Первый марсианский поэт-лауреат - Т. Э. Оливант
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эстер расположилась в шаттле так, чтобы видеть затылок Толли. Голова сильно болела в том месте, где Аугмент ударил её, чтобы вырубить. Было что-то грандиозно дурацкое в решении помочь человеку, который только что сделал с тобой такое. И всё-таки… Всё-таки она должна помочь ему. Аугменту, который рискнул всем, чтобы спасти Марс. Даже если шанс, что это правда, совсем невелик, она должна выручить его. Не столько для него, сколько для себя самой.
Шаттл прибыл в главную колонию, и Эстер поспешила за Толли. Чтобы не потерять его из виду, ей приходилось то и дело переходить на бег, пытаясь успеть за его быстрой походкой.
Как только они вышли из главного вестибюля в боковой коридор, Толли развернулся ей навстречу.
- Почему вы идёте за мной?
- Потому что ты просил меня об этом. Давай поговорим где-нибудь в более спокойном месте? Я должна сказать тебе кое-что очень важное.
- Исключено. Ничего из того, что вы хотите сказать, не может быть для меня важным сейчас, - лицо Аугмента было апатичным, холоднее, чем она видела его раньше. Теперь в нём не осталось ничего человеческого.
- Неправда. Ты просил меня прийти и найти тебя после… процедуры.
- Вы знаете об удалении памяти?
- Ты сказал мне об этом. Ты сказал, что Совет Аугментов собирался удалить всю последнюю неделю из твоей памяти.
- Одну неделю?
- Да. Я знаю, что это звучит глупо, но они стёрли последнюю неделю из твоей памяти. Перед этим ты просил меня прийти и найти тебя.
- Вы лжёте.
- Нет! - слава богу, у неё есть козырь. - Ты сказал мне свой возраст, тебе…
- Я знаю, что ты вы лжёте, потому что они стёрли не неделю. И они выполнили процедуру, потому что я просил этого. Я попросил удалить последнее столетие. Они стёрли сто лет.
Глава 20
Толли повалился на кровать и закрыл глаза от резкого света неоновых ламп. Ему потребовалось десять минут, чтобы отделаться от о-девушки. Надо отдать должное, она была очень настойчива. Хорошо, что Совет оставил ему сообщение при пробуждении, в котором прямым текстом рекомендовал не слушать никого из недавнего прошлого. Он почувствовал что-то в своём кармане. Аугменты, проделавшие процедуру, снабдили его полудюжиной доз транк-момента, чтобы он мог побыстрей забыться сном.
Но… сто лет? Надо отметить, что когда они сказали ему об этом, он почувствовал… что? Нет, не потерю, скорее, что-то вроде отсутствия потери. И это наверняка к лучшему. Иначе зачем бы он сам просил о процедуре?
Вы запросили удаление памяти, так как не могли жить с теми ужасными вещами, которые совершили в течение последних нескольких десятилетий. Много о-людей погибло в результате вашей халатности. Вы потеряли себя. Вы хотели «перезагрузиться» и найти себя снова. Вы хотели получить шанс стать лучше.
Толли почувствовал что-то на щеке и коснулся этого. Слеза? Аугмент, которая стирала ему память, говорила, что могут быть побочные эффекты. Она дала ему дополнительную дозу окситоцина и рекомендовала не обращать внимания на эмоциональные всплески.
Что же я такого сделал? Вопрос, который он не должен был задавать. Казалось невозможным, что он совершил что-то настолько ужасное, что захотел стереть часть себя. Но вот…
Разве он не всегда переходил границы дозволенного? Жить дольше любого другого Аугмента имело свою цену. Может быть, все эти прошедшие годы превратили его в подобие монстра?
Толли закрыл глаза и осторожно попробовал испытать свой обновлённый мозг. Гормоны были в относительном порядке, принимая во внимание переделку, в которую он попал. Последнее, что он помнил, был визит на Спутник-5, сразу после прибытия первых о-людей. Он был горд, показывая им их новый дом. Это именно Толли счёл астероид подходящим для превращения в спутник, и он один отвечал за то, чтобы запас прочности базы исчислялся столетиями.
К несчастью, у него не было инфопада, не было даже терминала в комнате. Аугменты забрали их, сказав, что это для того, чтобы он не впал в перевозбуждение. Ему нужно отдыхать в течение двадцати четырёх часов, иначе он рискует получить серьёзные последствия для нервной системы.
Толли знал, что должен последовать их совету. Но его упорно продолжало преследовать ощущение неправильности происходящего, от которого он никак не мог избавиться.
Возможно, это та незнакомая женщина не даёт ему уснуть? Он никогда не видел эту о-девушку раньше, в этом он был уверен. Наверное, надо было доложить о ней Аугментам. Они велели ему так делать после процедуры. Но он слишком устал и хотел спать.
Что там она сказала? Что-то насчёт стирания недели? Неделя — ничто, когда ты потерял целый век. Толли провалился в сон.
Глава 21
- Двойной, пожалуйста.
Эстер не следовало сидеть в баре. Она должна была проявить смекалку, раскинуть мозгами, борясь за шансы снова перетянуть Толли на свою сторону. Она должна была удерживать Торговцев и Аугментов от вступления в войну. Она должна была делать много чего. Вместо этого она сидела и пила марсианский джин.
Она знала, что нелегко будет убедить Толли, что она хочет ему помочь, но не ожидала, что всё пойдёт настолько плохо. Сто лет стёрли! Возможно ли это вообще? Да. Она прочитала это в его глазах. Что-то сломалось в нём, и самое ужасное, что он даже не осознавал это.
- Ещё бокал, пожалуйста.
Прозрачная жидкость — кто знает, из чего они этот джин тут делают, а если вы этим интересуетесь, значит, вам уже хватит — огнём прожгла от горла до желудка. Ну, вот и всё. Эти безумные сутки закончились. Больше ничего нельзя сделать.
Это по-любому было мне не по силам, подумала она. Настало время заняться собственной жизнью на Марсе, подыскать побольше рифм к слову «пыль».
И опять эта проблема. Поэт-Лауреат. Полный бардак. Рано или поздно до них до всех дойдёт, что она — не та, за кого себя выдаёт, как и Толли. Когда её раскроют, даже в чём-то станет легче, она сможет снова быть старой доброй Эстер.
- Ты убежишь, если я снова попробую с тобой поговорить?
Эстер развернулась и оказалась лицом к невозможно красивому лицу Мэтта Мэги. Он был одет в тёмно-синий костюм, который, вероятно, стоил дороже всего её гардероба целиком (достичь этого было не особо трудно).
- Не сегодня, Мэтт.
- Я — Хок, забыла? - он приблизился к ней, и Эстер с раздражением ощутила запах
