Призвание варяга (von Benckendorff) - Александр Башкуев

У людей возникает дурацкий смех и они устраивают даже соревнования как просклонять "Георгину", или "Шарлотту" так, чтоб в сокращении вышло бы — "Маргит.

Пару раз в Университете у нас была матушка. Ей, видимо, доложили про мою "юную секретаршу" и она на первой же встрече с будущей невесткою "тет-а-тет" без обиняков спросила, — не предпочитаю ли я "греческий способ", как "наследие грехов молодости", и не приучился ли я среди якобинцев "новомодному развлечению на французский манер"?

— Мне сие важно знать, он — Наследник и я хочу быть уверена, что прихоти его не пресекут Нашу Династию!

По рассказам моей сестры Дашки, коя присутствовала на сем "девичнике", матушка спросила сие так, как будто и вправду имела в виду — внуков от собеседницы. При том, что в доме фон Шеллингов очевидно, что мать будущих законных детей не "пользуют" ни "французским", ни тем более — "греческим способом". Такой вот — иезуитский момент.

Маргит на сие растерялась и пролепетала, что не знает, ибо…

Дашка рассказывает, что лишь при этих словах матушка напряглась, совсем по-иному смерила собеседницу уже иным, но — не менее оценивающим взглядом, а потом — спросила по-иудейски:

— Соблюдаешь ли ты Субботу, Дитя мое?

Маргит плохо знала (и знает) "древний язык" и сразу запуталась. Она переврала все слова и верный порядок, но хотя б — было ясно, что она получила хоть какое-то образование.

Тогда-то матушка моя и поразила сестру тем, что тяжело поднялась из глубокого кресла, поцеловала мою Маргит в лоб и сухо сказала:

— Пойдем со мною на кухню. Я покажу тебе, как готовить мою "Куру по Пятницам". Саша ее очень любит. Береги его…

Когда пришел вечер Пятницы, Маргит принесла мне в Кабинет ароматную курочку и мы ее съели, ломая руками и выщипывая друг для друга — кусочек полакомей.

Я целовал жирный от курочки подбородочек суженой, а она, как истинная "лиска" — фон Шеллинг, хихикала и морщила нос, как по легенде морщил его Рейнике Лис, обратившийся в человека, когда его поймали в курятнике. (По преданию, — наша "сенная" происходит от куриного перышка, застрявшего в носу предка, когда он в виде лиса воровал чужих курочек.)

Странная штука Наследственность, — но женушка так же морщит его, как матушка, сестра, и — сам я, коль у нас засвербит…

Потом я ездил в Ригу — просить благословенья у "Карлиса". (Так он по сей день и остался для меня просто "Карлисом"…)

Батюшка обстоятельно расспросил меня обо всем, — "кто она?", "чьего Дому?", какое за ней Приданое и лишь потом — обнял, благословил и одобрил мой Выбор. А дружкам сказал так:

— Рыбак — рыбака видит издалека. Сын мой — наполовину барон, наполовину — ученый еврей. И невестка — наполовину чистая баронесса, а на половину — еврейка из образованных. Льву не жить с псом, а козлу — с кошкой. Сыскал сын, наконец, себе — равную партию, ну и Бог ему в помощь!

Довольно странно признать, что я плохо помню — как мы работали. Все были — как "на иголках" и в воздухе носилось какое-то возбуждение.

Через много лет многие подсчитают, что за семь месяцев моего руководства в Университете было больше открытий, чем за тридцать лет до того, и — тридцать лет после этого!

Это было — прекрасное время. Мы были — единой семьей и работали, забывая себя…

Я руководил группой "по порохам", мой заместитель — швед Гадолин лабораторией оптики и "кристаллографии", второй зам — немец Тотлебен "опытной мастерской". Мы сделали: "хлорный порох", "унитарный патрон", "Blau Optik", "длинный штуцер" — в просторечьи "винтовку", первую подводную "мину"…

А еще — нынешние основы "Кристаллографии", первую в истории призму с "нулевой плотностью" (из каменной соли), "ахроматическую линзу" (покрытую солями кобальта), "тугоплавкую сталь" (с добавками молибдена-вольфрама) для камеры сгорания нашей "винтовки", "сухой пистон-капсюль" — суть нынешнего "патрона" и прочая, прочая, прочая…

Вспоминая все эти дни, я почему-то не "вижу" подробностей. Лишь только — Маргит… Как она смеется, улыбается чему-то, переписывая мой новый отчет, хмурится, когда — все плохо и я ору на "ребят", стуча кулаком по столу и суля им "расход", ежели того-то и этого не будет к такому-то сроку…

Так все и было. И именинные торты к чаю и празднование чуть ли не всем Университетом чьего-то дня рождения. И плавный переход праздника в очередное обсуждение общей проблемы.

