Магнетрон - Георгий Бабат

Веснин смутился и покраснел:

— Не сердитесь на меня, Никита Степанович, если я приведу вам слова Крылова о вас. Помните, тогда, провожая меня с крейсера, вы дали мне рекомендательное письмо. Алексей Николаевич, прочитав его, сказал: «Рубель вообще очень любит поощрять…»

— Ах, это вы насчет Фарадея? Ну, тут я, кажется, действительно немного перехватил… Основы импульсной техники, — продолжал Рубель, — будет вести Горбачев. Дымов прочтет о производстве. А вам только приборы. Согласны?

По мраморным ступеням, покрытым красным ковром, поднимались и проходили в распахнутые двери конференц-зала деятели науки. Некоторых Веснин узнавал по фотографиям, но большинство были ему вовсе незнакомы.

Профессора, члены-корреспонденты, академики собирались группами, здоровались, называя друг друга запросто по именам, обсуждали негромко вопросы, касающиеся текущей работы того или другого исследовательского института или вуза.

Неожиданно среди этих солидных ученых Веснин увидел стройную, худощавую фигуру молодого летчика в парадной форме и с рыжими бачками на румяных щеках. Это был Анатолий Сидоренко. Он оглядел зал и бегом кинулся к Веснину:

— Радуюсь твоему успеху, горжусь тобой!

Пожав руку Рубелю, он сказал:

— У вас железная хватка. Вы, товарищ моряк, нацелили Веснина на всевидящий луч. Но и авиация тоже не подкачала. Это мы, летчики, подбросили однажды Володю, весьма своевременно, на одно совещание в город Москву.

— А сейчас что ты тут, в Москве, делаешь? — спросил Веснин. — В командировке?

— Нет, я в отпуску, гощу у родителей жены и явился сюда специально передать тебе ее приглашение посетить нас. Рита всегда говорит, что для математика ты очень мил. — Сидоренко повернулся к Рубелю: — И если вы также найдете время зайти к нам, мы будем очень вам рады.

— Прежде всего разреши тебя поздравить с законным браком! — воскликнул Веснин и хлопнул Сидоренко по плечу. — А Рита как? Театр оставила?

— Нет, я велел ей держать экзамен в театральную школу Малого театра, и, представь, ее приняли.

— Послушай, — удивился Веснин, — а как же система Станиславского?

— Да, — вздохнул Сидоренко, — там у нас ничего не вышло.

— А та брюнетка с выразительными глазами, помнишь, которая играла Регану?

— Арфик Ваганова! — подхватил Сидоренко. — Так если ты боишься, что тот летчик зря брился, могу тебя успокоить. Они вчера поженились, и мы ждем их к себе сегодня вечером.

— Нет, — покраснел Веснин, — сегодня как раз я, право, не знаю… Мне должны позвонить…

— Ну и черт с тобой! Это твое частное дело.

Веснин не спросил у Сидоренко еще об одной участнице постановки «Король Лир» — о Гонерилье, то есть о Кате Загорской. Веснин вспомнил о ней несколько лет спустя в блокированном Ленинграде. Когда он очнулся в госпитале после ранения, врач показал ему этикетку донора с той ампулы, из которой ему была перелита кровь. «Екатерина Загорская», — прочел Веснин.

Пробираясь по рядам кресел, к Веснину шел профессор Николай Николаевич Кленский.

— Вы в боевом окружении, Владимир Сергеевич! — приветствовал он молодого инженера. — Рад видеть здесь и авиацию и флот! — поздоровался он с Рубелем и Сидоренко, которых Веснин ему представил.

На груди Кленского был орден Трудового Красного Знамени. Не только Кленский, но и все явились сюда, как говорил Рубель, в полном параде. И Веснин снова подумал, как велика честь, ему оказанная, — поручение сделать здесь, на этом почтенном собрании, свое сообщение. Он залюбовался живописной львиной головой, прекрасным лицом и вдохновенными глазами ученого, сидевшего в первом ряду.

— Это профессор Беневоленский, — ответил Кленский на вопрос Веснина.

Веснин еще раз посмотрел на Беневоленского. Он вспомнил анекдот Артюхова о том, как Беневоленский лег на диван и заболел, когда ему предложили взять на себя всю полноту ответственности за руководство институтом. Веснин вспомнил также отзыв Беневоленского по поводу заявки Ронина на многорезонаторный магнетрон:

Предложенная конструкция нарушает все принципы электровакуумной техники. Невозможно поместить активный катод с высокой эмиссией в магнетрон. Невыгодно и бессмысленно разбивать колебательный контур на отдельные. независимые камеры. Замена одного колебательного контура кольцом резонаторов — это регрессивный шаг.

