Призвание варяга (von Benckendorff) - Александр Башкуев

Среди моих подчиненных была одна девушка…

Верней, — нет. Было не так.

Когда я возглавил Дерптский Университет, там многое поменялось. Все эти Войны сгубили моих однокурсников, зато появились новые лица. Почти все ученые — протестанты, кои успели добраться до моря в день очередного вторженья Антихриста, попадали к нам — в Дерпт.

Видите ли… Цвет науки традиционно обитает в Германии, а выхода у них не было: бежать можно было в Англию, Россию, или — крохотную Ливонию. Англичане — слишком "островитяне", чтоб по-хорошему жить с "иноземцами", русские… Поймите правильно: я — немец и не считаю Россию местом для немцев.

Я имею в виду не политику Государства, и даже не "высший свет". Здесь-то все хорошо. Но нищие эмигранты оказывались несколько в ином слое общества и там возникали всякие обыденные: бытовые, рутинные и — скажем так, — культурные сложности. Это не выставляется на показ, но сие существует.

Поэтому все эти люди ехали в Дерпт.

За годы вынужденной эмиграции эти немцы составили свой — особый мирок, в коий мне нужно было попасть, — ежели я надеялся руководить сими людьми.

Дело сие не так просто: люди ведут себя совершенно по-разному в отношении равных себе, иль — пред начальством.

Судите сами, — люди науки что-то там делают, а тут приехал — черт знает кто, хрен знает как и начинает командовать. По-внешнему виду — явный "Сапог", да и то, что я — сын моей матушки, — известный порок! А, — ясно: "родственник"!

Сие — нормальная реакция нормальных людей. Особенно штатских, — да в отношеньи "армейского идиота"!

Вспоминаю две шуточки:

Генерал — Академикам: "Раз вы тут умные — почему же вы не ходите строем?

Академик на заседании Генерального Штаба: "Господа, почему вы планируете столько потерь — неужто не жаль солдат?

Первая шутка вызывает дикий смех в академии, вторая — в казарме. Ну и — так далее…

А теперь вообразите, — армейский начальник вызывает своих академических подчиненных в пивную, чтоб "сблизиться". Иль — на охоту. Ну, — может быть в "баню"…

На сколько ученые поверят "чудаку (подставьте что-нибудь непечатное) в сапогах" на таких посиделках? То-то…

А как руководить своими людьми, ежели они и не ведают — что у тебя за душой?! Бить себя в грудь, крича: "Я — еврей! Я — энциклопедист!" наверное, глупо. Заставлять их играть с собой в шахматы… Тоже — как-то не так.

Мне нужен был человек из сей — "эмигрантской" среды, коий бы мне поверил и понял — кто я. И объяснил это людям "научного круга". Этакий толмач-переводчик.

А как делается сие?

Со времен Иезуитского Ордена есть старый способ. Надобно сыскать женщину, переспать с ней, и — ежели ей сие придется по нраву, она сама введет вас в "свой круг.

Ну, ежели вы поклонник — иных приключений, "сыскать" можно и юного "протеже". Правда, и "Круг Своих" будет в сем случае — более чем специфический.

Я хотел бы быть честным, — пока я был молод и "не имел прав" на женщин (имеются в виду — красавицы гарнизонные, иль — "на постоях"), кои "раздаются в согласии с чином", у меня самого были "ночные горшки", и даже — "клюквы". Это дело — естественное и покуда вы молоды и сами не "клюква", в армии глядят на сие — "между пальцев.

Но я человек — весьма верующий. Когда меня тяжко ранило на льду Одера, и "отнялось все ниже пояса", я понял, что сие — Божья Кара. Я — еврей и по Закону не должен быть ни с рабами, ни — "смазливыми мальчиками.

Я сказал тогда Господу: "Прости меня, дурака, Господи! Ежели вернешь ты мне все, что отнял — буду я этим пользоваться только так, как задумано Тобой и Природой!

Как я уже говорил, — Чудо произошло. И с той самой поры я зарекся не то что — от "мальчиков", но даже от любых глупостей на французский, иль греческий лад с обычными "девочками"!

Я — не ханжа и не мне поучать юношей, как им быть. Пока у нас Рабство и пока есть обычай "запрещать юному барину портить девок" — мужеложество непобедимо. Так как я сам не считаю возможным дозволять "соплякам" портить женскую жизнь, — я что есть сил борюсь с русским рабством. Когда оно кончится, "содомия" в войсках уйдет, как явление и у нас станет Чище.

Не смею никого осуждать, но при первой возможности ставлю в пример собственную Судьбу, — ежели кто-то думает, что мое "мужеложество", пристрастие к гашишу, или опию, бездарный провал в Ватикане, иль — подобие мятежа в Шуше — набор каких-то случайностей…

Поверьте мне, — случайностей НЕТ. Довольно оступиться в чем-то одном и Враг Рода всего Человеческого начинает сжирать тебя по частям.

