Призвание варяга (von Benckendorff) - Александр Башкуев

И в то же самое время среди офицеров находятся этакие…

А почему? В чем сия разница? За что пошли воевать Герцен (Яковлев) с Чаадаевым?

За то же самое, что Уваров, да Муравьев-"вешатель" — "за Русь-Матушку"! Я же, к примеру, воевал "за Ливонию" и "народную Церковь". Но что — "Русь", что — "Ливония", — не суть Вещи. Сие…

Это — нельзя объяснить. Это — милая Балтика, — то свирепая, то ласковая, как поцелуй милой матушки. Это — болота и дюны, и тот самый торфяной, мшистый лес, коий кормил, да поил "лесных братьев". Это — долгий осенний дождь, коим так приятно дышать после нудного лета…

Я Люблю мою Родину и этого — необходимо и совершенно достаточно, чтобы в страшный час я пошел ее защищать. Я — солдат. Я Верю в Господа и Ливонию. (И в сем смысле я — брат всем тем разбойникам, да пиратам моего батюшки. В душе я — скорее разбойник, чем штатский…)

У штатских же — все не так. Для них важнее Материя. Экономика. Мамона. "Нет Бога, кроме Адама Смита и Рикардо — Пророк Его!

Я не могу и не буду спорить с сием, но…

Ежели вычесть нас — Военных Идеалистов, Материалисты Европы разделились в те дни на два лагеря: Феодальных Собственников и Буржуазных Торговцев-Производителей. Нравится нам сие, или — нет, но Капиталистическое Производство во сто крат выгоднее и прогрессивнее феодальной барщины, иль даже — ренты.

Поэтому, — ежели вас не держала Любовь к родимому краю, вы скорее всего были за Бонапарта. С точки зрения Экономики, иль Технического Прогресса его позиция была лучше нашей. Поэтому масоны всех стран (а масонство "наднационально"!) были всячески за него и гадили нам, как могли…

Сие принято затушевывать, но Отечественная Война стала не только войною "русских с Европой", иль "католиков с не-католиками". Помимо всего, это была и Война "Аристократии с Буржуазией" и сие — весьма важный факт.

Зарождающаяся Русская Буржуазия с первого дня не скрывала, — на чьей она стороне. И помогала она Бонапарту — чем сможет. (Просто сегодня она боится это признать.)

Угасающая Аристократия Франции (да и — Австрии, как вы уже поняли) на деле же была — вместе с нами и тоже помогла в Сраженьи с Антихристом.

Мы победили. Дорогою Ценой. Ценой почти полного истребления своей же собственной Буржуазии и отбросом страны в экономике чуть ли не на сто лет назад…

Но мы знали — на Что мы идем и по сей день Верим: Россия (для нас Ливония) важней любых Денег.

Нынешнее Правительство — сплошь Генералы. Герои Войны. Цвет Имперской Аристократии.

Ни одного "буржуина", никого — из "низов". Ни единого — с "университетским" экономическим, иль финансовым образованием… Вот чем заплатили мы за эту Победу!

Теперь вы, наверное, понимаете, — сказать, что у всех нас было тревожное чувство — значит ничего не сказать. Это еще пустяки, когда "гангрена жрет" вашу ногу! Что делать, когда всем ясно, что "гниет голова"?!

Поэтому, когда я прибыл в Дерпт, я собрал всех и сказал:

— Господа, у нас мало времени. У меня есть неопровержимые сведения, что Война грядет летом. Что бы мы ни сделали за сей срок — уже не пойдет в производство…

Заводы только "просыпаются ото сна"… Резкое падение производства в последние годы сыграло даже позитивную роль, — смею вам доложить, что с этих дней в серию пошло новое ружье нашей армии. Оно лучше, точней и "ухватистей" чем тот ужас образца середины прошлого века, коим до сего дня воевали солдаты… Но оно — гладкоствольное и этим все сказано…

Производится оно как раз на тех мощностях, кои "спали" до сего дня и наше Артиллеристское Ведомство думает, что мы успеем хотя бы частично перевооружиться к Нашествию. Из этого ж следует, что… Все что мы с вами сделаем — просто негде производить. И тем не менее…

Я уже просмотрел доклады всех групп и думаю, что у нас все возможности довести до ума пять-восемь проектов. Это немного. Но даже одного из них возможно достаточно, чтоб наша армия получила военное превосходство.

Именно потому — не ждите благодарностей. Не ждите наград. Позиция нынешнего правительства такова: мы отстаем от прочей Европы, — поэтому нужно сдаться Антихристу!

Любой наш малейший успех будет встречен в штыки…

Не удивляйтесь, — коль за открытие вас пожелают загнать в Сибирь. Постарайтесь не говорить ничего — никому из столицы, а ежели что — сразу ко мне. Чем сможем — поможем.