И вот теперь этот Беневоленский пришел слушать сообщение о промышленном образце магнетрона с этим самым регрессивным кольцом резонаторов.

«Ведь ему должно быть стыдно, — думал Веснин. — Нет, ему не стыдно!» — удивлялся молодой инженер, глядя на величавую, полную собственного достоинства осанку Беневоленского.

За столом президиума на возвышении появился академик Алексей Николаевич Крылов. Веснин извинился перед своими друзьями и почти бегом кинулся к Крылову.

— Я рад, искренне рад, что услышу вас сегодня здесь и, таким образом, буду иметь случай еще чему-то поучиться, — сказал Алексей Николаевич. — Жаль, что Александра Васильевича Мочалова нет среди нас, — продолжал Крылов. — Он мог бы оценить ваши труды вернее, чем кто-либо из нас. Я вот изучаю теперь основы техники сантиметровых волн; разбираюсь, правда, немногим больше, чем при нашем первом свидании, но вижу, что проблема важная и нужная.

«Высшее счастье — это понимание, — думал Веснин, слушая Крылова. — А то, что называют старостью, — это есть нежелание понять и принять новое. Для человека, работающего творчески, не существует старости. Такие люди, как Крылов, не старятся, а растут, становятся с годами все более простыми, мудрыми…»

С волнением прислушиваясь к легкому, подобному шелесту листвы шуму, долетавшему к кафедре из зала, Веснин вынул из своего парусинового портфеля модель действующего магнетрона и отдельные его детали и положил все это по правую руку. Этот прибор был не чета тому обгорелому аноду, на который он мог год назад ссылаться на совещании у Жукова. Нет, теперь у него в руках был испытанный, проверенный, — надежно работающий прибор — круглая, запаянная наглухо коробочка размером с апельсин, такого же красновато-золотистого цвета. Именно такие приборы впоследствии, в годы Отечественной войны, работали в локационных установках на самолетах, кораблях, в наземных станциях…

По левую руку Веснин положил свой лабораторный дневник и тезисы доклада.

Алексей Николаевич Крылов открыл собрание и предоставил слово Веснину.

Успех

Веснин докладывал спокойно и толково. Он научился владеть собой. Помог опыт преподавания в Политехническом институте. И, прислушиваясь к своей довольно плавной речи, он с благодарностью вспоминал слова Дымова о том, что надо учиться читать лекции.

Он оглядел зал и увидел прямо перед кафедрой в переднем ряду Рубеля и Кленского. Это его ободрило. Он поднял вверх магнетрон, и Крылов взял этот прибор из рук Веснина и передал в зал.

В этот момент дверь в конце зала открылась, и показался запыхавшийся профессор Рокотов. Остановившись на пороге, он вытер белоснежным накрахмаленным носовым платком свою шишковатую, выбритую до синевы голову; прижимая к груди огромный, перетянутый ремнями желтый портфель, Рокотов на цыпочках пробрался в передний ряд и сел на свободное место рядом с Кленским.

Веснин смотрел, как из рук в руки переходил по рядам магнетрон. Это напомнило Веснину одно происшествие в школе, где он учился. У них устраивались гостевые вечера: приглашались известные актеры, ученые, старые большевики. В тот вечер, о котором вспомнил Веснин, к ребятам приехал геолог профессор Лычков. Он читал лекцию о кристаллах и пустил по рукам образцы- разных минералов. Володя с восхищением смотрел на крупный кристалл аметиста. Он долго держал на ладони этот бледный, прозрачный, как льдинка, камень. Толя Сидоренко высказал опасение относительно того, как бы этот дивный кристалл не упал на пол: «А то вдруг рассыплется, как сосулька».

Но произошло нечто похуже: камень исчез. Сера, свинцовый блеск, малахит — все вернулось на свое место. Но аметист исчез. Володе было тогда так стыдно, точно он сам украл этот кристалл.

«А вдруг они сломают магнетрон? — подумал Веснин и улыбнулся. — Это было бы совсем не страшно».

Этот магнетрон был не единственный, не уникальный. Это была типовая конструкция, прибор, серийно выпускаемый опытной мастерской КБ. Образцы из этой серии подвергались жестокой механической тряске, воздействию волн перенапряжений, нарочно доводились до разрушения тепловыми, механическими, электрическими перегрузками, чтобы выяснить пределы их выносливости…

Поломка или даже уничтожение этого магнетрона не могли сколько-нибудь огорчить Веснина, и все же ему стало немного не по себе, когда этим ничем особенно не примечательным экземпляром магнетрона занялся престарелый эксперт Комподиза профессор Вонский. Положив на колени микрофон своего слухового аппарата, Нестор Игнатьевич бесцеремонно дергал вывода, заключенные в тонкие стеклянные трубочки, и беспощадно встряхивал прибор.