Московия - Сигизмунд Герберштейн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
221
102 Положение женщин весьма плачевно. — От XVI в. осталось не много письменных свидетельств того, какова была реальная жизнь на Руси. Имеющиеся частные документы касаются, практически без исключения, только самых высших слоев. Так, сохранились фрагменты переписки Василия III с Еленой Глинской, в которых супруги пишут друг другу о разных мелочах быта, вплоть до того, что Василий просит: «Ты мне описывай, что Иван-сын покушает, чтоб мне было ведомо». Особой переписки между людьми в XVI в. и быть не могло: берестяные грамоты Древней Руси ушли в прошлое, бумага была еще очень дорога, пергамент (особым образом выделанные недубленые шкуры быков или свиней) был малодоступен. Поэтому исследователи с давних пор высоко ценят «Записки» Герберштейна, этот чуть ли не единственный цельный, связный и подробный рассказ о быте Московского государства. Однако уникальность рассказа не должна перевешивать на исторических весах его правдоподобие. Герберштейн был пристрастным наблюдателем: как у любого приезжего, его глаз был настроен скорее на недостатки, чем на достоинства. Герберштейн был стар, когда писал свой труд: он многое забыл, многое перепутал, многое домыслил, как любой мемуарист. Осторожный подход к источнику — азбука источниковедения.
Описывая положение женщины в Московии, Герберштейн имел в виду Москву, поскольку в других русских городах он не останавливался на сколько бы то ни было долгий срок. Его заметки о домашней жизни московитов основаны только на том, что ему рассказали. Он не мог судить сам ни о частоте посещений церкви, ни тем более о том, что «любовь между супругами по большей части умеренна», а муж заменяет супружеские отношения развратом. Иностранец порой может слишком буквально понять то, что ему говорят. Например, сосед по столу на княжеском пиру вполне мог похвастаться Герберштейну: «Моя жена никогда не ходит в церковь». Но он хотел сказать только то, что у него при доме есть собственная церковь, которая была далеко не у каждого. Но те, у кого своей домовой церкви не было, должны были посещать ее регулярно.
Ни один приходской священник не мог допустить, чтобы половина паствы не приходила к нему. Не было смысла запрещать жене ходить в церковь, она никогда не оказывалась там одна, без нянек, служанок, без домашних, которые охотно сопровождали хозяйку и, конечно, были готовы ответить ее супругу на любой вопрос о том, что было и чего не было по дороге к храму. У богатой женщины, направлявшейся в храм, не было денег, чтобы оделять нищих, толпившихся по дороге к церкви и на паперти, она сама не платила за свечи, которые хотела поставить святому, за все платил муж, или сопровождавшая ее служанка, которая несла мешочек с мелкой монетой. Если женщине хотелось чего-то недозволенного, она должна была посылать за этим служанку.
Разговоры о том, что за женщинами был строжайший надзор, отчасти верны. Но не следует забывать, что таков был образ жизни всех вообще, на Руси, в Европе, на Востоке, и горожан, и селян. Женившись, муж, как правило, приводил жену в родительский дом, где жила его мать, а то и отец, если не успевал умереть или погибнуть в сражении, могли жить его незамужние старшие сестры. Молодую жену нечасто принимали ласково, особенно старшие женщины; разгорались конфликты между старой челядью, всю жизнь жившей при господах, и новой, приведенной в приданое; в любом доме было множество мамок и нянек, вдовых или незамужних тетушек, приживалок, странниц. Никто никогда и нигде не бывал в одиночестве, все, даже невольно, подслушивали друг за другом, подглядывали, сплетничали, доносили… Долгие столетия люди жили именно так, это казалось единственно возможным для всех, богатых и бедных, прислуги и великих князей, царей и императоров. Посетителям их домов, ставших в новейшее время музеями, читателям мемуаров, эта особенность старого быта сразу бросается в глаза.
Русские женщины жили в теремах. Понятие «терем» повлекло за собой представление об особой теремной культуре, вошло в лексикон исследователей всех стран. Терем — это женская половина дома, хозяин которого мог себе позволить выделить для жены и ее окружения достаточно большое помещение. Это было удобно всем. У мужчин не болтались под ногами малые дети, не трещали над ухом старухи-сплетницы. В свою очередь, женщины, лишенные ежеминутного надзора, могли безмятежно заниматься сложным рукоделием, не боясь, что муж окликнет в тот момент, когда на коклюшках выплетается сложный узор и нельзя ни на секунду отвлечься; могли втихомолку потягивать наливку. Разделение дома на мужскую и женскую существовало во всех странах и во всех культурах. Все русские дома строились примерно одинаково. Дома ставились посередине двора, крыльцо выдавалось вперед, за ним посередине дома проходили холодные сени, с одной стороны которых были горницы хозяев, с другой — приемные горницы. Над сенями, даже в бедных домах, пристраивался второй этаж, нечто вроде чердака; у богатых — со светлыми окнами на все четыре стороны. Это и был терем, размер которого зависел только от достатка хозяев. С нижними жилыми помещениями (хоромами) он соединялся теплыми сенями.
Бесспорно, жизнь часто бывала нелегкой; к началу XVI в. нравы, под влиянием общего падения культуры как следствия монголо-татарского ига, стали более грубыми, чем были в более ранние времена. По «Домострою», своду житейских правил и представлений, как они сложились ко времени Герберштейна, основная роль жены — распоряжаться хозяйством и прислугой; она во всем должна давать ответ мужу, который, если у жены нет порядка, «должен уметь ее наказать с рассуждением». Во время сговора отец, ударив дочь слегка новой плетью, передавал плеть жениху, говоря при этом, что передает ему свою власть. Жена не могла выйти к гостям, а тем более принимать гостей без согласия мужа. Однако с его согласия она могла это делать. Теремная жизнь способствовала развитию рукоделия, образцы которого мог видеть Герберштейн и которые порой поднимались до вершин истинного искусства. В женской одежде была принята строгость, по покрою она приближалась к монашеской, ни единой складкой не обнаруживая форм стана, зато отделка могла быть вычурной и богатой. В Московии было много выходцев из Византии, и оттуда проникли на Русь белила и румяна, что ближе к концу XVI–XVII вв. возмущало иностранцев, которые, однако, часто хвалили красоту русских женщин. «Русские очень красивы, как мужчины, так и женщины», — писал несколько раньше Герберштейна Контарини. Признаками женской
