Магнетрон - Георгий Бабат

— Валю Розанову? — переспросили Веснина. — Ее нет дома.

На вопрос о том, когда она вернется, ему ответили неопределенно и пояснили, что Валя вообще в ближайшие дни уезжает из Москвы куда-то очень далеко на постоянную работу.

Веснин оставил для Вали телефон, который он сам записал только час назад, сообщил адрес гостиницы:

— Я сам, возможно, завтра уеду в Ленинград ночью, скорым поездом. Пожалуйста, запишите, передайте, пожалуйста…

Опустив трубку, Веснин взглянул на свои ручные часы. Был уже четвертый час. На подготовку к докладу оставалось менее суток.

— Владимир Сергеевич!

Веснин поднял голову. Перед ним стоял начальник лаборатории генераторных ламп Виктор Савельевич Цветовский.

— Я только что из Энергоиздата, — сказал Цветовский. — Труды конференции вышли из печати. Хотите посмотреть?

Цветовский вынул из портфеля увесистый том в сером коленкоровом переплете с вытисненным на нем сверху заголовком: Электротермия и электросварка в СССР. Посредине переплета красовалась надпись: Под общей редакцией проф. М. Л. Рокотова, а в самом низу мелким, незаметным шрифтом: Труды конференции 1935 г.

Веснин раскрыл книгу и прочел оглавление.

— Что ж, Виктор Савельевич, ваш доклад помещен на почетном месте. Им открывается раздел Контактная сварка.

— Я тут подробно отметил, — сказал Цветовский, — что это ваша схема, что вы руководили проектированием и изготовлением прерывателей. Кроме того, я вам выразил благодарность за предоставление материалов, на основании которых был сделан доклад. Было бы непорядочно с моей стороны этого не указать.

Цветовский взял из рук Веснина Труды конференции и стал их поспешно листать.

— Вот посмотрите, тут я пишу… Позвольте, позвольте, что же это такое? — изменившимся голосом произнес Цветовский. — Честное слово, вот тут, в конце, у меня было написано: «Считаю своим приятным долгом выразить искреннюю благодарность товарищу по работе инженеру В. С. Веснину, которым была предложена схема и конструкция. В разработке принимал участие инж. Н. И. Порываев, ряд ценных советов дал инж. М. Г. Муравейский». Честное слово, все так было и в гранках и в верстке. Я ничего не понимаю… Кто же мог это выкинуть после того, как, я, автор, подписал последнюю корректуру?.. Не иначе, дело рук Рокотова.

Веснин рассмеялся:

— Стоит ли об этом беспокоиться! Рокотов известен как борец с благодарностями и посвящениями. Я читал его статью в газете «За индустриализацию» о том, что не надо засорять техническую литературу случайными именами. И, знаете, я считаю, в этом он прав. Недавно я видел курс математики с посвящением «Моей Катеньке», или помните электродинамику Никольского — «Кисе и Коз-Козу посвящаю». Как-то неловко даже такое читать. Никто не потерпел ущерба от того, что я не получил благодарности в печати. Важно, что конструкция и схема опубликованы, и те, кому это нужно, могут почерпнуть в статье интересующие их данные…

Веснин замолчал, спохватившись, что механически повторяет те самые доводы, которые ему самому не так давно приводил Ронин.

— Вы еще здесь! — крикнул Муравейский Веснину, спускаясь с лестницы. — Пошли, Володя, в наши апартаменты в гостинице «Балчуг»… А вы тут какими судьбами? — приветствовал Муравейский Цветовского.

— Я, видите ли, командирован в Ногинск, на радиостанцию, сегодня туда уезжаю, но, думаю, завтра вернусь обратно в Москву. Хочу побывать в главке.

— В главке тут сидят бюрократы первый сорт! — подхватил Муравейский.

Беседуя, инженеры дошли до Ильинских ворот и свернули в сквер.

У памятника героям Плевны резвилась группа детей в возрасте от трех до пяти лет. Озорники прыгали, визжали, дрались. Маленькая, серая, как мышь, старушка, с зонтиком, напоминавшим большой гриб-поганку, попискивала время от времени:

— Taisez-vous! Tais-toi! Silence![16]

Но усилия старенькой воспитательницы утихомирить детей были тщетны.

— Тише, дети! — наконец по-русски взмолилась старушка. — Давайте будем петь хором.

Она закрыла свой зонтик. Дети взялись за руки и стали водить хоровод. Старушка слабым, дребезжащим голоском запела, отбивая зонтиком такт:

Au clair de la lune,Mon ami Pierrôt,Prête raoi ta plumePour écrire un mot…[17]

Это была одна из так называемых прогулочных групп «неорганизованных», то есть не посещающих детский сад дошкольников.

