Магнетрон - Георгий Бабат

Но в цирке аттракцион громкоговорящего радиоприема, организованный Дубовым, увы, провалился.

«Провалился с треском, — рассказывал впоследствии Дубов. — Трещало, пищало, шипело…»

Впрочем, как это уже было нами описано, и треск и писк были очень слабыми, едва слышными.

«Деньги назад!» — вопил сиплый бас с галерки.

«Недоработанный, сырой номер показываете, молодые люди, — укоризненно говорил тогда Дубову старенький служитель в лаковых сапожках и голубой униформе с золотыми галунами. — Аттракцион должен весело проходить».

«Резонанс не получается!» — резюмировали в тот вечер свое впечатление от опыта громкоговорящего радиоприема юные зрители Толя Сидоренко и Володя Веснин.

Труцци уже не было в Киеве, и он был лишен удовольствия лично выслушать мнение дирекции цирка об аттракционе, который он так горячо рекомендовал.

Но именно после этой не вполне удачной демонстрации громкоговорящего радиоприема Москвы Лев Дмитриевич приобрел авторитет среди местных радиолюбителей и был выдвинут на руководящую работу в КОДРе. Он вел занятия в любительских кружках, проверял у себя на метеостанции любительские приемники, давал консультации, сочинял инструкции, послал в журнал Радиолюбитель статейку об опытных передачах Киевской любительской радиовещательной станции.

На Дубова обратили внимание в городском комитете партии. 22 июня 1925 года было опубликовано постановление ЦК о радиоагитации. Горком стал поручать Дубову публичные выступления по вопросам развития радиодела в Советском Союзе.

Однажды по просьбе дирекции Киевской передающей радиостанции Дубов составил письмо в Ленинград на электровакуумный завод по поводу партии вновь полученных генераторных ламп.

Аноды в ваших лампах накаляются докрасна, но даже при таком форсированном режиме номинальной мощности от ламп невозможно получить, — писал Дубов. — Интересно знать, чем вы там лично занимаетесь, товарищ технический руководитель производства, если от вашего имени присылают нам такие лампы, да еще со ссылкой на ваш патент изобретателя этой лампы.

Ответ пришел быстрее, чем можно было ожидать. Очевидно, отвечавшему не терпелось высказать все, что он думает о своих корреспондентах:

Дорогие товарищи, до сих пор вы применяли лампы с железными или никелевыми анодами. Для них нагрев анода до красного свечения — это был уже форсированный режим. Но в наших новых лампах аноды сделаны из тантала. Они допускают нагрев до значительно более высоких температур. Вам интересно знать, товарищи, — продолжал читать Дубов, — чем занимается техническое руководство завода и «лично» я? Спешу сообщить: я «лично» изобретаю аппарат, который поможет без затраты мускульной энергии бегом подниматься в гору. Будет ли это палочка-выручалочка, лыжа, костыль или крючок, этого я еще не могу сказать.

И далее следовала четкая подпись: К. Студенецкий.

Дорогой товарищ Студенецкий! — тотчас ответил Дубов. — Вы совершенно правы. Вы правы не только по существу, но и по форме. В восторге от вашей шутки, от ваших «палочек-выручалочек». С приветом Л. Дубов.

Студенецкий не придал значения письму какого-то киевского радиолюбителя. И только много позже Константин Иванович получил некоторые основания полагать, что, может быть, и не следовало ему с товарищем Дубовым такие шутки шутить.

Растущий товарищ

В марте 1926 года должен был состояться Всесоюзный съезд Общества друзей радио. К тому времени Лев Дмитриевич был весьма популярен в КОДРе. Вместе с еще несколькими самыми деятельными активистами Дубов был послан делегатом на Всесоюзный съезд.

Узнав, что среди почетных гостей съезда находится также и технический директор Ленинградского электровакуумного завода Константин Иванович Студенецкнй, Дубов счел нужным представиться ему:

— Ваш киевский адресат.

— Простите, — улыбнулся Студенецкий, — сколько вам лет?

— Двадцать восемь.

— Я так и предполагал, читая ваше письмо. Если бы вы были моложе, то не участвовали бы в гражданской войне; будь вы постарше, то вынесли бы из нее другие впечатления. От вашего письма исходил столь терпкий запах эпохи военного коммунизма, что я подумал: этот ветеран немного старомоден, но еще достаточно активен для того, чтобы впитать в себя некоторые новые веяния. Надо идти в ногу с веком, молодой человек, и несколько перестроиться.

