Невозвращенцы - Михаил Черных

Скорее всего и этот чин стал бы его — а это уже младший из старших чинов, но случилось большое горе. Родственники семьи его невесты что-то замыслили против Империи и по велению Цезаря попали под Малый Эдикт — до шестого колена вся фамилия должна была быть истреблена, а ее поместья отходили империи. К сожалению его невеста как раз и была родственницей в шестом колене этой злополучной фамилии. И к еще одному сожалению, когда легионеры в сопровождении вигилов и квестора заявились в поместье исполнять Эдикт, Пилус гостил у своей невесты.

После того, как его любимую зарубили у него на глазах Пилус сорвался. Он успел убить квестора, обоих вигилов и нескольких легионеров, пока остальные не повалили его на землю и не «вырубили»…

За нападение и убийство на чиновника, действовавшего по приказу самого Цезаря, центуриона ждал либо крест, либо кол. Но тут вмешался старик отец. Пилус не знал, кого и как он упросил, — «неужели самого цезаря?», но парня пощадили. За сто бочек лучшего вина, что продавались по сорок — пятьдесят ауреусов[103] каждая, ему изменили приговор со смертной казни на maxima capitis diminutio — продажу в рабство.

Центуриона объявили мертвым, но родился раб Пилус, которого за тысячу сестерций выкупил Кай Муций Сцевола. И вот так уже пять лет бывший любимый сын, отца это подкосило и он ненадолго пережил официальную смерть своего младшего сына, бывший центурион и бывший жених, все бывший, влачит рабское существование…

На следующий день после этого рассказа Пилуса появился Ганник и потащил своего гладиатора на первую тренировку. Попеременно несколько тренеров из рудиариев посмотрели на него, как он двигается, как машет данными в руки деревянными мечами и метает копья, после чего высказали свое мнение Ганнику. Ганник поморщился, и сказал, что отныне Руфус будет гладиатором-россом. Морщился он потому, что «Россы» считались не самыми сильными, но и не самыми слабыми гладиаторами, особой любовью публики не пользовались, а ему хотелось, чтобы слава о его гладиаторе гремела по всему Риму. Этим же вечером начались тренировки.

Такими простыми словами: «начались тренировки» невозможно описать то, что за этим последовало. Еще вчера скучавший на больничных нарах Игорь-Руфус до семьдесят седьмого пота успел до вечера набегаться и напрыгаться под командованием покрытого сеткой шрамов рудиария. Еле-еле дойдя до своего места в общем бараке он не раздеваясь заснул и бухнулся на лежанку, причем действия выполнялись именно в такой последовательности. А на следующий день все продолжилось по новой.

Глядя на систему подготовки гладиаторов с высоты своего армейского опыта Игорь вынужден был признать ее весьма эффективной. Подготовка проходила в несколько этапов.

На первом этапе, в течение полутора месяцев, с помощью простых спортивных снарядов и элементарных физических упражнений Игоря привели в превосходную физическую форму. Говорить о том, что это было приятным процессом не приходиться — многочасовой бег с утяжелителями понукаемый кнутом, всевозможные стенки и крутящиеся механизмы, которые безжалостно, до переломов, могли изломать тело в случае неудачи, и другие похожие в своей эффективности придумки быстро превратили парня в поджарого атлета. Единственным добрым моментом во всем этом было то, что в простой, хотя и грубой, кормежке гладиаторов не ограничивали.

Когда Игорь достиг своей идеальной формы, при этом сначала потеряв неизвестно сколько килограммов, а потом возместив жир прочными и выносливыми мышцами, рудиарий начал учить его сражаться. Презрительно посмотрев на то, как Руфус машет двумя недлинными мечами, он выматерился и произвел замену оружия. Если это делалось согласно определенным правилам, то дозволялось, ведь при этом оружие бойцов получались неожиданным и, соответственно, бой был более интересным зрителям. Таким образом у Руфуса отобрали его парные клинки и вручили ему сильно изогнутую саблю и короткий кривой нож в левую руку. С этим оружием он начал свои тренировки.

Приблизительно месяц он тренировался без партнера, рудиарий просто показывал ему движения, а Руфус повторял их до умопомрачения, или скорее пока не отваливались от усталости руки и ноги. Работал он с боевым оружием, и резался несколько раз очень сильно, пока учитель в очередной раз презрительно не сплюнул и не подсказал одеть на лезвия маленькие деревянные палочки. Так дело пошло веселее. Через месяц Игорь первый раз встал в пока еще учебный поединок. Поединок велся на боевом оружии, но на дешевом и его режущая кромка на лезвии была завалена, а колющие кончики оружия — скруглены. Таким оружием нельзя было нанести смертельную рану, но тяжелую — легко. Это придавало тренирующемуся дополнительный стимул.

