Мертвец - Эдуард Веркин

— Идём ровно, чтоб не спугнуть! — прошипел Вырвиглаз. — Не дёргаемся!

И уже громко сказал:

— Белые, они в Оленьем бору растут. Я туда завтра пойду. А вы пойдёте?

— Пойдём, — тоже громко ответил я. — А потом засушим.

Баторец шагал нам навстречу и осторожно, одними глазами, оглядывался. Мы поравнялись, и Вырвиглаз сдвинулся баторцу наперерез.

— Какая встреча! — рявкнул Вырвиглаз. — Какие люди в нашем стойле!

И драматическим жестом снял очки.

Баторец испугался. Он увидел Вырвиглаза без очков и, наверное, всё понял.

Что по-хорошему не уйти.

— Провиденье лишило врагов моих разума и послало их в руки мои! — Вырвиглаз облизнулся. — Ну, привет, жаба!

Баторец бросил камеру и попытался удрать. Но Вырвиглаз с неожиданной ловкостью его догнал, повалил, заломил руку за спину. Сильно так заломил, но баторец не закричал, крепкий попался.

— Вяжите его! — Вырвиглаз повернулся к нам. — Дайте верёвку!

— Сам вяжи, — ответил я.

— Ладно, жабы, без вас справлюсь…

Вырвиглаз попытался снять с плеча верёвку, но не получилось, и он выдернул из штанов ремень, уткнул баторца рожей в мох, связал ему руки. Баторец молчал. Немой, что ли, попался?

— Сейчас мы тебя, жабу, судить будем, — довольно промурлыкал Вырвиглаз. — По всей строгости.

— За что?! — Значит, не немой.

— За это! — Вырвиглаз ткнул пальцем себе в лицо.

— Это ведь не я! Это старшаки, наверное…

— Старшаки… — Вырвиглаз злобно сощурился. — Ты вот тоже через пару лет станешь…

Вырвиглаз задумался, а потом визгливо крикнул:

— А потом, значит, мне в морду?! Да?!

Баторец съёжился.

— Я тебя на сто лет отучу меня по морде бить! — заорал Вырвиглаз. — На тысячу лет!

Скрипнул громко зубами.

— Кто такие эти баторцы? — прошептал мне в ухо Упырь.

— Санаторно-лесная школа. Для детей-сирот. Батор.

— Лесная?

— Лесная.

— А почему батор?

— А кто его знает…

— А где баторцы учатся? В нашей школе?

Какой любознательный попался Упырь.

— Какая им школа, — усмехнулся я. — Они же туберкулёзники. Заразные многие — открытая форма. У них свои учителя, они в противогазах им преподают.

— В противогазах?

— В противогазах.

Что-то меня перекосило, я взял и прямо в лесу на тропинке рассказал Упырю сразу несколько наиболее популярных среди населения баек. Рассказал про мертвецкую в баторском подвале, про бродячий баторский тополь, про их столовую, про кролика само собой, про случай с бухгалтером Серембаевым. Упырь слушал.

А пока я рассказывал, Вырвиглаз придумывал экзекуцию, это по его роже читалось. Можно было просто отлупить этого попавшегося дурачка, но Вырвиглаз алкал (красивое слово!) большего, душа его беспокоилась. И Баторец поглядывал на него со страхом. И на нас со страхом.

Я рассказывал.

— Не так! — вдруг остановил меня Вырвиглаз. — Что ты гонишь, жаба! Они Серембаеву не ногти вырвали! Они его постригли, а на голову углей насыпали!

И без всякого перехода:

— Его надо посадить на муравейник!

И указал на баторца.

— Пойдём домой лучше, — предложил я.

Ну, спереть одежду — куда ни шло, но в муравейник сажать… Не люблю перегибов.

— Вы что, мне не друзья? — Вырвиглаз принялся раздуваться. — Я на вас понадеялся, а вы меня кидаете…

— И что? Нам теперь по всему лесу муравейник разыскивать?

Упырь с интересом смотрел на баторца.

— Ну давайте хоть немного поищем! — стал упрашивать Вырвиглаз. — Ну немного!

Мы согласились.

Не знаю, что уж такое, но с муравейниками в лесу оказалась просто засада. Болтались туда, болтались сюда — ничего. Один раз, правда, Упырь крикнул, что он видит муравейник, но это был совсем не муравейник, это была чага.

Вырвиглаз злился и ругал матушку-природу, которая не позаботилась о том, чтобы разместить на нашем пути надлежащее количество муравейников и, напротив, раскидала под ногами несметное количество коряг и трухлявин. К тому же ему передвигаться в штанах без ремня было не очень удобно, приходилось поддерживать.

Упырь глядел на всё это с наивным блеском в глазах, в подобных забавах он явно раньше не участвовал. Жил себе где-нибудь в Лондоне, а теперь вот у нас. В лесу, в поисках муравейника, в который мы собираемся посадить несчастного туберкулёзника.

Контраст, однако. А чего он хотел?! Это тебе не Пикадилли, это Нечерноземье, край суровых мужчин и верных женщин.

