Голоса - Борис Сергеевич Гречин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Девушка примолкла и заговорила спустя некоторое время.
«Тут… твои студенты сочинили легенду о том, что я Ивана будто бы прогнала, чуть ли не метлой. Очень лестно, очень! И так мило с их стороны в это верить… Но на самом деле я его не прогоняла. Я попросила время, чтобы подумать. И после его ухода думала часа два. Уж не знаю, простишь ли ты мне когда-нибудь эти два часа… Но не будем: у тебя ведь тоже наверняка есть на совести и тот номер в могилёвской гостинице, и, наверное, какая-нибудь прогулка наедине с «очень скромной, очень православной»…
Тогда я, кстати, тебе и написала свой гневный вопрос: мол, не упали ли вы с сеновала, милостивый государь, не приложились ли головушкой — тащить своих учениц в койку? Твоей свите тоже написала: можешь вообразить себе моё состояние, если я сочинила такую глупость! Никто мне не ответил, а мне стало стыдно. Ты, похоже, был потерян…
Вдруг я решилась и позвонила отцу Нектарию, рассказала ему про визит Ивана: быстро, энергично, не давая себе времени опомниться. Я надеялась, что он меня успокоит как всегда… Ничего подобного! Алексей всё выслушал и ответил каким-то слабым, больным голосом: он не думал, что интрига «начальника штаба» зайдёт так далеко. Если я действительно верю во всё, сказанное мне Иваном, то помочь мне нечем. Но если на секунду допустить, что сказанное Иваном — правда, то он, Алёша, меня заклинает не беспокоить ни меня, ни Марту до понедельника. Это попросту дурно…
В его ответе я услышала и обречённость, и отказ от меня, и осуждение: мол, «эту уже не спасти», и возмутилась — чудовищно! Уже после того, правда, как повесила трубку. И просто из чувства протеста я решила: пойду на свидание с Иваном! Вот вам, получите! Я уже взяла в руки телефон, чтобы ему позвонить…»
На этом месте Настиного рассказа мы вышли к реке и даже спустились к самой кромке воды. На прибрежном песке лежала перевёрнутая вверх дном лодка. Девушка, проведя по ней рукой и убедившись, что не испачкается, села на эту лодку, лицом к закату, и ещё помолчала немного.
«… Но здесь, — продолжила она, — кто-то заступился за меня на том свете. Может быть, старичок, за помин души которого я иногда ставлю свечку… И этот кто-то будто сказал внутри меня тихим голосом, неотличимым от голоса моих собственных мыслей: отчего бы, пока я ещё не совершила этот непоправимый звонок, мне хоть раз в жизни не послушать «Взлетающего жаворонка»? Того, что в прошлую среду — среду ведь? — я почувствовала на расстоянии, хоть никогда не слышала. Пьеса умершего композитора с заурядной фамилией, конечно, соловьиная, а не жаворонковая, и если я сейчас скажу Ивану «да», в моей жизни пойдёт совсем другая музыка… Я нашла её в Сети, нашла наушники. И я, в отличие от тебя, добралась до конца. Хорошо, что меня никто тогда не видел! Когда весной тают пруды, иногда лёд заливается водой полностью. Вот именно такое, по ощущениям, у меня от слёз было лицо…
И не позволяя себе передумать, я взяла телефон и написала Ивану: «Нет». Без дальнейших объяснений. А после добавила его номер в «чёрный список». Про то, как еле дождалась понедельника, промолчу.
Вот таким образом, мистер Могилёв, — притворно вздохнула она, — я и упустила своего жирного жаворонка, а осталась с…»
«… Тощим и невзрачным соловьём?» — предположил я, улыбаясь.
«Именно, — подтвердила Настя. — Вас удовлетворяет моё объяснение, милостивый государь? А ещё ты стоишь против солнца, и я плохо вижу твоё лицо. Даже немного боязно…»
Я протянул ей руку, помогая встать. Здесь, как вы понимаете, обнять её было уже совершенно уместно и невозбранно. Но о дальнейшем пишут только авторы вроде Колин Маккалоу, а вы ею не являетесь, поэтому для вас разумно, позволительно и справедливо дальнейшее опустить, согласны?
[8]
— Но если вы думаете, что события понедельника на этом закончились, вы ошибаетесь! — продолжил Андрей Михайлович после небольшой паузы. — Домой я пришёл едва ли не в одиннадцатом часу вечера и дверь, как у нас было заведено, открыл своим ключом. Свет на кухне горел: моя мама угощала кофе — кого бы вы думали? — Аду Гагарину!
«Этот молодой человек, староста группы, хотел уйти, узнав, что ты ещё не вернулся, но я его не отпустила», — пояснила мама, улыбаясь. Ада, услышав «молодой человек», и бровью не повела: ей, возможно, даже приятно было это услышать. Я не стал объяснять, что приключилось небольшое недоразумение, а вместо этого попросил «молодого человека» пройти ко мне в комнату.
«Простите, это бестактно с моей стороны — приезжать так поздно и не предупредив, — хмуро начала девушка. — Чтó говорите, сесть? Спасибо. Вы не против оставить только настольную лампу и выключить люстру? Отчего-то яркий свет режет глаза, чувствуешь себя словно на допросе. Собственно, про допросы… Я не имею никакого права спрашивать вас, но всё же спрошу, а вы решайте сами, отвечать мне или нет. Вы можете сказать мне, что… что произошло в Белоруссии между вами и Мартой?»
«Какой вопрос!» — я успел рассердиться на Аду, прежде чем вспомнил, что я же сам и уполномочил её внутри нашего «могилёвского княжества» вести расследования любого рода. Да, наш «имперский следователь» не терял хватки.
«Ну, я предупреждала», — обронила она.
«Вы ведь… вас интересует, простите за уточнение, только… один аспект, верно?» — догадался я.
«Вы очень проницательны».
«В таком случае могу вас успокоить, Алексан-Фёдорыч: именно в том смысле, который Вы имеете в виду, — ничего. Бог уберёг».
«Вот, снова! — упрекнула она меня, при этом посветлев лицом. — Снова вы возводите… то есть не возводите, а, наоборот, приписываете Ему свои заслуги. Зачем «Бог», если это вы сами сопротивлялись и успешно справились с собой?»
«Именно Бог, милостивый государь, — ответил я серьёзно. — Я, разумеется, «сопротивлялся», выражаясь вашим языком, но грош цена была бы моему сопротивлению, если бы, к примеру, Марта оказалась немного более реши…» На этом месте я прикусил язык.
«Так это от неё исходила инициатива?» — холодным, деловым тоном уточнил мой «следователь».
«Послушайте, какое это имеет значение, и особенно сейчас!»
«Для меня — имеет. Ведь мне, сохраняя объективность, в отсутствии которой, как вы знаете, меня уже упрекнули, нужно было бы осудить или вас, или её. А я за вчерашний день поняла,
