Лекции об искусстве - Джон Рескин

§ 18. Необыкновенная сложность естественной листвы

Тогда листья на концах ветвей кажутся тонкими, как волосок (пылинка), между вашим глазом и небом вы видите смешение точек и линий, и вы скорее можете надеяться воспроизвести на холсте прибрежный морской песок, песчинку за песчинкой, нежели срисовать все эти листья один за другим. Листва, приближаясь к стволу дерева, становится гуще, но она никогда не бывает непроницаемой; она всегда прозрачна благодаря скользящему по ней и рассыпающемуся снопом свету; далее вы видите все более и более тяжелые массы освещенной листвы, блестящей и спутанной, и лишь там и сям виднеются на концах веток отдельные листья. Далее вы проникаете вглубь, во мрак, проходя сквозь прозрачные, зеленовато-блестящие туманные пещеры; ствол просвечивает сквозь них в их беспредельной сложности; лучи солнечного света, падая сверху, рассыпаются по блестящей листве; они пропадают, снова схватываются изумрудным стволом или узловатым корнем для того, чтобы дать слабый отблеск на белой нижней стороне тусклых групп вянущих листьев; тени верхних ветвей серыми ветками сбегают вниз по глянцевитому стволу и изразцами ложатся на блестящей земле. Вся эта масса столь же прозрачна и доступна для глаза, сколько непонятна и запутана, кроме тех мест, где сквозь лабиринт ослепительного света и мрак волшебной тени выступает близко к нам отдельная ветвь или гирлянда из двух или трех неподвижных широких листьев, как типическое воплощение всего остального, что мы чувствуем и представляем себе, но не можем выразить словами.

Теперь, когда в уме вашем столько впечатлений природы, посмотрим на вид близ Альбано Гаспара Пуссена в Национальной галерее.

§ 19. Как сильно противоречат ей рисунки деревьев у Г. Пуссена

Здесь есть возможность соединить все эти эффекты, изобразив наклонный берег, осененный густым лесом. А что дал нам Пуссен? Мы видим массу гладких, темных, лакированных полос без всякого промежутка, без различия окраски, без всяких следов структуры, свойственной листьям в их нижней части, или, вернее, в той части, которая должна изображать нижнюю, но, кроме того, мы видим на равных промежутках кругловатые группы зеленых мазков, совершенно одинаковых по размеру и форме, на равных расстояниях один от другого, и все эти группы содержат совершенно одинаковое число мазков, так что вы не можете отличить одну от другой. Всех их тридцать восемь или тридцать девять, и они расположены друг на друге подобно рыбьей чешуе; тень сделана более тщательно, она становится все мрачнее и мрачнее, отходя от каждого из них, пока не дойдет до края соседнего, у которого она переходит в круговую линию, и тогда уже начинает отклоняться, пока не окажется зарисованным все полотно, а зарисовано оно с таким же знанием дела и чувством изящного, с каким маляр отделывает под мрамор стену дома или плотник декоративную модель. Что найдем мы здесь такого, что оправдывало бы наше пристрастие в пользу старинных художников, какое сходство с настоящими деревьями? Такой рисунок может исполнить самый неопытный ученик; точно такое изображение деревьев мы видим в произведениях самых плохих наших художников, которые изображают тени в виде черных обрубков и прилагают все старания, чтобы сделать их похожими на хорошо отполированную кухонную решетку.

Сравним с этим произведением работы наших сравнительно менее выдающихся живописцев, пишущих деревья.

§ 20. Как следует ей Кресквик

Я не хочу оскорблять Хардинга, приводя здесь в пример его произведения, но возьмем, например, Кресвика и сравним один из его блестящих образцов зеленой листвы с деревьями работы Пуссена. Я не могу сказать, что в них нет достоинства и выразительности старинного ландшафта, проистекающих из его простоты: я очень далек от того, чтобы считать Кресвика хорошим арбористом; у него часто встречаются неправильности колорита и отсутствие свободы в линиях, а также много других недостатков, но работа его есть произведение человека, серьезно стремящаяся к истине, и кто из нас, зная или помня настоящую природу, может, увидев ландшафты обоих художников, отнестись к произведению Пуссена без возмущения. Возьмем одноцветные произведения Кресвика, где ему не мешает его пристрастие к зеленой краске, например иллюстрации к Nutbrown Maid в книге английских баллад: взглянем на запутанность и обилие темной листвы дуба, где она склоняется над ручьем; взгляните, как свободно взор проникает сквозь нее, пронизывая ее гущу, и достигает спокойного лоскутка небесного свода. Обратите внимание на сероватую воздушную прозрачность низкорослого куста на левой стороне и на спутанность ветвей там, где они выделяются благодаря падающему на них свету. В особенности же обратите внимание на формы световых снопов. Здесь нет ничего, похожего на чешуйки, острые с края и плоские по середине, здесь все неправильно, закруглено, проникает в тень и ускользает из нее; всякий лист в общих очертаниях, как это бывает со всеми деревьями в природе, сходен с специфическими формами листьев, из которых эти деревья состоят. Перевернем страницу дальше и взглянем на густую ткань листьев и ветвей, выделяющихся во мраке ночного неба, при всей своей густоте и неуловимости; посмотрите, как лунный свет скользит по ним, трепеща и сверкая на серебристых ветвях вершины; заметьте также спускающуюся вниз ветку плюща на левой стороне; на ней только два листа нарисованы отдельно, а все остальное представляет спутанную массу, блестящую при лунном свете, подобно нежным хлопьям снега.

Но природа соблюдает еще и другой принцип в распределении листвы, еще более важный, нежели спутанность листьев. Она всегда заботится о сохранении полной гармонии и покоя. Листва так запутана, что отдельные мелкие части ее производят на глаз на незначительном расстоянии впечатление сплошного покрывала или целого облака из листьев, и нарушение равномерности этого облака было бы, пожалуй, еще большей ошибкой, нежели нарушение прозрачности.

§ 21. Необыкновенное единство в естественной листве