Империя проклятых - Джей Кристофф

Историк наклонил голову и швырнул бутылку через реку. Она пролетела тридцать футов, мерцая темно-зеленым стеклом в свете фонаря, и бледная рука подхватила ее в воздухе. Последняя лиат схватила свой подарок и, запрокинув голову, прильнула к горлышку, сделав сначала один полноценный глоток, потом второй. Но все допивать не стала, зато дочиста облизала серебряные прутья. И, поставив полупустую бутылку рядом с собой, она уселась на берегу, скрестив ноги и глядя на него поверх воды.

– Итак, на чем мы остановились? – прошептала она. – Юноша-псарь и его единственная. Капитан и чернопалый. Грааль и Тля. Странно, как все сходится. Еще более странно, как все разваливается. Подумать только, что судьба мира зависит всего от нескольких человек. Таких маленьких. Таких юных.

Она подняла глаза к небесам и тихо вздохнула.

– Пути Вседержителя неисповедимы.

Жан-Франсуа достал из-за пазухи перо и открыл новую бутылку чернил.

– Давайте начнем, мадемуазель Кастия.

Селин долго сидела молча, уставившись в потолок, будто смотрела в лицо своему несчастному Богу. Но наконец обратила черные голодные глаза к историку.

– Нет, вампир, – прошептала она. – Давай закончим.

Книга пятая. Рассыпаясь в прах

И небеса стали красными, как кровь сердца, и буря расколола небо, и дождь был подобен слезам всего крылатого воинства падших. И жрецы фальшивых богов и нарушенных заветов, пересчитав пальцы на пылающей руке ада, застыли в мрачном изумлении. И тогда Спаситель поднял взор к престолу своего Отца Вседержителя, и сердце его окрасило кости земли, и голосом, подобным грому, он воскликнул:

«В крови этой да обрящут они жизнь вечную».

Книга Плача, 7:12

I. Любовь и война

Мы вернулись в Дун-Мэргенн днем позже, стараясь пропорхнуть под завесой морозного рассвета.

У нас не было сил смотреть, как Лилид Дивок сломала волю Диор, связав девушку своей кровью и заставив избить бедную служанку докрасна. Но и долго оставаться в стороне мы тоже не могли. Наши раны заживали медленно, подпитываться мы могли только от бродивших по округе порченых, но тем не менее мы постепенно исцелялись. И какой бы безнадежной ни казалась нам сейчас судьба Диор, мы не могли просто бросить ее. Бог никогда бы мне этого не простил.

Мы вернулись в Дун едва заметным мотыльком на маленьких красных крылышках, прорвавшись сквозь бушующий в бухте шторм. Но спустившись в подземелья крепости, мы поняли, что Диор там больше нет. Поэтому мы понеслись наверх, мимо пьяных от крови монстров, дремлющих в Зале Изобилия, мимо клейменых, тащивших на кухню трупы, мимо служанок, смывающих кровь с полов, пока наконец не обнаружили Диор в верхних палатах – раскинувшись, она лежала на кровати из красного атласа.

Обнаженная. В объятиях Лилид Дивок.

Она была дивной красоткой, как на картинке, – ошибиться было невозможно. Прелестную родинку на щеке прикрывали пепельные локоны, на губах алели пятна крови. Вздохнув во сне, Грааль обняла лежавшую рядом Лилид, уткнувшись носом в шею чудовища. Но вампирша не спала, а когда грянул гром, ее глаза цвета полуночи устремились в потолок. На ней остался только полукорсет из китового уса – черный бархат с красной отделкой, – по правде говоря, она, похоже, никогда его не снимала. И когда удушенное солнце выползло из-за горизонта, Бессердка оттолкнула руку Диор и поднялась с кровати.

– Вы куда? – послышался сонный шепот.

Графиня Дивок надела черную сорочку, и волосы рассыпались у нее по лицу, словно реки крови. Каждый ее жест был сверхъестественно точен – ни одного лишнего или бесполезного взмаха. Алебастровая поэзия в движении, писанная столетиями.

– Восходит утренняя звезда. И прежде чем я усну, мне нужно успеть кое-что сделать.

– Нет, – вздохнула девушка.

Диор поднялась с кровати. И наши сердца оборвались, когда мы увидели свежее клеймо на ее левой руке – вычурную корону с витыми рогами, выжженными на ее плоти.

– Останься со мной, – прошептала Диор, скривив губы. – Хозяйка.

Лилид вздохнула, и ее холодное дыхание защекотало горло Диор. Мы знали, что мало какие удовольствия могли бы тронуть столь старое существо, ведь такое древнее чудовище, как Бессердка, на протяжении веков потворствовало всем и каждому из своих самых темных желаний. Но несмотря на покрытые пылью веков кости, мы заметили, как Лилид оживилась от прикосновений девушки.

– Матери-Луны, этот аромат, – выдохнула она. – Как бы мне хотелось попробовать тебя на вкус…

Откинув голову, она вздохнула, как только иглы цвета слоновой кости коснулись ее покрытой мурашками кожи.

– И мне тоже этого хочется, – выдохнула она. – Но… я боюсь сжечь тебя.

Отстранившись, она встретилась с бездонными глазами вампирши.

– Я люблю тебя.

– Не люби меня, смертная, – улыбнулась Лилид, мрачной пустой улыбкой. – Обожай меня.

– Обожаю. – Диор снова взмолилась: – Останься со мной.

Древняя коснулась щеки Грааля и кончиком когтистого пальца провела по изгибу ее окровавленного рта.

– Лилид спит одна, малышка. И в знаниях, которыми ты поделилась, есть над чем поразмыслить. Я достаточно стара, чтобы помнить имя Эсани со всей присущей ему ядовитой ненавистью. И мне необходимо обдумать, как лучше всего использовать откровение в своих интересах перед Железносердами, – мягко улыбнулась она. – Не отвлекаясь на твое сладкое общество.

Наше сердце сжалось от страха, когда мы услышали эти слова, осознали, что Диор, должно быть, рассказала графине обо всем – о Праведниках, о Матери Марин, почившей в вечных сумерках где-то в этом городе, даже о нас. Наши крылья замерли: вдруг эти темные глаза найдут нас на потолке, вдруг уловка провалилась, вдруг Лилид теперь знает, где нас искать.

Великий Спаситель, что мне делать?

Лилид запустила когти в волосы Диор, притягивая ее ближе, и заговорила:

– Мы пируем на закате. Ты должна преклонить колени по правую руку от своей хозяйки. Оденься соответственно.

И с этими словами древняя повернулась, открывая двери будуара. У порога снаружи сидел Принц. Быстро подняв голову, одноглазый волк завилял хвостом, как щенок, при виде любимой хозяйки. Проходя мимо, Лилид погладила его по спине, и зверь повернулся, чтобы посмотреть на Диор своим единственным здоровым глазом. Он был бледным и холодным, сапфирово-синим, сверкающим дикой хитростью. Но Лилид окликнула его по имени, и Принц повернулся, устремившись за ней по коридору. Диор со вздохом закрыла двери. Теперь, когда чудовище ушло, в комнате стало не так холодно, и она долго стояла обнаженная в темноте, прижав кончики пальцев к окровавленным губам. Затем она подошла к остывшему камину и взяла лежавшую рядом