Последний бой - Тулепберген Каипбергенович Каипбергенов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Держи подол!
Но Айша презрительно отстранилась:
— Хотя ты и богатый бай, а невежа. Давай сюда весь хурджун. Сами опростаем. Я не ребенок, чтобы подарки в подоле таскать. А то, что ты хочешь дать, не хватит даже нашей бабушке Аналык один раз чай выпить.
Жених позеленел от злости.
— На и отвяжись! — бросил он хурджун к ногам тетушки Айши, а та как ни в чем не бывало поклонилась мужчинам и, закинув хурджун на плечи, спокойно вышла из юрты. Когда она уже была за порогом, Дуйсенбай крикнул: — Хурджун принеси обратно.
Кутымбай, вполне удовлетворенный разносом, который устроила дорогим гостям тетушка Айша, решил теперь сжалиться над раздосадованным женихом, утешить и обласкать его.
— Не огорчайся, душа моя Дуйсенбай, — сказал он, дружески обняв жениха за плечи. — Это не женщина — дьявол. Она кого хочешь словами запутает, словно коня стреножит. Совершенно стыда не имеет старуха!
— Ну, теперь, я думаю, твои джигиты успокоятся? — еще никак не мог прийти в себя Дуйсенбай. — Или ваши обычаи таковы, что, пока не опорожнятся карманы жениха, ему не дадут покоя. Не свадьба — сплошные неприятности.
— О дорогой жених, зато, я надеюсь, после свадьбы у тебя будут уже только одни удовольствия, — и Кутымбай похотливо осклабился. — Ладно, не волнуйся, поборов больше не будет... Ты, девушка, — неожиданно обратился хозяин к Джумагуль, — пригласи-ка теперь к нам какого-нибудь приятного собеседника.
Когда Джумагуль вышла, усатый сказал Кутымбаю:
— Красивая девушка. Ты, хитрец, блаженствуешь, наверное, с нею? А? Ха-ха...
Польщенный этим предположением, Кутымбай тоже рассмеялся, но тут же услышал многозначительное покашливание Айтен-муллы, понял его намек и сообщил усатому серьезно:
— Нет, Таджим, эту девушку я решил выдать за нашего почтенного муллу. Вот он, счастливчик!
Айтен-мулла приосанился, с чувством собственного достоинства обвел взглядом всех присутствующих и скромно опустил глаза.
— Она чья же дочь? — несмело спросил дуйсенбаевский мулла.
— Зарипбая из рода ашамайлы.
— Разве Зарипбай бросил свою жену? — удивился мулла. — Вот новость!
— Эге, этой новости уже четыре года. Моя жена приютила их в нашем ауле, мать и дочь.
— Навещает их Зарипбай? — поинтересовался мулла и тем снова навлек на себя немилость Дуйсенбая.
— Что же он, не мужчина, чтобы слюни распускать над каждым своим плевком?
— Зарипбай очень достойный человек, — поддержал его Кутымбай. — Вспомните, как он вел разговор с Турдыклычем, который в Кунграде войско собирает! Нет, Зарипбай смелый человек, настоящий каракалпак!
— В наше время кто хочет выжить, обязан быть смелым! — с явным упреком бросил Таджим.
Кутымбай посмотрел на него вопросительно, решил, что этот упрек наверняка адресован кому-то другому, и заговорщически произнес:
— Разве можно все, что накопил за целую жизнь, отдать вот этим босякам? Сказки это, будто такая власть пришла. Какая же может быть власть без богатства, без сильных и слабых? Я души б своей не пожалел для человека, который бы поднял восстание против этой власти!
— Зачем этому человеку твоя душа? — неприязненно отмахнулся Таджим. — А деньги для него ты не пожалеешь?
Кутымбай не на шутку разгневался:
— Говоришь так, будто аллах тебя своим щитом назначил! А кто Шайдакова живым пропустил через эти края?!
Таджим поднялся, грозно сжал кулаки. Дуйсенбай почувствовал приближение ссоры. Не зная, как предотвратить ее, взволнованно вертел головой то в сторону Кутымбая, то в сторону Таджима:
— Ну зачем кричать? Зачем шум подымать?
— Испугался? — всем гневом своим обрушился на него Кутымбай. — Сменил мужское сердце на заячий хвост?
— Сердце мужчины — не расшитая тюбетейка, чтоб красоваться ею перед каждым встречным! Даст бог, еще будет случай сравнить мужество наших сердец, — рассудительно ответил Дуйсенбай. — А криком ничего не докажешь. Только лишний раз убедишься, что и стены имеют уши.
Слова жениха подействовали: Кутымбай и Таджим примирительно переглянулись и сели на прежние места. И когда в юрте снова воцарились мир и согласие, Дуйсенбай сказал:
— Мне тоже хочется поговорить с тобой о важных делах. Для того вот и Таджима взял с собой. Но не сейчас. И не здесь. Отложим.
Все присутствующие молча согласились с доводами Дуйсенбая. Только Таджим отодвинулся к опорной решетке и, улегшись на спину, задумчиво наблюдал, как яркие, быстрые искры струятся сквозь шанарак — решетчатое отверстие в куполе юрты.
Долгое молчание нарушил мулла, которого привез с собой Дуйсенбай:
— Такие слухи ходят в народе, будто большои набирают людей из наших аулов для обучения в русских школах. Чтоб против шариата наставить их, против аллаха... Мало того, что землю беднякам раздают, теперь еще...
Но Дуйсенбай не дал мулле закончить, прервал его, будто схватил за язык:
— Шайтан безмозглый! О чем сейчас договорились? Будет время, обо всем потолкуем!
— А ваш уважаемый мулла не лопнет, если не сообщит какой-нибудь дурной новости? — мрачно поинтересовался Кутымбай, и Таджим из своего угла добавил:
— Чем сеять такие слухи, лучше бы проклял тех отступников. Все равно для них уже могила приготовлена.
Мулла, который и до сего времени чувствовал себя поверженным и виноватым, теперь и вовсе скуксился. Прижав колени к тощему животу, он сидел в уголке, как побитая собака. Казалось, скажи ему сейчас Дуйсенбай еще хоть одно резкое слово, и мулла жалобно заскулит.
Выйдя из душной байской юрты на свежий воздух, Джумагуль вздохнула полной грудью. Все-таки как хорошо, что есть это звездное небо, этот широкий степной простор. Чтобы привыкнуть к окружающей темноте, она на мгновенье закрыла глаза.
Кутымбай не сказал ей, кого позвать в юрту. Но Джумагуль догадалась: Нурыма — доверенное лицо бая, злейшего врага всех жителей аула. Встречаясь с ним на улице, девушка готова
