Невозвращенцы - Михаил Черных

Сколько Руфус не ждал начала, а все равно, длинный и тягучий звук рога оказался для него сюрпризом. По этому сигналу противники в парах, расположенные метров в десяти друг от друга, начали сходиться. Заревев, Барон, как кабан, бросился на Росса, занеся в замахе над головой молот. В принципе, после такого подарка, победа была у Игоря в кармане. Ему оставалось только подпустить орущую тушу поближе и либо дождаться, когда молот пойдет вниз — в этом случае траекторию движения изменить практически невозможно, и если не подставляться, то молот уже не опасен, и после этого нанести удары; либо ударить даже раньше — когда молот в замахе и еще не опасен.

Так он и сделал. Быстро двинувшись вперед и проскочив под ударом, он сначала рубанул саблей в правой руке по телу врага, а на мгновение позже ножом в левой полоснул по предплечью противника. После этого набранная взаимная скорость развела их метра на два, спасая Руфуса от возможного ответного удара.

«Хотя это лишнее. Какой ответный удар? Я уже победил. Или нет? Что-то не так….» — подумал Игорь и не спеша обернулся. Только рефлексы, вбитые за последние пару месяцев глубоко в спинной мозг, помогли ему увернуться от удара Барона. Руфус совершенно упустил из виду то, что его оружие сейчас было хорошенько затуплено (что кстати не скажешь о Баронском молоте — хоть он и был замотан в кожу, своей смертоносности он от этого не потерял), а броню заранее портить никто не собирался. Тупая сабля проехалась по бронзовым пластинам и не нанесла никакого вреда. Даже нож и тот принес больше пользы: Барон теперь с берег левую руку, на которой отчетливо была видна широкая красная полоса.

Но все же, это был не спорт, и результативные удары тут отмечались не поднятыми флажками боковых судей и не начислением очков, которые после 2–3 минут приносили победу. Тут все мерилось смертью или тяжелыми увечьями: отсеченными конечностями, разбитыми головами и проломленными ребрами. В такой ситуации бронированный противник, у которого незащищенными оставались только руки, ноги и лицо, имел огромное преимущество перед Игорем. Если бы был опытным. «Что ж, — подумал Руфус, уворачиваясь от следующего, теперь горизонтального удара молотом. — Придется побегать».

И Игорь побегал. А также попрыгал и попадал. Ему в показалось, что бой продолжался около часа, хотя уже минуты через две Барон с красно-синими от крови и синяков руками, а также без сознания от финального удара железом по шлему, валялся на песке арены. Руфус, повинуясь жесту распорядителя, отошел в сторону ворот и стал наблюдать за остальными боями. К этому времени счет стал благодаря стараниям парня один-один. Пирату не повезло: в поединке с Северянином у него не было шансов, и с превращенным в кровавую кашу ударом щита лицом, он сейчас валялся на арене. Без сознания или мертвый.

Глядя на поединки со стороны Игорь не мог не отметить полною «зеленость» гладиаторов. Если в поединках опытных воинов удары и атаки редки, там в основном шла игра, обмены финтами, занимание более удачной позиции, постоянный маневр и игра с дистанцией, то новичков можно узнать просто. По «мясу». Вот и сейчас на арене происходило не почти священнодействие, поединок мастеров, поединок ума и духа, а это самое кровавое крошево.

Удары сыпались противниками во всех парах как из рога изобилия, но так как мастерства и у обоих не хватало даже на что-то одно: ни на атаку, ни на защиту, то большинство кривых и косых попаданий оставляли на телах поединщиков кровавые отметины. Но той толпе, что сейчас смешанным с пренебрежением жадным интересом смотрела на арену, именно этого и надо было. Хлеба и зрелищ. А точнее: крови, страданий и смерти, ради удовлетворения своих низменных инстинктов…

Бой закончился проигрышем школы Сцеволы со счетом 2:3. Еще одну победу одержал Дикарь, который хоть и был опутан арканом Лаквеария, хоть и был сбит с ног внезапным рывком, но смог выпутать одну руку и неожиданно швырнуть свой каменный топорик. Сейчас мортусы уже уволакивали тело неудачливого Лаквеария в сторону рабского кладбища, на котором лет через десять пышный цветом расцветут богатые плантации местного Мецената. Неожиданную смерть среди прегенариев толпа приветствовала овацией.

Игорю неожиданно стало мерзко смотреть на то, что представляло по мнению многих историков золотой век человеческой цивилизации, и поспешил уйти с арены сквозь те же ворота, сквозь которые недавно их ввели.