Вот, пожалуй, и — все…

Я — не Цицерон. Я не знаю и не умею всего. Но люди поверили мне. Аудитория "парадного зала" моей "Альма Матер" выслушала меня, а затем разошлась — будто бы ничего не случилось. Но работы по каким-то причинам пошли не в пример веселей и уже после Войны все ученые говорили, что у них появилась какая-то цель и еще… Гадолин однажды сказал:

— Я — швед. Пленный швед… По всему я должен бы ненавидеть Вашу Империю. Но когда пришли Вы, я вдруг осознал Цель. Не очень хорошую — я захотел "утереть нос" всем, кого по сей день почитаю "врагом" и "насильником" над моей Родиной.

Когда мы создали прицел, я был счастлив…

Он сказал сие в день "Открытия Гельсингфорса". Верней, не "открытия" иначе я уподоблюсь кузену моему — "Просветителю"…

Дело было грязнее и проще. С незапамятных лет стоял Абосский Университет.

Потом грянула Шведская. Люди из Абвера, кого смогли — вывезли в Дерпт, а в Университете русские организовали конюшню. Зима в том году выдалась ранняя и богатейшая библиотека "древнего Або" была сожжена гревшимися казаками.

Десять лет все мы знали, что — вот эта часть Дерпта — "Дерпт", а вот эта вот — "Або"…

Когда ж жизнь среди финнов стала налаживаться, я (будучи Правителем как Финляндии, так и — Лифляндии) счел возможным вернуть финнам их Университет.

Я подал запрос в финский Парламент и рижскую Магистратуру. Многие удивились: "Зачем?" — а я отвечал:

— У нас территория, временно отторгнутая у Европы. Ежели мы хотим остаться Европой — не надо и привыкать к деспотическим методам.

Возможно, это покажется удивительным, — но мне пришлось отвечать на вопросы, как финских депутатов Парламента, так и избранных представителей магистратуры, — "Зачем нам сей перевод?"; "Кто платит за разделение Университетов?"; "Куда именно переедет Университет и готовы ли помещения для занятий и проживания?.

Переезд растянулся на долгих пять лет строительства помещений, да жилищ для "будущих финнов", но никто не посмеет сказать, что мы "не учли народного мнения.

Русские были этому недовольны. Они говорили: "Балуете Вы своих подданных. Ничего б не случилось, если бы финны остались без Университета". "Ну, решили Вы — чего народ спрашивать? Сделали б, как Великий Петр создали на пустом месте и точка!

Русским этого не понять, но именно такое противодействие "оккупантов" вызвало самую горячую помощь народов всех моих стран, кои воссоздавали погибший Университет — как могли. Кто-то работал бесплатно, кто-то собирал книги в новую библиотеку, а кто-то жертвовал деньги.

Я добился самого главного — "день Открытия Гельсингфорса" вылился во всенародное празднование. Народ вышел на улицы "в праздничном", на всех домах, во всех окнах были выставлены финские флаги, а на Университетской площади стояли мои егеря и роты эстонского "кайтселийта" с эстляндскими и "латвийскими" крестами и стягами.

Я не пытался и не пытаюсь (в отличие от поляков и русских) сделать моих подданных "единой страной". Мало того — я всячески поддерживаю в них "национальную самость". И в отличие от поляков и русских подданные мои стали "единой семьей" при том, что не слились в "единое целое.

И вот в такой день мы стояли у распахнутого окна Гельсингфорсского Университета, а с улицы лилась победная музыка и над гуляющими людьми полоскались финские флаги.

Я спросил у "пленного шведа":

— Вы по-прежнему ненавидите нашу Империю?

Гадолин долго стоял у окна, смотрел на празднующий народ, слушал музыку. Он стоял, слушал, а на глазах его были слезы:

— Да. Ибо вот это все", — он обвел рукой пространство под окнами, "не Империя. Это — вопреки, но не благодаря ей. Это — то, во имя чего мы с Тобой воевали.

Это — наше Дитя. Немца и шведа. Это — не продолжение того страшного Ордена, коий дал начало тебе, и не итог моего шведского высокомерия… Сегодня мы породили Страну, имя коей — Любовь и я горд тем, что стою над ее колыбелью!

А Империя… Скорлупа. Когда-нибудь птенчик окрепнет, вырастет и шутя порвет сии путы… А за это — не Грех выпить!

Так оно все и вышло. Мы работали по четырнадцать- шестнадцать часов и — были счастливы. Я не помню другого случая в моей жизни, когда б мои подчиненные с такой же охотой работали "не за страх, но — за Совесть.

Среди моих подчиненных была одна девушка…

Верней, — нет. Было не так.

Когда я возглавил Дерптский Университет, там многое поменялось. Все эти Войны сгубили моих однокурсников, зато появились новые лица. Почти все ученые — протестанты, кои успели добраться до моря в день очередного вторженья Антихриста, попадали к нам — в Дерпт.