинул я из обоих стволов не в уток, а в камыш. Заворожили они меня! Да!