Империя проклятых - Джей Кристофф
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я имею в виду, что будет с ними?
Диор указала через окно на двор замка внизу. Приготовления к битве шли полным ходом: каждый, кто еще мог размахивать клинком, получал его, и, хотя они и были смертны, все же представляли собой немалую силу. За этими разрушенными крепостными стенами, с мощью своих темных хозяев в жилах, клейменые Дивоков сначала окрасят снега кровью горцев и лишь потом падут.
Черная ночь, нависшая над ними, обещала наступление красного рассвета.
– Габриэль заявил, что пройдет сквозь легионы ада, чтобы прорваться ко мне, – сказала Диор. – Уверена, что он, черт возьми, не задумываясь искромсает этих несчастных ублюдков на куски. Но эти люди не хотели воевать. У них нет выбора. Они сражаются, потому что их заставляют!
– Это война. – Рейн покачала головой. – Я же говорила тебе. Посылать людей на смерть – это не просто, но это и значит быть лидером. Если…
– Я – не лидер! Я не имею ни малейшего гребаного понятия, что делаю!
– Это лучший способ сделать то, чего еще никто не делал.
Диор моргнула, не зная, что это – мудрость или безумие.
– У тебя золотое сердце, Диор Лашанс. – Взгляд Рейн смягчился. – Возможно, именно поэтому Вседержитель избрал тебя носительницей его крови. Но хотя мы все молимся, чтобы такие ночи, как эта, никогда не наступали, по-настоящему важным будет то, что мы сделаем завтра.
Диор нахмурилась и провела дрожащей рукой по волосам.
– Нам нужно остановиться. Подумать.
– Мы не можем позволить себе такой роскоши, – голос Рейн был полон огня, глаза горели. – Битва за город начнется на рассвете, и, что касается меня, я готова умереть за него.
Диор посмотрела на принцессу, внимательно изучая ее. Она была выше, крепче – дочь своей матери во всем. Волосы цвета летнего пламени, глаза – словно два драгоценных камня, и хотя в замке не висело ни одного ее портрета, Диор легко представила ее изображение на стенах Зала Корон внизу. Не в одежде служанки, а в сверкающей стали, с мечом, вознесенным к небесам, и Божественным огнем в глазах.
– Не могу сказать, что мне очень нравится мысль о твоей смерти, – пробормотала Диор.
– Не бойся того, что грядет, Диор. Оно же все равно произойдет.
– Знаю, просто я…
Принцесса все еще держала Грааль за руку, и, пока она говорила, Диор нежно провела большим пальцем по коже Рейн. Грааль рискнула заглянуть в разноцветные глаза в поисках хоть капельки тепла. Но хватка Рейн ослабла, она отпустила руку Диор, и выражение ее лица стало мрачным и холодным.
Грааль вздохнула, ругая себя, и отвернулась к окну. Она вглядывалась в темноту за окном, плотно сжав губы и стиснув челюсти.
– Прости, – прошептала она. – Это было глупо. И чертовски по-детски, сейчас не время…
Голос у нее дрогнул, по коже побежали мурашки, когда она почувствовала прикосновение к своей руке, легкое, словно перышко. Обернувшись, она обнаружила, что принцесса смотрит на нее, и ее волшебные глаза сверкнули, когда молния прорезала небо. Теперь выражение ее лица было не озабоченным, но полным боли, словно они стояли на краю огромного нового берега, на который никогда не ступала нога человека.
– Сейчас не время для чего-то более приятного, мадемуазель Диор, – печально улыбнулась Рейн. – И времени тоже нет. Совсем.
Грааль прикусила губу, и сердце ее внезапно воспламенилось.
– Значит, нам нужно его немного прикупить. Я имею в виду, не для… – Диор сглотнула и кивнула в сторону двора, где войска готовились к войне, конца которой не увидят. – Для них.
Рейн покачала головой.
– Даже если счесть это разумным, как это сделать? Рассвет никого не ждет, а Черный Лев придет вместе с ним.
Диор снова провела рукой по волосам, не сводя глаз с бушующей за окном бури. И хотя мы знали, что последует дальше, кровь застыла у нас в жилах, когда она заговорила:
– Селин.
Взмахнув тяжелыми крыльями, мы слетели с красных драгоценных камней у нее на шее и опустились на кончик ее вытянутого пальца. Она поднесла нас к своему лицу, словно изучая: капля крови, наделенная волей и формой, бледно-голубые и ярко-красные глаза встретились друг с другом.
– Мне нужно, чтобы ты поговорила с Габриэлем.
– Шшух-шшух.
– Я знаю, что он не будет рад тебя видеть. – Она покачала головой. – Знаю, что тебе надо кое-что закончить и что ты имеешь какое-то отношение к его падению в Кэрнхеме, но…
– Шшух-шшух.
– Это слишком важно! Речь идет о тысячах жизней – и горцев, и клейменых! Ты должна убедить их, чтобы они отложили нападение. Габи говорил, что никто так не боится смерти, как те, кто живет вечно, и ни один из этих ублюдков не захочет оказаться на стенах, когда на них обрушится ад. Если мы покончим с Никитой и Лилид, весь этот гнилой карточный домик рухнет!
Наши крылья были неподвижны, если не считать легкого подрагивания.
– Пожалуйста, Селин, – прошептала она. – Я знаю, что между нами огромная разница, и часть меня все еще не доверяет тебе полностью. Но если ты действительно служишь Вседержителю, как утверждаешь, ты не обречешь этих невинных людей на смерть. Нет, если есть шанс спасти их.
Дочь Девятимечной наблюдала за происходящим, но Грааль смотрела только в наши глаза. Это было глупо – рисковать стольким ради милосердия одного ребенка. Но мы уже однажды позволили ярости и страху управлять нами, когда отправили брата на смерть, и с тех пор все погрузилось в огонь и страдания.
Голоса внутри зашумели, завыли бурей, возмущением, презрением и недоверием, и нам на мгновение показалось, что все эти чувства захлестнут меня. Тогда я подумала о могиле Дженоа, о словах, которые он начертал на ней своей кровью. «Это ожидание слишком затянулось. Это бремя слишком тяжело». Я завидовала тишине, которую он, должно быть, сейчас познал. Но за криками, за эхом всех тех украденных душ, которые делили эту бессмертную оболочку, звучал вопрос, который задавала себе только Селин Кастия:
Если я не могу вложить свою судьбу в руки Вседержителя, могу ли я говорить, что верю в него?
А если я не верю в него, почему он должен верить в меня?
И поэтому, несмотря на рев протеста у меня в голове, на эхо и галдеж внутри, на вопящую мрачную несогласицу, я вложила себя в руки Господа.
И, расправив крылышки, хлопнула ими. Один