«Да, я засиделся у себя на метеостанции», — думал Дубов, слушая выступления докладчиков.

В одном из них Дубов узнал своего бывшего соратника по радиодивизиону Первой Конной. Теперь этот товарищ занимал пост директора Ленинградского радиоаппаратного завода. Дубов по окончании доклада подошел к нему.

Услыхав о том, что «Левка Дубов» работает всего лишь радистом метеостанции, ленинградец удивился:

— Как же это ты, друг, того… совсем не того?! А мы считали, что ты, живя в провинции, спокойненько получил себе там райкомчик и вершишь… Нет-нет, не сваливай на здоровье, на объективные причины! От каждого по способностям. Перебирайся ко мне на радиоаппаратный в Ленинград. Возглавишь бюро рационализации производства. Мне необходимо поднять это дело на должную высоту.

Дубов принял это предложение и переехал в Ленинград. Директора вскоре сняли, как не справившегося с работой. Дубов остался на заводе. Он добился внедрения в производство ряда интересных технических предложений, выступал на конференциях, слетах, совещаниях. В райкоме и даже в горкоме партии о Дубове заговорили как о растущем товарище. Он был переброшен с радиоаппаратного на электровакуумный завод, на должность начальника отдела технического контроля.

До Дубова эту должность много лет занимал пожилой инженер, Афанасий Афанасьевич Окаемов. Окаемов, как и Студенецкий, начал свою инженерную работу еще у Разоренова. Афанасий Афанасьевич и Константин Иванович были не только сослуживцами, но и однокашниками, друзьями со студенческой поры. Окаемов был скромен, старателен, а к старости стал даже услужливым. Окаемов принимал участие в разработке многих изобретений и усовершенствований Константина Ивановича.

Когда Дубов был назначен начальником общезаводского ОТК — отдела технического контроля, — Окаемов был переведен в ОТК цеха генераторных ламп. И вскоре после такого перемещения в цехе сильно возрос процент брака. Студенецкий высказал мысль, что следовало бы снять начальника цеха, недавно назначенного туда молодого выдвиженца из рабочих. Дубов произвел энергичное расследование. Он выяснил, что ряд измерительных приборов — амперметров, киловольтметров, которыми пользовались в ОТК генераторного цеха, — имеет недопустимые погрешности. Эти приборы не проходили проверки в Палате мер и весов. Показания приборов были неверными — они показывали брак там, где фактически брака не было. Дубов потребовал увольнения Окаемова с завода с отдачей под суд.

Константин Иванович счел нужным поговорить с Дубовым, как с членом заводского партийного комитета, о неправильном решении в отношении старого, заслуженного специалиста.

Под конец разговора Студенецкий разгорячился:

— Старых специалистов надо беречь и ценить, молодой человек! Нас не так уже много осталось. Афанасий Афанасьевич работал на заводе еще до революции. Он честно продолжал работать здесь с первых лет советской власти. Я читаю газеты и слежу за всеми новыми веяниями в нашей советской политике. Мы, специалисты старой школы, получили большое удовлетворение, изучив материалы апрельского Пленума ЦК текущего 1928 года. Там говорится о бережном отношении к старым специалистам, верно служащим советской власти. Требование уволить Окаемова и отдать его под суд — это, простите меня, типичный случай рецидива спецеедства.

— Вы, Константин Иванович, можете теперь быть совершенно спокойны, — возразил Дубов, — ваша совесть абсолютно чиста. Вы сделали мне очень сильное представление о якобы противозаконной и несправедливой отставке Окаемова, и, как мне кажется, больше к вашим словам добавить уже нечего. Я думаю, что и сам Афанасий Афанасьевич, когда вы его проинформируете о ходе наших с вами переговоров, будет морально удовлетворен. Спецеедство! Какая ободряющая формулировка!

Константин Иванович мог бы подать от своего имени письменное заявление относительно Окаемова в партком, в наркомат. Константин Иванович этого не сделал. Константин Иванович к тому времени уже так хорошо сработался с недавно поступившим на завод инженером Цветовским, что мог теперь в той части своей личной деятельности, которая касалась цеха генераторных ламп, легко обойтись без своего испытанного, многолетнего соратника. «В сущности, и завод ничего от ухода Окаемова не терял, — решил Студенецкий, — не стоит дальше углубляться в это дело».