Империя проклятых - Джей Кристофф

Фрейлины Рейн кучкой стояли за спиной Лилид, а сама принцесса распростерлась ниц перед троном графини. И в те моменты, когда решимость Диор колебалась, она смотрела на леди Рейн а Мэргенн – дочь герцогини, которую Лилид использовала в качестве подставки для ног. И маска снова возвращалась на лицо Диор, а воля становилась железной.

Рядом с Никитой стоял Аарон. В темных шелках и плаще из синей бархатной парчи он был великолепен. По плечам у него рассыпались длинные волосы, словно струи жидкого золота, а красивое лицо превратилось в маску, когда он наблюдал за схваткой отпрыска своего создателя с Драйганном. Каждый день Аарон проводил в будуаре Никиты – мы видели, как бедняжка Исла выносила из комнаты тела, раздавленные, разорванные в клочья. И хотя мы все еще чувствовали родство с этим неопытным птенцом-убийцей, нам было интересно, что же Аарону пришлось сделать и что он выбрал. Любовь – это сумасшествие, по крайней мере, так говорят поэты, и влюбленный готов почти на все, желая доставить удовольствие своей половине. Так что за тьма обрушилась на благородного капитана Авелина?

Диор прекрасно видела страдания Аарона, но, как и мы, знала, что есть только один способ освободить его. В конце концов, он потомок вампира, поэтому ему нельзя было пить ее святую кровь. Спасти павшего владыку Авелина Диор могла, только уничтожив его хозяина. На это она и надеялась.

Но как? Как она могла победить таких могущественных врагов?

Дивок взревел, когда Киара снова пустила кровь Драйганну, а сама уклонилась от удара кузена, сломав ему половину ребер кувалдой, используя вес оружия, чтобы уклониться от его устрашающего контрудара. Никита усмехнулся, стоило паре снова закружиться, глаза их горели взаимной ненавистью. Лилид посмотрела на своего старшего сына, который теперь хромал, не сводя сурового взгляда с врага.

– Прекрати играть с ней, Драйганн, – крикнула она.

Вампир взглянул на мать своего выводка, сплюнул кровь и зарычал. Толпа взревела, и он вихрем налетел на кузину, заставив Киару отступить: уж слишком яростен был его удар, чтобы его парировать, а увернуться ей бы не хватило времени. Но Киара действовала быстрее, она откатилась назад по разбитому полу. Драйганн с яростным криком бросился в погоню, и из-за тяжести своего двуручного меча и сам взвился в воздух. Но Киара все уклонялась, пока он приземлялся, и в ответ двинула старшего брата в грудь своей могучей кувалдой. Драйганн рухнул на каменные плиты с такой силой, что они разлетелись в пыль, а Мать-Волчица наступила сапогом на его окровавленные ребра.

– Вот так пал и Черный Лев, – прорычала она. – Это была наглядная демонстрация, как я и обещала, дорогой кузен.

– С-сдаюсь, – сплюнул Драйганн, на его золотых клыках блестела кровь.

– За Неистовых! – пронесся крик по залу, и вверх взметнулись бокалы в тосте. – Santé!

В ответ Киара подняла окровавленную кувалду, бросив торжествующий взгляд на своего отца. Но улыбка слегка померкла при виде Аарона, стоящего рядом с темным троном и пьющего из кубка, который протянул ему довольный Никита.

Лилид поднесла к губам свой полный до краев кубок. В этот вечер Бессердка была в одеждах из кроваво-красного шелка и в короне из изогнутых козлиных рогов.

– Твоя дочь хорошо сражается, брат, несмотря на молодость.

Никита в ответ отпил из своего кубка.

– В конце концов, она – моя дочь. Возможно, твой Драйганн недооценил ее мастерство и переоценил свой возраст.

– Ошибиться просто.

– Дураки часто совершают простейшие ошибки.

Лилид задумчиво надула губы, постукивая по ним пальцем, пока изучала племянницу.

– Она выглядит какой-то мрачной эти ночи, тебе не кажется? Несмотря на новые лавры, которые принесла ей победа над Львом? Может, ее, твою Киару, раздражает, что ее место узурпировали?

– Узурпировали? – усмехнулся Никита. – Она, как всегда, стоит по правую руку от моего трона.

Бессердка взглянула на Аарона, скривив губы, когда ее бездонный взгляд скользнул ниже пояса брата.

– Я не говорю о ее положении в тронном зале, брат.

Аарон ничего не ответил, его взгляд был устремлен прямо перед собой. Взгляд Киары задержался на отце, который сердито смотрел поверх кубка. Но если Никита и намеревался что-то возразить, то не успел. Двери резко распахнулись, и по залу эхом разнесся грохот. На пир ворвалась Сорайя, ее смуглая кожа блестела, а в косах драгоценными искрами вспыхивал свежий снег.

Никита приподнял бровь.

– Дочь?

Сорайя взглянула на Киару, которая, торжествуя, стояла на окровавленном камне. Взгляды сестер встретились, и Мать-Волчица нахмурилась, увидев выражение лица своей младшей сестры.

– Дочь, – прорычал Черносерд. – Говори.

– Прости меня, отец, – поклонилась Сорайя. – К воротам прибыл гонец.

Лилид почесала Принца за ухом, и огромный белый волк забарабанил лапой по камню, как какой-нибудь измученный щенок.

– Снова принцы Восса явились просить милостыню для своего нищего короля?

Сорайя покачала головой, глядя на Никиту, и ее желание угодить своему сеньору и отцу боролось со страхом стать гонцом с дурными вестями.

– Мне… кажется, будет лучше, если вы пойдете и посмотрите сами, мой лорд.

Бездонные глаза Никиты сузились, бледные пальцы погладили подлокотник трона, украденного у Девятимечной. Груз долгих лет тяжело лег на его чело, он был не из тех, кто любит гадать. Он встал, медленно расправил полы своего великолепного кителя и лишь потом спустился с возвышения.

– Будет лучше, если вы возьмете с собой Эпитафию, отец, – прошептала Сорайя.

По залу прокатился рокот, а лорды крови Никиты переглянулись. Черносерд нахмурился и потянулся за оружием, лежащим на его троне. Огромный меч был устрашающих размеров – больше человека. На рукояти разинул пасть в реве медведь, а клинок из темной стали покрывали руны на старотальгостском и зазубрины, полученные в бесчисленных битвах. Никита назвал его Эпитафия, и это имя было вполне заслуженным – одному богу известно, скольких пронзило его острие.

Положив оружие на плечо, Никита проследовал через зал. Он шел, а его лорды крови стояли, с подозрением глядя на Сорайю. Но юная вампирша уже маршировала в ногу со своим отцом, бросив еще один мрачный взгляд на Киару, шагавшую рядом. За ними последовали остальные, постепенно скрываясь в снегу, пока не опустела вся комната.

Ушли все, кроме Лилид.

Бессердка стояла, поджав губы, и водила позолоченным кончиком пальца по одному из рогов на своей короне. Ее мечницы переглянулись, затем перевели взгляд на Рейн, и вопрос о внезапной возможности был настолько ошеломляющим, что принцесса едва не забыла про Лилид, которая с раздраженным вздохом вскочила на ноги. Рейн крякнула, когда Лилид наступила ей на спину и