Призвание варяга (von Benckendorff) - Александр Башкуев

Мой кузен никогда не выказывал особой любви к младшему братцу, называя того "бастардом". Я никогда не слыхал, чтоб Михаила Павловича звали "Мишуткой". А тут — вдруг…

И будто пелена спала с глаз. Да, мой кузен был — плохой Государь. Он был — чудовищно слаб. Он отчаянно дрался за собственный трон и готов был для этого — на всякие подлости. Но при всем том он — хороший. Просто хороший.

И вот за эту черту характера, за то, что Государь не поднял руки на юродивого, заговорщики в 1812 году решились его убрать.

Да вот, — Господь — любит юродивых.

Я беру пистолет со стола, медленно спускаю курок и, защелкивая его назад в кобуру, шепчу постаревшему вдруг кузену:

— Век моли Господа… За то, что он вразумил тебя. Не сейчас, а в тот день, как отказал ты — Антихристу. Кто не с нами, — тот против нас. И кто — не с Врагом всего Рода Нашего, — да будет тому Прощение Божие и Вечная Благодать.

Когда я выхожу из той комнаты, я слышу, как всхлипывает мой кузен и торопливо шепчет молитву…

Господь — Любит юродивых…

Это было потом, а тогда — в 1811 году… Здесь я много мог бы сказать — о политической обстановке в стране, о том, сем, пятом, десятом, но все это уже много раз сказано и описано десятком придворных историков.

В переводе на русский — в эти дни Власть постепенно перетекала от "Экономической Диктатуры" Сперанского к "Стране-Казарме" дядюшки моего Аракчеева. Как и почему?

Это не самый интересный рассказ. Довольно сказать, что с экономической точки зрения правительство Миши Сперанского подготовило нынешнее господство России в Европе и мире. И причуды и гадости "аракчеевщины" в конечном счете вызвали наш ("ливонцев") переход в оппозицию. В плане развитья Империи Аракчеев — стал камнем, что лежит на дороге страны. Все это так.

Но! Правительство мирного времени не может не отличаться от "Власти Войны". Решения Миши в 1809, иль 1810 годах были разумны и правильны, но стали идиотизмом осенью 1811-го!

Да, я понимаю, когда Миша потом говорил, что "не хочет дать повода". Но когда разведка докладывает, что не только Франция, но и ее сателлиты Бавария, Австрия, да Саксония с Польшей проводят мобилизацию и перебрасывают войска к российской границе, — не "по поводам" речь!

Нужно спешно перевооружать армию и переводить экономику "на военные рельсы"! Поведенье Сперанского осенью того года — мне лично было не очень понятным.

У меня на сей счет такое вот наблюдение. В дни войны, когда жгут дома и посевы, насилуют женщин, детей, да рушат святыни, я часто видел странных людей…

Они как ни в чем не бывало ходили на рынки и в церковь, являлись на службу и вид выжженного изнутри министерства не вызывал у них изумлений. Они подходили к выбитой двери своего кабинета, садились на покореженный стул, раскладывали бумаги на почернелом столе и… делали вид, что работают.

Самое удивительное, — они просто не отдают отчет в том… что действия их (мягко говоря) "немного неправильны". Впрочем, сие — дело врачей и я советую почитать работы Шимона Боткина и француза Ларре. (Война не делает исключений — такие расстройства были по обе линии фронта…)

Лично мне кажется, что поведенье Сперанского в эти дни было сродни такому заболеванию… Так Диктатором стал Аракчеев.

(Дядюшка мой оказался иным "клиническим случаем". Он "не кончил Войну" аж через десять лет после дня Ватерлоо…! Поэтому-то и "вернулся Сперанский".)

В эти дни у меня случилось два разговора: я был представлен брату моему Nivola и сошелся накоротке с Аракчеевым.

Впрочем, здесь стоит оговорить один тонкий момент. Многие спрашивают, почему Власть так поздно пришла в мои руки.

Ответа может быть два. Простой: потому что так вышло. Сложный: а по-другому у нас в Ливонии и не выходит…

"Сила" моя состоит в егерях, а они — уроженцы Ливонии и живут по "ливонским понятиям". Тем самым архаичным "понятиям", кои бытовали у русских в "варяжские времена.

(Для политика уменье понять "сознанье обыденное" в сто крат важней любой экономики с эрудицией!)

А что говорит "сознанье обыденное" на "родимых болотах"?

Сын — не смеет "взять отчину", покуда живы "отцы", — отец и дяди ровесники его батюшки (при условии, — что дяди сии — члены того самого Дома, коий Властвует).

На первый взгляд — заковыристо, а на самом-то деле — все очень согласуется со здравым смыслом.

