Мертвец - Эдуард Веркин

— Лёжа, — добавил я. — Он лежал на топчане в комнатах Прянишникова, смотрел на ползающих по потолку клопов и изобретал лампочку. А до этого полчаса сидел в сортире. А потом уже её Эдисон изобрёл. Тоже в сортире. Жизнь происходит в сортире. Человек за всю свою жизнь почти год в сортире сидит.

Я тут прямо как Вырвиглаз стал рассуждать.

Упырь почесал голову.

— Так что, для того, чтобы изобрести лампочку, достаточно сидеть в сортире?

— Не, просто сидеть недостаточно, надо иметь талант. Если у тебя есть талант — можешь сидеть. А если таланта нет — сиди не сиди, ничего не высидишь. Вот наш сосед — Соловьёв. Тоже изобретатель. Как идёт в туалет, так вся улица знает, что он изобретает. В таком, знаешь ли, изобретательском экстазе пребывает… Стёкла дрожат. И что, ты думаешь, в жизни он изобрёл? Только самогонный аппарат, вот и все изобретения. Так что это дело такое, тонкое…

Я замолчал, принял сосредоточенный вид и уставился в потолок. Упырь не знал, что ему, бедолаге, делать. Он в очередной раз ощупал своими кефирными глазками комнату, поглядывал на меня, поглядывал в окно. Но я молчал, я не собирался ему помогать. Я ждал.

А этот гад сидел. Сидел, вертелся, затем снова взял «Последнюю войну». Так и продолжалось. Я смотрел в потолочную балку, Упырь читал. Читал. Жаль, что книгой нельзя подавиться.

Не знаю, то ли от усталости, то ли от капусты — тушёная капуста — замечательное снотворное, лучше сгущёнки, — я уснул. Проспал, наверное, час, днём всегда недолго спишь.

Проснулся от негромкого разговора. Оглядел вполглаза комнату. Никого. Разговаривали на крыльце. Я медленно, чтобы не скрипнули пружины, выкрутился из койки, аккуратно продвинулся к двери, выглянул.

На ступеньках сидели Упырь и Сенька. Сенька продолжал пребывать в парадном виде, только пиджак снял. Он что-то рисовал в блокноте, объяснял, обводил руками наш небогатый горизонт.

Я прислушался.

Судя по всему, Сенька вправлял Упырю бизнес-проект. По организации первого в области и в Нечернозёмном регионе кладбища домашних животных. Причём не абы какого, а европейского класса с VIP-боксами, с охраной, с подсветкой, — одним словом, солидное кладбище, для солидных людей, то есть для солидных животных солидных людей.

Интересно, где он его организовывать собирается? Неужели в нашем городишке? Вряд ли. Солидных людей у нас маловато.

Я стал слушать дальше и выяснил, что кладбище домашних животных должно образоваться всё-таки в областном центре — там целевая группа наличествует.

Много достаточно богатого народа, которому жалко своих тузиков и ромуальдов на помойку в обувных коробках выкидывать.

— Я всё просчитал, — излагал Сенька, — клиенты у нас будут. Во-первых, там собачий питомник всероссийского значения, во-вторых, конный завод, в-третьих, Золотое кольцо. А иностранцы очень любят, чтобы их твари были не просто похоронены, а в значительных местах. Мы сможем выйти, таким образом, на международный рынок…

Упырь слушал, кивал серьёзно, будто на самом деле собирался заняться кладбищенским бизнесом. Я представил Ипатьевский монастырь в лучах заходящего солнца, представил маленькие аккуратные могилки возле древней стены, безутешных американцев и немцев, траурный звон… И как-то страшно мне стало даже, подумал я, что у брата моего может и в самом деле что-нибудь получиться.

Неосторожно наступил на половицу, она скрипнула, оба поглядели на меня. Я спросил:

— Ну что, Сенька, сдох у Шахова пёс?

— Что?

— Собака Шахова сдохла, спрашиваю?

— Нет пока, — вздохнул Сенька, — крепкая, тварюга, попалась. Но скоро сдохнет, я не сомневаюсь… Ладно, мне пора, много дел. Отдыхайте.

Сенька многозначительно кивнул Упырю и направился в большой дом.

— Что он тебе предлагал? — спросил я.

— Кладбище организовать. Для домашних животных…

— Я бы на твоём месте не соглашался. Это он говорит так, что для домашних животных. А на самом деле первым закопает тебя.

— Как?!

— Так. Псих, я же тебе говорил. Закопает тебя для тренировки. Сколько времени?

— Пять уже. Я прочитал, кстати, книжку.

— Когда это?

