Сдаёшься? - Марианна Викторовна Яблонская

ее в детстве любил, я только хочу в ней человека спасти. Чтобы она вашим придатком перестала быть, наравне с аппендиксом». Вот ведь подлец! Моя жена его моими ужинами кормит, а он ее еще аппендиксом обзывает! Я тогда сказал жене — выбирай, он или я. Если хоть запах его почую — уйду, не посмотрю, что дочь подрастает. Тут моя тихоня совсем притихла, а он исчез, враз исчез, Петенька Шмонов, вместе с аппендиксом. Тоже мне, спаситель нашелся!

Аркадий. Успокойтесь, Николай Тимофеевич…

Николай Тимофеевич. Варвара, дочь моя, за лентяя, за тунеядца вышла! Он работать не хочет, он чеканит с утра до вечера, стучит, выдалбливает картиночки. А кому нужны картинки его дурацкие — никто у него их не берет, никто не покупает. А ему и заботы мало. На моей же шее сидит — я знаю, Полина втихаря им хорошо подбрасывает. И то — на одну Варварину школьную зарплату не разживешься! И мне же в нос мещанина тычет — вы, мол, хотя и директор, но мещанин махровый. Мещанин! Я всю жизнь на общественное благо вкалывал, а ты целыми днями бездельничаешь, картиночки выдалбливаешь неизвестно для кого, индивидуалист. И лентяй. Отъединились от нас — ну и на здоровье! Воздух в квартире чище будет! Меньше народу — больше кислороду!

Аркадий. Успокойтесь, Николай Тимофеевич…

Николай Тимофеевич. Ты меня, брат Аркаша, не успокаивай. Я в свой последний час волноваться буду. Добра, скажем, я нажил много. Машина, гараж, дача, мебель, шубы, золотишко и, наконец, камешки всякие — у меня ведь ничего не было, когда начинал работать: одна пара штанов, да и та в заплатах! А скажут мне спасибо? Нет! Не любят они меня. Ненавидят. Ждут моей смерти. Я это сейчас почувствовал.

Аркадий. Не надо…

Николай Тимофеевич (бьет кулаком по тумбочке так, что все с нее сыплется на пол). А я знаю, что ждут! Жена мне спасителя и Варвару никогда не простит. Ждут поскорее разбогатеть с Варварой, соединиться и за спасителя замуж выскочить. Голенькая она и впрямь ему теперь не нужна, голенькую-то он ее в детстве хотел, а машина, гараж, дача будут — тут она и понадобится. Так я ей сейчас покажу спасителя! Я сейчас завещание напишу и завтра утром в больнице заверю. Я на тебя завещание напишу! На тебя, брат Аркаша. Гони бумагу и ручку.

Аркадий. Да что вы, Николай Тимофеевич, мне ничего не нужно, я от вас ничего не возьму.

Николай Тимофеевич. Нет, напишу! Имею я право своим кровным добром распорядиться? Не дашь бумаги и ручки — я у сестры спрошу. (Кричит в дверь.) Сестра!

Аркадий. Успокойтесь, Николай Тимофеевич!..

Вбегает т е т я Д у с я.

Тетя Дуся. Пошто горланишь, Тимофеич, пошто горлы дерешь? Ночь ишшо на дворе, спять люди-то. И сестра спить. Нешто будить? Чавоть тебе надоть-то?

Николай Тимофеевич. На вот, гляди, брат Аркаша, на бесплатное медицинское обслуживание. (Достает из кармана трешку.)

Аркадий. Не надо, Николай Тимофеевич…

Николай Тимофеевич. Нет, ты гляди, гляди, нос не вороти, любуйся. Принеси мне, Дусенька, чистой бумаги, ручку и сигарет.

Тетя Дуся. Чаво? Да отколь…

Николай Тимофеевич. Быстрее. (Дает трешку.)

Тетя Дуся. Счас. Мигом обернусь. (Убегает.)