Укоренившееся в наших краях "хуторное землевладение" требовало жесткого соблюдения Прав Собственности. Старшие сыновья очень рано "отрывались" от "отчего дома" и "ставили свои хутора". При этом подразумевалось, что члены Единой Семьи при раздельном хозяйствованьи обязаны помочь родственникам в случае внешней угрозы. Кто возглавляет сие "семейное ополчение"? Старший "по возрасту и по чину". С одной оговоркою.

"Сознанию единоличников" претит, что "у Руля" — "рвань", "молодежь", или — "люди неуважаемые.

Поэтому "от Команды" сразу же отстраняются:

— потомки тех, кто никогда не был у Власти. (Вспомните русскую летопись: "Не Княжит тот, чей отец не был Князем"!);

— потомки тех, кто Власть потерял. (Эпизод с Олегом Черниговским и вообще "Святославличами", иль… потомками Кристофера Бенкендорфа);

— законные сыновья бывшего Князя, если они… оказались по возрасту сравнимыми с "поколением внуков". (Случай с Судиславом Владимировичем);

— законные сыновья бывшего князя, если живо "старшее поколение" законных властителей". (На первый взгляд — непонятное постоянное "умаление" того же — Владимира Мономаха его же "родней" до дня смерти последнего "дяди", — каким бы слабым и ничтожным сей "дядя" не был.).

Наконец, — "обыденное сознание" запрещает "племянникам" участие во "Власти Дядей". (Кто из детей Рюрика хоть как-нибудь "проявился", пока был жив "вещий Олег"? Да о них — даже не упоминали и в летописях, — настолько для тогдашнего "обыденного сознания" они нисколько не значили!)

Все это было и на Руси, и в Германии, и в прочих архаических обществах. Другое дело, что в России с Германией постепенно развились более совершенные образчики Государства и Права, а "Ливония" (а вместе с нею — Литва) по сей день почитаются "заповедником архаизмов.

В 1811 году был жив мой отец и мой дядюшка — Бенкендорфы. Мало того, по возрасту я не был "ровесником" кузенам по матушке — Александру и Константину Романовым.

Обратите внимание, — "Ливония" была и остается моей "Отчиной". Страной, коей я "володею и правлю" по всем "Законам" с "понятиями" моих егерей. "Право" сие для них — Свято и любой Государь Император, пожелавший отнять у меня "лютеранские земли", встретил бы "пару сюрпризов". (Это хорошо понимают все в доме Романовых и на этом основана нынешняя "полу-автономия" Финляндии, Эстляндии и Лифляндии.)

В то же самое время, — мои претензии на "Россию" — по женской линии, а сие для "сознания обыденного" — большой грех.

Сила моя в егерях, а они "по понятиям" против того, чтоб я "правил Русью" — сие мне "не Отчина"!

Все сие, может быть, и — в новинку для тех, кто не понимает в делах династических, люди ж сведущие… Среди таких "сведущих" были, разумеется, и королева-мать, и ее Начальник Охраны — Кристофер Бенкендорф.

Не думаю, что меж нами бывали особые разговоры, иль — что еще на сей счет. Все молчаливо предполагали, что ежели Власть достанется Бенкендорфам — я получаю "лютеранские земли", как — Бенкендорф, а Nicola — "русские", как — законный Романов.

Это — предполагалось. А кроме того, — всем было ясно, что ни я — не удержу "лютеранских земель", ежели на русском престоле окажется "поляк" Константин, ни Николаю — не видать трона без моих егерей…

В армии говорят: "Для драки довольно желания одного, но постель согласие двух. Зато, — ежели они и вправду согласны — удовольствия много больше!

К счастию — в нашей Семье мы пришли "к согласию двух"…

Встреча моя с "русскими" родственниками (после долгой "остуды") случилась…

Дядюшка мой, осознав, что теперь его сыну может "выпасть и Случай", так расчувствовался, что наше с ним примирение стало трогательным и… волнующим.

Прошу прощения, но — было сказано много слов, коих не должны слыхать наши "не-родственники", потому…

На сей встрече я впервые увиделся с Nicola. Он был тогда — долговязый, нескладный подросток, натуго затянутый в форму "нашего" Измайловского полка.

Nicola все норовил встать, — за парижские эскапады я стал предметом истого обожания дамской половины "высшего света" и "отблеск" сего пал на "нескладного юношу"… На первой встрече он, не скрываясь, сказал, что пара его давних пассий неожиданно "уступили", стоило им узнать о "замирении" двух ветвей "ливонского Дома.

Я не решился "просветить" его насчет политического расчета двух юных шлюх. Прыщавый "ублюдок" от презираемого егерями "изгнанника" не был достоин их "шлюшьих радостей". Юный принц, за спиною коего стояли полки, а впереди — шанс на Корону, изменили их отношение.