Баторец безропотно таскался за нами. То ли с участью своей уже смирился, то ли привык в муравейники садиться. А скорее всего, здорово испугался просто. Лицо у него покраснело, вот-вот захнычет, даже жалко.

Муравейник нашли почти у дороги. Большой, небоскрёбный, наверное, год строили. Даже с мухомором на верхушке.

— Красота! — обрадовался Вырвиглаз. — Жаба, вот он — твой трон!

И захихикал.

— Не надо, — пронюнил баторец.

Так жалобно пронюнил, что даже самое суровое сердце, сердце Вырвиглаза, дрогнуло.

— Да не ной ты, — сказал он, — чего, как жаба, в самом деле? Ну посидишь пять минут, ну покусают. Больно, но зато потом пороть будут — совсем не больно. Вас ведь в баторе по пятницам порют?

— Не-ет… — Баторец совсем расклеился.

— Ну всё равно полезно. Давай, чего тянуть, садись.

Вырвиглаз подобрал корявую палку, плюнул на неё и воткнул в самую макушку хвойной горы. Муравьи взбесились, всё как полагается. Забегали, засуетились.

— Готово, — удовлетворённо сказал Вырвиглаз. — Давай, жаба, садись.

— Не-е… — помотал головой баторец.

— Как это нет? — Вырвиглаз забыл про штаны, они упали.

— Я сам боюсь…

— Тебя что, сажать прикажешь? — разнервничался Вырвиглаз.

Баторец дрожал. Наверное, от холода. Хотя было жарко.

— Может, отпустим его? — робко предложил Упырь.

— Что значит «отпустим»?! — заорал Вырвиглаз. — Они меня искалечили! Его надо в муравейник!

Со стороны военного городка пэвэошников послышался вой. Сирена.

— Уже три! — возмутился Вырвиглаз. — А мы тут! Давай быстро!

Он сжал кулаки и шагнул к баторцу.

— Но я не могу сам… — пронюнил тот.

Время пришло.

— Ну давай, — я кивнул Упырю.

— Что «давай»? — не понял тот.

— Давай сажай его.

Баторец заскулил.

— Да я сам его посажу… — влез было Вырвиглаз.

— Нет, — я оттолкнул Вырвиглаза. — Это он должен. Пусть он посадит!

— Я не хочу… — Упырь помотал головой.

— Ты сам согласился, — напомнил я. — Ты же хочешь в нашу компанию? Это твоё испытание, это традиция. Так что давай.

Упырь поглядел на Вырвиглаза. Тот пожал плечами.

— Я никогда не пробовал… — с сомнением сказал Упырь.

Мы дружно хихикнули.

— Отпустите меня! — попросил баторец.

Он вообще… Я вдруг увидел его сандалии. Сандалии были тоже древними, такими же, как камера. И так же, как на камере, на этих сандалиях красовалась целая куча заплаток.

— Отпустите…

Но отпускать уже было нельзя. Если бы мы его отпустили, то всё вообще было бы тупо. Тупейше. Видимо, Вырвиглаз это тоже понимал.

— Давай! — Я подтолкнул Упыря.

Он шагнул к баторцу. Они были почти одного роста, Упырь чуть повыше и чуть, может, покрепче, всё-таки он был старше. Упырь обхватил баторца за плечи и неловко толкнул.

Баторец опустился в муравейник.

— Отлично! — Вырвиглаз подскочил с другой стороны, надавил пленнику на плечи. — Сейчас прочувствуешь! Будете знать, как меня по морде!

Баторец сидел спокойно. Несколько секунд. Потом муравьи взялись за дело.

И он заорал.

— Ничего, — хищно улыбался Вырвиглаз, — ничего, всю жизнь мне потом спасибо говорить будешь! Муравьиный яд полезен!

Баторец стонал и пытался вырваться. Но Вырвиглаз и Упырь держали крепко, и все эти виляния и дёрганья приводили лишь к одному — муравьи ярились ещё шибче. Неприятно смотреть, но я не отворачивался.

Вырвиглаз отпустил его только тогда, когда баторец обмяк и съехал вбок, перестал сопротивляться, только подвывал и корчился.

Вырвиглаз отряхивал Муравьёв, которые успели забраться и на него. Упырь выглядел испуганно. Он присел над баторцем и тупо тыкал его в руку. Баторец вздрагивал, по голым плечам и ногам носились озверевшие красные насекомые.

— С ним всё в порядке будет? — спросил Упырь.

— Да конечно, — заверил Вырвиглаз. — Эй, батор, ты живой?

Баторец кивнул.

— Ну, тогда поднимайся, а то дожрут тебя.

Пленник с трудом поднялся. Он покачивался, ноги и спина были красными и распухшими.

— Ходить можешь?

Баторец кивнул.

— Передавай привет своим подружкам. — Вырвиглаз подтолкнул его в спину. — Батор там.

Пленник, покачиваясь, побрёл в лес. По спине его ещё ползали муравьи.