Подумаешь — утолил свою похоть с безответным рабом! Ну, — затянулся ты анашой — какая глупость! Сжег пару ничем не повинных мирных деревень с чеченами — ну так на то была какая-то Цель! Взбунтовал полк против старшего командира — командир вроде сам был виноват! Вместо того, чтоб примирить два народа — нарочно подтолкнул их к еще более лютой вражде, — одни из них были "Наши"! Провалился, как потс, в Ватикане и Предал, и Продал своих же — так потом все обернулось лишь к лучшему!

Так можно долго оправдываться, но Истина в том, что с каждым "витком", каждым "шагом" Деяния все Страшнее и Горьше, а Расплата…

Герцен писал, что я искупил многое из того в дни отступления из-под Аустерлица… Господь видел, как я страдал и нарочно провел меня чрез все круги ада — "голодание на наркотики", ранения, голод и холод… Наконец, Паралич.

Рассказывая о сием в Школе Академии Генерального Штаба, я говорю:

— Ребята, Вы уже взрослые люди и не мне Вас учить. Да и не имею я на сие — Права…

Но зарубите себе на носу, — разведчик гибнет от малости. От того, что — где-то, в чем-то — пошел он в обход Заповедей.

Верьте в Господа. Он — все Видит, все Знает. Любая Ваша Пакость выйдет вам Боком самым неожиданным образом.

Преступайте Заповеди лишь тогда, когда уж точно — совсем нельзя по-хорошему. И никто — ни Общество, ни Государство, ни Церковь — в этом вам не Судья!

Я убоялся мнения Общества и решил быть "как все". Должны быть у мальчика моего возраста и сословия "ночные горшки" — и я согрешил против Господа. И жизнь моя полетела наперекосяк.

Вернулся я к Господу и стал жить по Совести, — все у меня получилось. Стал я — и Ученым, и Разведчиком, и Генералом… В общем, вам, ребята, решать — Дело сие… Меж Вами и Господом.

Такие вот правила вывел я сам для себя. Что мне было делать? "Мальчики" отпадали сразу и навсегда. Переспать с женщиной… Я сплю только с теми, кто мне — по Сердцу.

Совратить, да Испортить девицу — даже ради "сближенья" с Учеными для меня стало более невозможным. Такая вот…

Впервые я увидал мою Маргит в конце первой недели "знакомства с Университетом". Во время обеда (а он был — казенным и эмигранты не хотели его пропускать, — многие из них уносили часть обеда в горшочке, увязанном в белый платок — кормить остальных членов семьи) я шел по вымершим коридорам и вдруг услыхал плеск воды. Я — весьма удивился, — кто ж это мог позволить себе не брать бесплатный обед?!

Осторожно я отворил дверь химической лаборатории…

Там была девушка. Она мыла пробирки и колбы. На ней был нелепый черный халат, коий висел, как мешок, а на голове — какой-то серый платок, скрывавший ей волосы.

Девушка стояла с пробирками у окна и лучи вечернего солнца четко обрисовывали ее темный профиль. Я не знаю, — что вдруг сжало мне сердце…

Лишь потом, — через много лет, когда Маргит стояла у окна, держа на руках нашу старшенькую и в комнату вошла Дашка, сестра моя, жмурясь против яркого света, позвала:

— Мама?! А, это ты…

Я невольно слышал эти слова и до меня впервые дошло, что в профиль Маргит — вылитая моя матушка. (Что и — неудивительно, — ей она троюродная племянница, а мне — кузина.)

Я затворил за собой дверь и вошел в тихую лабораторию. Девушка видно услышала шорох и на миг оглянулась. В отличие от меня она не смотрела напротив света и перед ней оказался "Хозяин Университета" (как меж собой ученые меня называли).

Девушка страшно перепугалась, чуть было не выронила из рук мытую колбу, в последний миг подхватила ее и спрятала за спиной. Я спросил у нее:

— Как твое имя?

Малышка растерялась, задумалась, а потом прошептала:

— Маргерит", — она так и сказала на англо-голландский манер — не "Маргарита", ни "Грехен", а именно — "Маргерит". Причем было сие на английский манер, — очень мягко, почти без буквы "р.

Я чуть было не рассмеялся. Хорошее произношение, холеные белые руки и благородные черты лица выдавали в малышке самую лучшую Кровь, а "Маргаритами" в лютеранской Германии зовут уличных потаскух. Уже потом выяснилось, что юная Георгина Шарлотта фон Саксен-Кобург (в замужестве Бенкендорф) страшно стеснялась должности "лаборантки" (а по сути — уборщицы и посудомойки) и работала в Дерпте под вымышленною фамилией.