— У меня быстрочтение. Я в такую развивающую школу ходил, нас там учили всё делать быстро, быстро читать тоже. У нас был парень, так он вообще читал так — поглядит на страничку и уже всё, прочитал. У него было непосредственное восприятие действительности, минуя понятийный аппарат, он сразу воспринимал всё. То есть если он видел кучу рассыпанных спичек, то он сразу говорил, сколько их, как в «Человеке дождя», только он был не дурак, а вполне нормальный…

— У меня ещё есть отличная книга, — попытался я его остановить, — называется «ЦРУ против СССР», я тебе уже рекомендовал…

— А у нас нет библиотеки. Отец против книг, он считает, что книги набирают пыль и вообще держать книги — это пошло. Поэтому у нас все книги в компьютере, библиотека целая, сорок тысяч томов, там чего только нет, даже книги про охоту на Аляске, там, на Аляске, такие здоровенные утки водятся, и у них розовое мясо…

Я снял с полки «ЦРУ против СССР» и сунул Упырю, думал, может, он свалит. Куда там. Он сидел у меня почти четыре часа, до самого вечера, рассказывал про техники быстрого чтения и техники дальновидения, когда без всякого вооружённого глаза можно зрить вдаль, а потом сразу начинал про технику ниндзя, когда те без всяких приспособлений взбираются по совершенно гладкой стене…

Упыря вообще вдруг переклинило на всякие сверхвозможности, и в этот вечер я узнал о сверхвозможностях много. Как научиться задерживать дыхание на семнадцать минут с помощью особых упражнений для брюшного пресса, как печь специальные пироги — ешь и не толстеешь, даже, напротив, килограммы только тают. Как научиться дистанционному нокауту — концентрируешь в области солнечного сплетения энергию чи, а потом высвобождаешь её разом, и противник валится без сознания. Как овладеть секретами предвидения будущего — для этого достаточно научиться чувствовать лептонные потоки.

Как, как, как.

Как искать клады с помощью лаврового листа — его надо кипятить в лунной воде, а затем подвешивать на паутину, собранную в равноденствие. Как сварить обычные макароны так, чтобы из них получилась взрывчатка. И даже как прыгать с парашютом без парашюта, то есть вообще, просто так, используя внутренние левитационные возможности…

Когда солнце село, я уже знал столько, сколько мне не нужно было знать. Упырь говорил и говорил, а потом неожиданно замолчал, вспомнил про что-то важное. И удалился, оставив меня в глубоком дистанционном нокауте.

А ночью мне всё это ещё и снилось.

Глава 8. Афрокостромич

В этот раз Вырвиглаз зашёл. Свистеть не стал, проявил деликатность. Я проснулся, а в старом кресле сидит Вырвиглаз.

У меня в доме нет замков — у меня нечего красть, поэтому зайти может любой придурок. Например, Вырвиглаз. Я испугался, что этот гопник уже всё узнал и прибежал первым. Поглумиться, порадоваться, оказать, так сказать, всяческую поддержку.

Но он ничего не узнал; как только я увидел его рожу, так мне сразу так стало хорошо-хорошо. Потому что по физиономии у Вырвиглаза распространялся здоровенный фонарь. Насыщенного фиолетового цвета. Я бы сказал даже по-другому — вся гадкая рожа его представляла один большой синяк. Настоящее произведение искусства, мастер работал.

— Ударился? — поинтересовался я.

— Баторцы, — одним словом объяснил Вырвиглаз.

Понятно. Вообще-то мы с баторцами нормально живём. Они далеко — это раз, потом они всё-таки сироты, как-то с ними не прикалывает бодаться, — это два.

Гораздо больше проблем с линейщиками — ну, с теми, кто за железкой живёт. С этими драки постоянно случаются. По разным поводам, а чаще всего просто так, по традиции. Иногда по-крупному дерёмся, но это редко. А с баторцами и вообще всё тихо. Ну, конечно, мелкие конфликты всегда случаются, но это не в счёт. А тут так Вырвиглаза разукрасить…

— Ты похож на… Даже не знаю, на кого ты похож.

— Жабы… — Вырвиглаз пощупал разбитую рожу. — Как теперь…

— Ерунда, — успокоил я его. — Наденешь бандану, наденешь чёрные очки побольше, никто не заметит. Как, кстати, влетел?

— Круто, — ответил Вырвиглаз и принялся рассказывать.

Дело было так.

Шёл Вырвиглаз к себе. По улице Тимирязева. Улица эта — самая криволокотная, пыль, песок, живут одни пенсионеры, а половина домов вообще пустует. На перекрёстке с улицей Кирова Вырвиглаз остановился, чтобы попить из колонки. Под той самой берёзой, где повесился Лёнюшка. Тупо, но наш народ почему-то верит, что в этой колонке вода полезная, наверное, потому, что Лёнюшка был хорошим дядькой, только вот алкоголиком. Поэтому каждый, кто тут проходит, пьёт воду.