Аркадий. Я все равно ничего не возьму, Николай Тимофеевич. Я ничего не возьму от вас. И потом, вы забыли, я ведь, наверное… тоже…

Пауза.

Николай Тимофеевич. Ничего. Старикам подаришь, пусть поживут на старости лет.

Аркадий. Я порву ваше завещание, Николай Тимофеевич.

Николай Тимофеевич. А я тебе его не отдам. Я у себя хранить буду.

Аркадий. А я все равно порву. Вот сейчас, когда вы писать будете, вырву у вас и порву. Я еще сильный.

Пауза, входит т е т я Д у с я.

Тетя Дуся (кладет бумагу, ручку и сигарету). Бери. На вот. У сестры из пачки одну вытянула. Покаюсси, как проснетси, что на старостев лет курыть притянуло. Грех на душу за тебя взяла. Тольки здеся мне не курыть! И шоб писать завтрева! Спать давно надоть! Я вот електричеству счас загашу! (Выключает свет.)

Николай Тимофеевич. На вот, гляди, любуйся, дивись, брат Аркаша, на чудеса бесплатной медицины. (Зажигает свет и дает рублевку тете Дусе.) На вот, пользуйся, покуда жив, Дусенька. Не поминай лихом.

Аркадий. Не надо, Николай Тимофеевич…

Тетя Дуся (хватая и пряча рублевку). Как это не надоть?! Это почему не надоть? Попридержи-ка небось язычок-то. Тимофеич верно говорить. Как у воду глядить. Твоя правда, Тимофеич. Чай, медицина у нас бесплатно тольки для персоналу выходить — задарма, задарма, чай, работаем, за одну тольки свою доброту сердешну. А что електричества? А електричества, чай, не выкипить. Хворому впотьмах жуть взбредеть. А я и знать ничего не знаю. И ведать не ведаю. Скажу сестре, коль проснется, шо увезде уже загашено. Пойтить теперь? А то неровен час дознается кто — так нагорить мне завтрева за вас от самого. (Уходит. Н и к о л а й Т и м о ф е е в и ч закуривает. Пауза.)

Николай Тимофеевич. Так не хочешь брать, говоришь?

Аркадий. Да что вы?

Николай Тимофеевич. Ладно. Пусть все идет своим чередом… спасителю. Мы с тобой на том свете поговорим. (Пауза.) А у меня ведь тугрики есть. Много. Они про них не знают — я все премии на книжку клал. Светке на кооператив копил. А чего ее копить — пусть сама добывает. Белоручка, пианистка чертова! А рожей не вышла. Парень-то из-за меня за ней бегает — богатая невеста, а жениться не женится. Уже год живут, я знаю, а он не женится. Вот я думаю: что квартира? А любовь где? Где тут любовь, я тебя спрашиваю! Где она? Ну, я ему покажу богатую невесту — ничего ей не оставлю. И то, кто на нее позарится? Яйца сварить не умеет, а на пианино играет! Ее в консерваторию по блату приняли, я сам и пристроил через приятеля одного. За деньги, конечно, иначе брать не хотели. Я им покажу богатую невесту и кооперативную квартиру. Мы сами себе все добыли, пусть и они попробуют! У меня эта книжка здесь. У меня она всегда при себе. Не сумела влюбить — пусть в девках помирает. (Рвет сберегательную книжку.) Вот. Вот. Вот. Вот твоя квартира, длинноносая ондатра!

Аркадий. Не надо, Николай Тимофеевич, успокойтесь…

Николай Тимофеевич. Так не хочешь ничего брать? (Аркадий молчит.) Я тогда Элеоноре Теплицкой все завещаю. Ей. Так и напишу — Элеоноре Теплицкой. Как надо писать завещание?

Аркадий. Не знаю… Как-то не приходилось… Наверное… Где-то читал: «Я, такой-то и такой-то, находясь в здравом уме и в твердой памяти, завещаю такому-то и такому-то то-то и то-то».