Моя жизнь. Лирические мемуары - Виктор Васин

Но по фактуре и надёжности – как у них – не получается…

И нынче класс, которому и впрямь поднадоел пресловутый вал, всё чаще взывает к учёным мужам: образуйте, научите, наконец – заставьте! – но мы желаем делать продукт так и по таким лекалам, чтоб обуревала гордость за наше – свинченное, склеенное, собранное, склёпанное и сваренное – а продукт на большом рынке шёл бы нарасхват.

Но учёные мужи хихикают в кулачок: зачем учить делать продукт, якобы сулящий хорошие деньги, когда проще научить делать деньги… из воздуха.

А тут ещё государство со своими сентенциями: чтобы жить лучше, надо больше работать! Вернее – дольше быть при деле, а уж что ты производишь, и является ли дело – делом, вопрос, по мнению властей – десятый, и к тому же – провокационный. Мол, там – где нужно! – есть у нас и хорошие головы, и ловкие руки, и из цехов, где чародействуют эти руки и головы, выходят изделия аналогов которым в мире нет. И вновь кивают на оборонку…

Что ж, может и вправду мы обречены – на ять варганить только оружейные штуки, как когда-то на ять сотворили – снискавший вселенскую славу – автомат…

Диверсифицировать сырьевую экономику – без людей, знающих как – невозможно, как и невозможно осуществить диверсификацию – без людей, умеющих обращать знание – в практическую явь.

Глава тридцатая

У Апеннинского «сапожка», на западном побережье Тирренского моря есть порт Чивитавеккья. Порт как порт, не хуже и не лучше других. Но он замечателен тем, что от него до столицы Италии, «вечного города» Рима – рукой подать. С чем, и зачем мы туда впервые пожаловали – сегодня и не припомню, но стояли долго, по-видимому, загружали что-то штучное, требующее коносаментного учёта. Кто организовал поездку в столицу – первый ли помощник, либо консульские власти – выяснять, роясь в памяти, не стану – ни к чему. Но автобус был подан к причалу, группа – из свободных от вахт, и от наблюдения за погрузочными работами – составлена, и десяток счастливчиков покатил в «вечный город». На всё про всё группе отводилось светлое время суток. Первый помощник захватил с собой тощую пачку итальянских лир (резерв культфонда), чтобы при случае, как он выразился, купить на всех воду, либо апельсиновый сок. Камбуз сделал бутерброды, выдал положенное к вечернему чаю – печенье. Словом, дорожный быт был организован хоть и наспех, но сносно…

Кто вёл автобус, соблюдая одному ему известный график? Почему водитель чётко подвозил группу поочерёдно туда-то и туда-то – объяснить не могу. А уж, почему маршрут был именно таким – тем паче. Но то, что за отпущенное группе светлое время суток удавалось «обозреть» и Капитолий, и Пантеон, и Колизей, и внутренний город-государство – Ватикан, с его барочной площадью и величественным собором святого Петра, – несомненная заслуга тех, кто и приобщал моряков к знакомству с памятниками античной культуры. Кстати, при поездках в Афины, Париж, Дамаск, Рабат и Каир угадывались – и та же организованность, и тот же порядок. Что давали морякам эти поездки в плане духовном, – сказать, чтоб верилось (и без моих колких домыслов), не могу: не беседовал, не выяснял, не интересовался. Скажем, девятнадцатилетней девчушке, вчера окончившей ПТУ, помощнику повара, отвечающему на судне за хлебопечение, что давало (в плане познания, и повышения производительности своего труда) скоротечное посещение чужой блистательной столицы? Что были для неё все эти ансамбли, колонны, Триумфальные арки, Капитолии и Пантеоны, на которых лежала пыль давно минувших веков? Широко ли раскрывались её глаза, при виде артефактов античности, или всё ей казалось будничным, и зарубок в памяти не оставляло? И вскоре забывалось. Разве что по приходу в Союз ей могло доставить удовольствие сказать подругам или своему парню: «Я была в Риме».

Конец ознакомительного фрагмента.