Лекции об искусстве - Джон Рескин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
§ 27. Изображение листвы у художников континента
который проявляется на ежегодной выставке в Лувре и в некоторых современных картинных галереях Милана, Венеции и Флоренции, нежели на основании близкого знакомства с произведениями их великих художников. Впрочем, я думаю, что едва ли я ошибаюсь. Я не встречал ничего такого, что побудило бы меня ближе ознакомиться с этим предметом; в некоторых картинах нет ни жизни, ни движения, ни знания дела; нет ничего, кроме самого вульгарного и невежественного копирования избитых подробностей в соединении с стилем, напоминающим тот, который встречается в литографиях на заглавных листах музыкальных пьес, приноровленных для пасторальных баллад. Впрочем, французские гравюры составляют приятное исключение; в узких коридорах Лувра попадается несколько этюдов, исполненных черным и белым цветом; эти этюды очень высокого достоинства; они обнаруживают большое искусство и тонкость исполнения, а также упорное прилежание (действительно, я думаю, что если французские художники делают ошибки, то это происходить не потому, чтобы они избегали труда); но мало этого: многие из них обнаруживают тонкое понимание характера пейзажа и большую способность передавать впечатления мрачности, дикости, звука и движения. Многие из их выдающихся произведений обнаруживают эту способность в высокой степени; мы видим талант, одушевление и художественное чувство правды в некоторых из гравюр на дереве, сделанных для обширного издания Paul et Virginia, и определенное выражение различных чувств, какого мы напрасно стали бы искать в наших собственных орнаментных произведениях[97]. Но французы, по-видимому, недостаточно изучают дело, чтобы достигнуть лучших результатов; их полнейшее незнание свойств краски, а также ложное, натянутое и фальшивое чувство национального достоинства, мешают им создать что-либо великое.
Я думаю поэтому, что можно сделать прекрасное сравнение с некоторыми хорошими художниками нашей собственной школы, при этом я хочу обратить особенное внимание на умение Хардинга рисовать листву, так как сам он не отдает себе должной справедливости и искусство его едва ли оценено по достоинству его товарищами. Я не буду делать невыгодных замечаний относительно отдельных личностей, но я думаю,
§ 28. Листва Хардинга. Ее недостатки
что вообще необходимо констатировать, что стиль листвы на самых характерных картинах членов Королевской академии принадлежит к самому низшему разряду[98]; я думаю также, что кроме Тернера и Mulready у нас нет, насколько я знаю, ни одного члена Королевской академии, который был бы способен нарисовать хотя бы самый ничтожный образчик листвы правильно и подобающим образом[99]. Весь рисунок теряется в зеленых тенях с желтыми блестящими бликами в белых стволах с черными пятнами на них и в листьях, принадлежащих к неведомой древесной породе. Более тщательные и искусные изображения листвы можно найти в залах Нового общества акварелистов[100], но у нас нет ни одного художника, который бы сколько-нибудь мог сравниться с Хардингом по силе экспрессии в эскизах с натуры или по естественности и искренности концепции в этюдах.
Признавая за ним это высокое положение, я считаю необходимым указать его недостатки,
§ 29. Его блестящее исполнение слишком кричит о себе
которые, по моему мнению, наносят ущерб его действительному таланту и в значительной степени мешают его успехам.
Я уже упоминал о его пристрастии к блестящему исполнению. Он скорее согласится изобразить дерево сколько-нибудь похожее немногими штрихами, нежели очень похожее — целой массой штрихов. Вполне естественно, что иногда в некоторых частях своей работы великий художник вдается в такую роскошь в своих этюдах, но роскошь эта опасна: она притупляет художественное чутье и ослабляет руку. Я уже достаточно говорил в разных местах о значении небрежности (сравни выше главу «Идеи силы» часть I, отд. II и часть III, отд. 1 глава X, § 4), и поэтому здесь я должен только сказать что листва у Хардинга никогда не бывает достаточно закончена и в самом лучшем случае имеет вид наскоро сделанного эскиза с натуры, слегка подмалеванного дома. В 1843 году, (если я не ошибаюсь) в одной из залов Общества акварелистов была выставлена хорошенькая картина: светло-зеленая вода ручья, спокойно текущего между камней, с похожим на кустарник лесом по сторонам, вдалеке — мост, а на переднем плане ласкает глаз белый цветок (водяная лилия?). Вершины деревьев на левой стороне этой картины представляли собой крупные пятна краски, грубо намазанные на фоне неба и соединенные со стволом. Я признаю, что талант бывает вынужден иногда прибегать к такому способу для изображения листвы, но это уже злоупотребление талантом: не к таким мерам надо прибегать для передачи высшей красоты и выразительности листвы. В применении телесного цвета для ближайших листьев он обнаружил излишнюю торопливость; мазки эти представляют квадратные или круглые пятна, так что их можно принять за листья, только догадавшись об этом по их взаимному расположению. Этот недостаток в особенности заметен на деревьях его картины, написанной для Академии два года тому назад; листья были почти совершенно бесформенны, их очень трудно было, хотя бы из вежливости, принять за листья орешника, которые они должны были изображать, судя по фигуре дерева.
Его способ изображать стволы может считаться в отношении тех законов, которые подлежат доказательствам, совершенно правильным и отличается в большинстве случаев легкостью