Шутка по поводу этой забавной сценки замерла на устах Муравейского при первых же словах песенки бедного Арлекина, который умолял своего друга Пьеро одолжить ему перо, чтобы при свете луны написать словечко своей милой…

Старушка с зонтом, если бы она обернулась, могла бы так же легко узнать Муравейского, как он узнал ее. Это была его родная мать, та самая мать, о которой он всегда так нежно вспоминал там, где была надежда путем этих воспоминаний выудить лишнюю сотню рублей.

Мать Михаила Григорьевича жила у своего брата инженера-путейца. Нежный сын имел в виду зайти к ним, чтобы поделиться с дядей своими мыслями о холодильниках. На транспорте, как казалось Муравейскому, это дело должно было безусловно пойти. Но знакомить в данный момент своих сослуживцев со своей мамой, которую он, по его словам, так нежно любил, не входило в планы Муравейского.

— Мне бы очень хотелось посоветоваться с вами, — говорил Цветовский, — относительно управляемых выпрямителей. Понимаете, как только они там на радиостанции включают передатчик…

— Володя, — перебил Муравейский, — мы должны спешить, не то вы останетесь без номера в гостинице. Всего хорошего, Виктор Савельевич!

С этими словами Муравейский взял Веснина под руку и поспешно увлек его подальше от памятника героям Плевны, у подножия которого маленькая старушка продолжала усердно пасти своих резвых воспитанников.

Снова встречи

Веснин вошел в конференц-зал Академии наук, где ёму предстояло делать доклад. Он увидел массивные кресла с красными плюшевыми сиденьями и резными полированными спинками, тяжелые бархатные портьеры на окнах. В простенках висели в широких золоченых рамах портреты академиков прошлых столетий.

Зал был еще пуст. Только у окна стоял невысокий моряк. Его парадная форма была под стать торжественной обстановке зала; на бедре у него висел кортик с перламутровой рукояткой.

Моряк обернулся, и Веснин узнал Рубеля.

— С повышением вас, Никита Степанович! — сказал Веснин, тронув новые золотые нашивки на рукаве его мундира.

— Да, — вздохнул Рубель, — теперь я сухопутный моряк. Все писал прожекты и представлял докладные, ну и дописался до того, что на берег списали.

Оказалось, что Рубель работает в одном из управлений Военно-Морского Флота. Он ведал вновь организованным отделом радиообнаружения.

— Вызвал меня адмирал и говорит: «Ратуешь за это дело, ну и берись за него, возглавляй». И вот, слуга покорный, плаваю с той минуты в бумажных морях. Не хотите ли ко мне в штурманы? Нет, без смеха. Тогда, помните, на «Фурманове» за чашкой чая…

— И стаканом доброго вина, — засмеялся Веснин.

— Пускай так. Но дело в том, что в ту пору это были лишь мечты, фантазия. А теперь под моим началом целый бюрократический аппарат. Право, Владимир Сергеевич, вам морская форма будет к лицу. Переходите к нам на службу! Аттестуем вас, и будете «моряк, красивый сам собою».

— Жаль, что ваше предложение, увы, не в моей власти реализовать.

— Понимаю. Государственные интересы прежде всего. Но все же при желании вы могли бы кое-что сделать и для нас. Я хочу организовать курсы усовершенствования командного состава Военморфлота. Не согласитесь ли вы прочитать нашим командирам несколько лекций о технике сантиметровых волн?

— Сказать по совести, — возразил Веснин, — я лектор начинающий, и к тому же, как сказал бы наш общий знакомый инженер Муравейский, маловыдающийся…

— И все же, если бы вы согласились, то мои командиры имели бы большие преимущества, несмотря на вашу неопытность как лектора. Наука усваивается наиболее полно в стадии ее возникновения. За последнее столетие наше познание процессов горения неизмеримо возросло. И все же для начинающего нет ничего лучше, как прочитать старинную книжку Фарадея История свечи.

Веснин смутился и покраснел:

— Не сердитесь на меня, Никита Степанович, если я приведу вам слова Крылова о вас. Помните, тогда, провожая меня с крейсера, вы дали мне рекомендательное письмо. Алексей Николаевич, прочитав его, сказал: «Рубель вообще очень любит поощрять…»

— Ах, это вы насчет Фарадея? Ну, тут я, кажется, действительно немного перехватил… Основы импульсной техники, — продолжал Рубель, — будет вести Горбачев. Дымов прочтет о производстве. А вам только приборы. Согласны?