Последний бой - Тулепберген Каипбергенович Каипбергенов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Много новых забот принесла весна скотоводам. Теперь, опережая петухов, о наступлении дня возвещали лихие пастушеские возгласы: «Хей! Хей! Выгоняйте скот!»
На берегу Еркиндарьи, как заправский пастух, заложив за спину длинную палку и придерживая ее согнутыми локтями, стояла круглолицая девушка с тонким, гибким, как тростинка, станом. Одета она была в старую стеганую куртку, подпоясана тонкой конопляной бечевой. На голове у девушки был красный колпак. Ветер играл длинными косами, трепал подол бязевого платья.
Да, неузнаваемо изменилась Джумагуль. Теперь это была сложившаяся девушка с черными, немного суженными, диковатыми глазами, черными вразлет густыми бровями, припухлым пунцовым ртом.
Четвертый год живет Джумагуль вместе с матерью на берегу Еркиндарьи среди рода уйгуров. Здесь, при байском дворе, нашлась для Санем работа — нелегкая, от зари до зари, работа прислуги, но и это получше, чем нищенствовать. А вот сегодня и Джумагуль стала взрослой — жена Кутымбая поручила ей пасти скот.
Пока, обласканная солнцем, Джумагуль предавалась легкому, бездумному созерцанию ожившей степи, телята, которых она выгнала далеко за аул, начали разбредаться. Девушка решила, что они хотят пить, и завернула к реке большую телку, полосатую, как арбуз. За нею послушно последовало все стадо.
Завидев реку, телята, подпрыгивая, бросились к ней и жадно уткнулись мордами в воду. Напившись и вдоволь нафыркавшись, животные потянулись к зарослям остроконечной куги, росшей вдоль берега над самой водой.
— Ох, эти неразумные существа ищут себе погибели! — воскликнула Джумагуль и побежала за ними, размахивая палкой. — Э-ге-гей! Утонете ведь — глубоко там.
На минуту она остановилась в растерянности, мысленно обругала себя: «Что это я с телятами разговариваю? Нужно как-то иначе... Эти безмозглые твари не себе, а мне погибели ищут! Если хоть одна из них утонет, я погибну вместе с ней!»
Она схватила на бегу сухие комья глины и, запуская ими в телят, закричала: «Гей! Гей! Остановитесь!» Но телята, видно, каким-то чутьем уловив неопытность пастуха, отнеслись к ее действиям с полным презрением. Хуже всех вела себя полосатая телка, на которую Джумагуль так надеялась. То ли случайно оступившись, то ли назло Джумагуль, она, трубно промычав, поплыла к противоположному берегу. И тотчас же, конечно, все стадо последовало за ней.
У девушки от страха замерло сердце. Не раздумывая, она сбросила с себя куртку, вошла в ледяную воду и устремилась за беглецами. Телятам эта игра понравилась. Они фыркали, высоко задрав морды, описывали вокруг Джумагуль замысловатые фигуры и никак не хотели возвращаться на берег. Наконец, ценой огромных усилий, девушке все же удалось выгнать их из воды. Но когда она сама ступила на землю, у нее зуб на зуб не попадал, она тряслась, как в лихорадке.
Побегав за расползающимся стадом и немного согревшись, Джумагуль почувствовала острый голод. За весь день в беспрерывной погоне за телятами она так и не нашла времени съесть лепешку, которую взяла с собой из дому. Побывав в воде, лепешка размокла. Но это ничего — голодный желудок не привередлив, и Джумагуль с удовольствием затолкала ее в рот.
В этот момент до нее донесся тихий печальный голос. Кто-то пел. Девушка перестала жевать, прислушалась, повернув голову в сторону, откуда доносилась песня.
Нет свободы у меня,
и глазам от слез
не видать ни света дня,
ни луны, ни звезд.
Ах, дождусь ли той зари,
чтобы лег, могуч,
на людей моей земли
лучшей доли луч!..[2]
— Бибигуль! — бросилась девушка навстречу певунье, когда та появилась на вершине прибрежнего холмика. — Я сразу узнала тебя. Чего ты забрела в такую даль?
С первых же дней, как поселилась Джумагуль в уйгурском ауле, Бибигуль — соседская девочка-одногодка — стала ее близкой подругой. Они поверяли друг другу нехитрые сердечные тайны, вместе играли, изредка ссорились, и постепенно в поведении, в привычках, в манере разговаривать у них появилось так много общего, что односельчане посмеиваясь, нередко уже называли их близнецами.
Бибигуль сбросила с себя веревку и топор, вздохнула сокрушенно:
— Беда пригнала меня по твоему следу.
— Какая беда? — насторожилась Джумагуль.
— Эх, подружка, не спрашивай. Со вчерашнего вечера места себе не нахожу... — И только тут заметив, что Джумагуль стоит в мокрой одежде, набросилась на нее воинственно: — Ты зачем это в воду лазила?
Джумагуль улыбнулась смущенно:
— Попала как мышь в масло. За этими зверями погналась.
Бибигуль смерила ее насмешливым взглядом, звонко расхохоталась:
— Пойди вон к тому дереву, разденься, подсохнешь. Иди, иди, простудишься... Ну, чего уставилась на меня? Иди, я присмотрю за твоим стадом.
Джумагуль пошла к разлапистому турангилевому дереву, подножие которого еще с осени было устлано кошмой из сухой побуревшей листвы, развязала бечевку, скинула с себя стеганую куртку. Затем через голову потянула платье, но в последний момент смущенно одернула подол.
— Раздевайся! — строго приказала Бибигуль. — Ну, быстрее!
Джумагуль стояла в нерешительности.
— Чего же ты, — настаивала подруга. — Стесняешься? Мужчин вроде здесь нет, а от меня скрывать нечего, — и Бибигуль рассмеялась.
Этот смех, очевидно, и убедил Джумагуль. Она сняла платье, повесила его на куст карабарака, а сама присела на корточки, подставив спину солнечным лучам.
— А ты красивая! — заявила вдруг Бибигуль, будто впервые увидела подругу. Джумагуль невольно прикрыла руками крепкие, упругие груди.
Бибигуль уселась на пенек, затянула грустную протяжную мелодию. Неожиданно прервав себя, сказала растерянно:
— Оказывается, я уже настоящая девушка.
Потрескавшиеся губы Джумагуль шевельнулись в слабой улыбке:
— А до сих пор не знала?
— Вчера объяснили.
— Что объяснили? — не поняла Джумагуль.
— Все... Вечером вчера бай из Мангита приехал. Сватал меня.
Неожиданное сообщение озадачило Джумагуль. Не зная зачем, спросила:
— Мангит?.. Это где?
— За Кегейлинским каналом.
— Ты была дома, когда это... когда приезжали?
— Откуда мне было знать, кто они,
