Московия - Сигизмунд Герберштейн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
253
8 В московской области не найти меду… — Странное заявление Герберштейна вызывало недоумение, вероятно, даже у некоторых современников, занимающихся торговлей и вывозивших большое количество русского меда на Запад, в том числе и из областей, лежащих совсем рядом с Москвой. Известно, что к концу XVI в. англичане по беломорскому пути вывозили ежегодно до 50 тысяч пудов воска, не менее ценного, чем мед. Среди прочего, из воска изготовлялись свечи, без которых в те времена нельзя было жить. Кампензе, непосредственно связанный с экспортом из Московии, писал: «Московия очень богата медом, который пчелы кладут на деревьях без всякого присмотра. Нередко в лесах попадаются целые рои сих полезных насекомых. Поселяне, которые держат домашних пчел близ своих жилищ и передают в виде наследства из рода в род, с трудом могут защищать их от нападения диких пчел. Вообразив это обилие меда и лесов, неудивительно, что все то количество воска и жидкой и твердой смолы, которые употребляются в Европе, равно как и драгоценные меха, привозятся к нам через Ливонию из Московских владений» (ср. «И что увижу, расскажу тебе», прим. 113). С древнерусских времен очень развито было и бортничество. Этим словом чаще всего называют собирание меда диких пчел и их разведение. Бортники (пчельники) находили в лесу борть (дерево с дуплом, в котором жили пчелы), в этой борти немного подправляли самое дупло, чтобы было удобнее собирать мед и воск. Иногда дупла специально выдалбливались как можно выше, чтобы их не разоряли волки и медведи, и тогда надо было залезать на деревья с помощью специально приспособленных веревок.
254
9 Домашние животные… мельче наших… — Здесь Герберштейн сослался на сочинение хорошо ему известного Матвея Меховского (см. «Не раз бывал в путешествиях», прим. 20), с которым он, как правило, полемизирует, обычно в безличной форме: «как говорят», «как пишут некоторые».
255
10 …город Москва… довольно обширен… — При въезде в Москву иностранца прежде всего поражала разбросанность жилых домов, которые не были сконцентрированы внутри городских стен, как это было принято в Западной Европе. Принцип городской архитектуры в Москве был совсем иной. Дома со всех четырех сторон были окружены заборами, за которыми скрывались дворы, сады, огороды, а не примыкали по-австрийски или по-немецки друг к другу. Европейца удивляло и то, что большинство домов было одноэтажными, самое большее двухэтажными, надстроенными только одним чердаком. Богатые боярские дома могли быть и выше, но максимум в три этажа.
Обычная высота жилых домов в Западной Европе, к которым привык Герберштейн, была в четыре-пять этажей. Случалось ему видеть и более высокие дома, к примеру, в Вюртемберге, где в университетской типографии города Тюбингена, одной из лучших в Европе, он пытался публиковать свои труды. В 1540 г., незадолго до приезда Герберштейна в Тюбинген, у тамошнего бургомистра Мельхиора Метцгера («Мясника») по прозвищу Кальвер сгорел дом, стоявший рядом с ратушной площадью. Бургомистр быстро отстроил новый дом, высотой в восемь (!) этажей. Всех приезжих водили на него смотреть (см. также «Не раз бывал в путешествиях», прим. 20). Русские дома отличались от западноевропейских еще и тем, что у последних были очень глубокие подвалы, порой в два подземных этажа. У русских тоже были подполы, но, как правило, не такие глубокие. В подполах нередко хранились съестные припасы, поскольку там было прохладно. Но настоящие ледники, в которые свозили в конце зимы лед с рек и прудов, укрывали его соломой, и он мог не таять все лето, строили отдельно от дома.
Разница в архитектуре домов объяснялась в значительной степени особенностью почв и рельефа местности. В каменистой земле гористой части Европы было легче построить крепкие фундаменты, способные выдержать высокие дома. Кроме того, значительная часть домов стояла на склонах, и с одной стороны дом мог иметь два этажа, а с другой — четыре. Московские дома, стоявшие на некоторых городских холмах, тоже с улицы имели два этажа, а со двора — один, но в целом они были значительно ниже западных.
В средневековых европейских городах улицы были узкими, порой вымощенными камнем, благо камень был всегда под рукой и был дешевым строительным материалом. На улицах редко могли спокойно разъехаться две кареты, а часто было тесно и одной, и приходилось трубить в рожок, чтобы встречный повременил, а то кому-то придется подавать назад, и не каждый возчик умел так хорошо управлять запряженной в повозку лошадью, чтобы развернуться на пятачке или попятиться, да не каждый и хотел. Улицы бывали так узки и так круты, что, спускаясь по грубо вырубленным каменным ступеням, иногда можно было держаться руками за обе стороны улицы. Приезжий, пробираясь по городу, даже не всегда замечал переулки, по которым можно быстро, а не в обход, перейти с одной улицы на другую, поскольку щели между домами, хотя и имеющие собственное имя, были малозаметны. Русских, оказывавшихся по делам в западном городе, поражало, что там во многих окнах никогда не бывает не то что солнца, но и вообще света, так близко они могут быть расположены к противоположным стенам. Ширина же русских улиц казалась иностранцам чрезмерной. Как о чем-то невозможном написал шведский дипломат Петр де Ерлезунд, бывший в Москве через восемьдесят лет после Герберштейна: «У них могут ехать четыре телеги рядом».
256
11 …дома… ремесленников, пользующихся огнем… — Такое расположение ремесленных слобод обуславливалось стремлением обезопасить город от пожаров. В западных городах наблюдалась та же картина. Если была возможность, ремесленные слободы градостроители старались отделить от основной части города рекой. Есть любопытное свидетельство о московских ремесленниках еще одного иностранца, Михалона Литвина, который примерно в одно время с Герберштейном составлял записки о нравах москвитян: «Так как московиты воздерживаются от пьянства, то города их изобилуют прилежными в разных родах мастерами, которые, посылая нам деревянные чаши и палки для опоры слабым, старым и пьяным, седла, копья, украшения и различное оружие, грабят у нас золото».
257
12 …Василий выстроил своим телохранителям новый город Нали… — Создание причудливой этимологии «города Нали» принадлежит, по