(Мне все больше не нравится нынешняя наука — она чересчур "разрослась" на мой взгляд. Верней, не Наука, но — подход к ней. Потерялось живое человеческое общение, а без него — это не Творчество, но — грязное Ремесло…)

А той зимой мы садились за общий стол и "оптики" Гадолина всегда давал дельный совет "металлургам" Тотлебена, а те помогали нам — "взрывникам.

А еще было — отчаяние, — от того что — "не успеваем". Хотелось биться головой о стену, когда чувствуешь, что Истина где-то рядом, а… Ну, — не выходит у нас!

И было еще — Предательство…

Я всегда знал, что "Дерпт с червоточиной". Не все, но некоторые изобретения попадали во Францию. (Именно потому в свое время выкраденная мной "бертолетова соль" производилась в России, а не у нас.)

Многие пытались "вычислить" негодяев, но…

Как ни странно, — "нашла" предателя Маргит.

Однажды, — в пятницу вечером мы пили пиво с ней в университетской столовой и наслаждались скушанной курочкой.

Кроме нас там сидело еще много пар, — сотрудникам дозволялось провести на территорию Университета супругу, или — невесту по пятницам и устроить им "частный ужин" "за счет заведения". Конечно, — столовая — не ресторан в Кельне с Гамбургом, но "для поднятия духа" и этого было достаточно.

Немецкая народная музыка, жаренные колбаски (иль, ежели по заказу мамина "курочка"), девушки, разносящие пиво, и в то же время — ласковый полумрак привлекали людей и давали хоть какую-то возможность расслабиться.

Маргит в тот день сидела, спиной прижавшись ко мне, а я капельку обнимал ее и тайком целовал, то — ушко, то — локоны на виске. Я целиком был занят суженой, а она смотрела на прочие пары за столиками.

Потом она вдруг спросила:

— Скажи, а ты… кого-нибудь любил до меня?

— Ну… Да. Конечно. Я — влюбчивый. Только мне — не везло.

Маргит поуютнее устроилась предо мной, двинув ближе свой табурет, и просила:

— Расскажи мне, пожалуйста!

— Первой у меня была — Матушка. Увы, она — мне никогда не отвечала взаимностью, да и не могла отвечать…

Второй — литовская девочка, — мать моей Катинки. Я ужасно любил ее, но потом… Однажды мне доказали, что она мне — не ровня. Ну, то есть — не доказали, а я сам долго боялся признать сам себе, что мне с нею — не о чем разговаривать.

Третьей была моя родная сестра. Ее я люблю по сей день. У нее, правда, есть один недостаток — она слишком хорошо понимает меня и мы от того раздражаемся. Никто не умеет так быстро вывести меня из себя, как… сия стерва. Я часто думал с нее пылинки сдувать, а потом — убить ее и все тут…

Четвертой… Во Франции я встретил женщину, с коей я мог бы наделать детей и — встретить старость… Мы даже — преодолели бы то, что наши семьи враждуют между собой. Но…

Она любила другого. Она по сей день его Любит… А я — чересчур Ревнив для нее.

Маргит долго думала над сей фразой, а потом с изумленьем спросила меня:

— Неужто может быть человек, у коего ты не сумел бы отбить твою женщину?! Это не похоже на тебя — Бенкендорф!

— Понимаешь ли… Тот человек давно Умер.

Он — погиб, как Герой.

Я могу соблазнить женщину, положить ее со мною в постель, но в ее голове она будет спать не со мной, но — тем, кого нет среди нас. Иль, верней есть, но…

В нашем с нею союзе я не смог бы быть — третьим. Видишь ли… Она его Ждет.

Это нечто — Мистическое, — она видела его труп, она хоронила его и в то же время — она все равно его Ждет. Это — как половинки одного "Я", кто бы ни был другой, он все равно не заменит того — Первого!

Маргит обернулась ко мне, посмотрела мне прямо в глаза и сказала тихо и веско:

— Я Тебя буду Ждать. Я знаю, — Ты уйдешь на Войну и с тобой там может быть всякое. Так вот знай — Я Тебя буду Ждать.

И еще, — Я Хочу Родить от Тебя. Если Ты не Против — Наследника. Иль Наследницу.

Я не напрашиваюсь за тебя замуж, я просто Хочу, чтоб Дети Твои не были потом — кем-то обижены.

Я поцеловал тогда Маргит и обещал ей:

— В день, когда тебе исполнится семнадцать лет и по законам Ганновера ты станешь взрослой, я попрошу у родителей твоих — Благословения. Кстати, когда у тебя День Рождения?

Жена моя рассмеялась, стала похожа на "лисичку фон Шеллинг" и прохихикала:

— Пусть это будет сюрприз для тебя! А вообще-то — зимой!

Мы еще раз обнялись и поцеловались.

Потом Маргит, зализывая прокушенную губу, вдруг сказала:

— Не понимаю — как люди могут так целоваться и — не любить друг друга при этом!