Конечно, Игорь был далек от того, чтобы считать себя великим фехтовальщиком, но такого унижения он себе даже представить не мог. Сразу же после начала поединка его сабля была выбита из руки, после чего рудиарий стал гонять его по всему полю, нанося обидные и болезненный удары по всему телу. Вспоминая кое что еще из армейской практики Игорь старался лезть в ближний бой, на ту дистанцию, которая сделает гладий противника слишком длинный, но рудиарий сразу же раскусил его желание и легко поддерживал дистанцию.

Но никто не застрахован от ошибок, наконец ошибся и рудиарий. На одном из своих замахов он чуть сильнее чем надо «провалился» мечом вбок и Игорь, долго ожидавший такого момента, резко рванул вперед. Чтобы напороться на сильнейший прямой удар ногой в живот…

— Здесь тебе не театр, и все идет в ход. Можешь рубить — руби, можешь бить — бей, можешь зубами рвать — рви. Все средства доступны… И запомни, — стоял рудиарий над скорчившимся на земле телом, пытающимся хоть чуть- чуть унять дикую боль в животе, — никогда не концентрируйся на одном. В бою надо быть гибким, как плеть. Не получилось сразу же, забудь или отложи. Я, конечно, успевал тебя и мечом срезать, но ты нуждался в уроке…

Приблизительно так кончались все их занятия. Почти всегда Руфус оказывался на земле, зажимая руками либо сильный ушиб, либо неглубокую резанную рану. Но постепенно, как его тело покрывалось сетью тонких шрамов, так вырастали его навыки во владении саблей и ножом. Теперь поединки длились уже не секунды а минуты, а однажды у него даже получилось задеть своего учителя мечом, оставив на его смуглой коже длинную царапину. Между прочим, ради зрелищности поединка одевать что-либо кроме набедренной повязки и положенных по правилам доспехов не разрешалось. И развращенные граждане, и рабы желали хлеба и зрелищ, как можно более кровавых, каждая кровавая рана приветствовалась радостными возгласами, а смерть — веселыми криками…

Видя успехи своего ученика рудиарий, отлично владевший и наборами других гладиаторов, стал часто менять вооружение и доспехи, приучая Руфуса сражаться с разнообразными противниками. Прошла еще пара месяцев, и наставник, с многими оговорками, сообщил Ганнику о том, что Руфус готов. Теперь новоявленному гладиатору предстоял последний экзамен.

Пилус, с которым сдружился Игорь, был очень удивлен тому, как его обучают. По его словам, «обращаются с тобой, как с сыном Цезаря». И то, что Руфус принял за экзамен на самом деле являлось совершенно обычным делом. А произошло все так.

В один из дней его привели на ставшую уже совершенно привычной тренировочную арену. В этот день, почему-то, рудиарий не стал надевать доспехов и оружия, а тихонько полусидел прислонившись к стене, с аппетитом поедая небольшие пирожки и запивая их молодым вином из кувшина. Присутствовал тут и Ганник, внимательно осматривавший свою надежду стать ланистой в новой школе. Наконец приоткрылась зарешеченная дверь и двое рабов втащили на арену еще одного гладиатора.

Был он связан по рукам и ногам, но из не заткнутого кляпом рта извергался такой поток латинской речи, среди которого Руфус смог опознать только несколько матерных слов — похоже остальные были совсем площадной бранью. По жесту Ганника приведенного гладиатора стали развязывать, в то время как Игорь с помощью своего учителя быстро переодевался в «Росса». Содрав с себя простую тунику без рукавов, сделанную из грубого шерстяного или домотканого полотна — основную одежду рабов и бедняков в империи, Игорь стал одевать доспехи. Правда доспехи это были — одни слезы: два широких наруча из толстой кожи с меховой оторочкой, такие же на голень и бронзовый помятый шлем. В конце ему вручили саблю и нож, с которыми он тренировался, правда сейчас оба лезвия были не только не прикрыты никакими накладками, но еще и остро заточены.

Пик непонимания Руфуса пришелся как раз на тот момент, когда развязанного гладиатора быстро одели и вооружили как Северянина. Разъяснили все слова Ганника.

— Сейчас вы будете драться как на арене, до смерти, — и отошел к стене.