Лично для Руфуса результаты первого боя были великолепными. Во-первых — и Тит, и, что самое главное, Ганник оказались удовлетворены дебютом нового гладиатора. Во-вторых все обещанное было дадено: его, вместе с молоденьким новичком, переселили в другой барак, где жили предпочтительно немцы. К новичкам отнеслись доброжелательно, приняли хорошо, без всяких «прописок», даже по-дружески приобняли Руфуса за спасение парнишки. На этом правда все хорошее отношение кончилось — в этом мире еще не доросли до всеобщего равенства, так что он для них так и остался иноплеменником, пусть и неплохим. В третьих Тит, который поставил несколько монет на его победу и выиграл, дал ему, от щедрот, пару мелких медных монет, так что теперь у Игоря появились деньги: целых две униции.[105]

Через пару дней в барак к Руфусу в редкое свободное от тренировок время заскочил Пилус и не слушая его отговорок потащил его к выходу. Короткий разговор с охраной около барака и вот дверь сектора открыта. Не останавливаясь Пилус тащит его дальше, в тот угол поселения, где располагался местный храм Единого. Небольшое здание храма ничем не напоминало христианских храмов, скорее древнегреческие: такие же колонны, прямоугольная форма и т. д. Вместо креста над входом был изображен меч, поразительно похожий на гладий.

Внутри храма стояло множество статуй, что еще больше подчеркивало сходство. Как объяснил Пилус: «Единый един, но у него множество Явлений». Каждому из этих явлений посвящена своя собственная статуя. Чем это отличается от пантеона на много богов, который был в древнем Риме, Игорь так и не понял. Вообще то храм производил впечатление редко посещаемого. Младший жрец подскочил к посетителям но увидев их браслеты, скривился и задрав нос ушел куда-то вглубь. Купив у служки несколько подношений в виде небольших восковых мечей, оба гладиатора подошли к стоявшей в самом темном углу статуе.

Эта статуя заметно отличалась от других. Для начала, во всем храме полированный как стекло пол здесь был протерт тысячами ног, что говорило о том, что эта статуя пользуется спросом. А во вторых… Когда-то, еще в детстве, довелось Игорю смотреть фильм «Обыкновенный фашизм» и один момент запал ему в душу и запомнился на всю жизнь. Там показывались статуи рабов, которые фашисты хотели расставить то ли на границе, то ли в захваченных городах, не важно. Важно то, что статуя раба оттуда как две капли воды походила на ту, что он увидел в этом углу.

— Это кто такой?

— Это для рабов. Для нас. Нам не чаще одного раза в год можно сделать подношение к любому из других Явлений…

— А к этому можно каждый день? Ха!.. Странно. Надо же — ваш Единый значит еще и каким-то кусочком своей, хм, своего тела? Своей души? Да, своей души раб?

От такого неожиданного вывода Пилус опешил, после чего хрюкнув поперхнулся смехом. Чтобы не заржать во весь голос он руками стиснул себе челюсти, но все равно смех пробил себе дорожку наружу, тихим фырком через стиснутые зубы и катящимися по щекам слезами. Тихо отсмеявшись Пилус тихим веселым голосом сказал Руфусу:

— Ты молодец! Расскажу своим, пусть порадуются. Ты только никакому жрецу такого не скажи, а то тебя быстро за такую ересь сожгут.

— А кто же это тогда?

— Это Явление раба, который в земном воплощении, когда оно случается, всегда должен сопровождать своего хозяина Единого.

— И ему молятся рабы?

— Да, — ответил Пилус, после чего презрительно продолжил. — Коли ты будешь покорно и радостно служить всю свою жизнь, то в загробном мире, у в Царствии Единого, тебе достанется в господа хороший хозяин. Смотри как это делается. Берешь свой восковой меч, втыкаешь в специальную дырку в постаменте и все. Вот так это делается. Делай, тебе положено поблагодарить Единого за удачу. — Помолчав Пилус продолжил: — сюда приходят слабые духом рабы. Рабы, которые молят о прощении хозяев, о легком труде, о том, чтобы рабыня, которую он любил с первого взгляда, после хозяина и надсмотрщиков досталась сразу ему, а не другим рабам… Много о чем…

Пилус опять замолчал, стискивая зубы. Его слова, весь его вид явно говорил о том, что ранее сказанные слова о том, что рабская участь его совсем не тяготит были, э… не совсем соответствующие истине. А если точнее — то совсем ей не соответствовали. Когда тот немного подостыл, Руфус отважился задать вопрос:

— Но ты тоже сюда ходишь?