Наваждение (СИ) - "Drugogomira"

— Тогда пока, что ли? — не верится, что всё. Вот она – та самая минута. Время пришло! Оно всегда – приходит! Сука! Кажется, кто-то сегодня напьется на своей кухне в гордом одиночестве – в дым, в стельку, в дупель, вусмерть; позвонит этой дуре и скажет ей всё, что думает, выскажется насчет этого её «игрался». И спросит заодно, как она смогла вот так легко отпустить. Попросит лайфхак на будущее.

— Пока…, — крепко сжимая ладонь, произносит врач. — Счастливо оставаться.

— Мягкой посадки. Иди…

Последний взгляд, последняя кривая усмешка, ладонь выскальзывает – и спустя мгновение Юра уже удаляется с перекинутой через плечо сумкой. Плечи расправлены, спина прямая, подборок поднят, но вокруг него – черная аура боли, настолько густая, что, кажется, можно потрогать, почувствовать её на подушечках пальцев. Еще пара секунд – и скроется из виду, свернет в зону паспортного контроля, растворится в толпе за стеклом. Сергей глядит ему в спину, провожает взглядом и, цепляясь за ускользающую возможность посмотреть на это лицо еще разок, все же окрикивает:

— Юрец?

Юра оборачивается у самого прохода.

— Будь на связи!

— Как самолет сядет. Куплю симку и наберу.

Таможня и зона личного досмотра пройдены в каком-то тумане; ручная кладь на плече, паспорт и посадочный талон в руке, чемодан в багаже. Пассажиры рейса, которым он летит, давно на борту. Все давно на борту. А он здесь – у прозрачной стены: следит за каплями дождя, мажущими по стеклу, смотрит на взлетное поле и не верит, что и впрямь собирается это сделать, что собирается пройти в самолет, занять свое место, позволить всему закончиться. Сердце возомнило себя бессмертным: шарашит, кажется, все двести в минуту.

Ожидание вылета – отдельная пытка, которую Юра с трудом вынес. Не помог приконченный в баре стакан виски, не помогли попытки выровнять дыхание, не помогло самоубеждение: не существует для него сегодня никакого способа избавиться от достигшей своего апогея внутренней паники.

— Внимание! Заканчивается посадка на рейс SU102 авиакомпании «Аэрофлот» до Нью-Йорка. Отправление рейса в 18-40. Опаздывающие пассажиры, пожалуйста, немедленно пройдите на посадку, выход A-03.

— Attention, please! This is a final boarding call for the Aeroflot flight SU102 to New York due to leave at eighteen-forty. All remaining passengers please proceed immediately to boarding at gate A-03.

Опаздывающие пассажиры – это, конечно, про него, про кого же еще? Это он – медлит; он выстаивает у стеклянной стены поодаль от ворот, руки за спиной; он нервирует бортпроводников, тянет время, размышляя, что делает не так в своей жизни, где оступается, где ошибается. Действительно ли в этом побеге – единственное спасение? Чего он не разглядел? До чего не додумался? Что должен был ей сказать, чтобы она поверила? Чтобы ответила по-человечески? Чтобы сейчас, в этот самый момент, по крайней мере, не чувствовать себя настолько паршиво, настолько пусто и безнадежно; настолько лишним в её жизни и никчемным – в собственной?

«...Она не поверила. Всё было напрасно. Выбора нет»

18:24

Но чутьё подсказывает, нашептывает другое: ничего конкретного, опять какую-то невнятную муть про совершаемую ошибку. Бред всё это – выбора нет, ошибки нет! Все эти нашептывания звучат, как чушь собачья, но меж тем скользкий страх сковал нутро, уже оплел внутренности, заставил оцепенеть мозг; вынуждает врача согласиться, расписаться в собственной беспомощности. Кровь встала в венах оледеневшей рекой. Если ошибки нет, почему настолько тревожно? Интуиция? Ему бы отсюда вон!

Прислушайся да услышишь… Глухие вопли нутра. Душа яростно протестует против принятого решения, кричит, что не нужны ему никакие Штаты, что не принесет ему счастья самая блестящая карьера, самый успешный успех, но в восьми тысячах километрах от неё. Умоляет развернуться и бежать прочь – через все кордоны.

А в голове совсем иное – в голове мантра, в голове уговоры: «Всё забудется, станет воспоминанием. Ты знаешь её всего месяц, всё скоро пройдет». Его аналитический ум требует перестать слушать сердце и не дурить. Ведь там, где заканчивается одно, непременно начинается другое. Как сказал один умник: «Конец свиньи – это начало колбасы».

Юре не до шуток. Совсем.

Девушка в форме авиакомпании, что сверлит его спину взглядом уже битые десять минут, не выдерживает и срывается со стойки у ворот в его направлении. Преодолевает двадцать метров за пять секунд.

— Прошу прощения, Ваша фамилия – Симонов?

«Нет»

Юра не хочет отвечать на вопрос. Нет, он не Симонов, они ошиблись, Юра – вовсе не он. Но из паспорта в его руке выглядывает корешок билета, сообщающий пристально разглядывающей его сотруднице авиалиний, что перед ней некто Yurii Sim… Пути к отступлению перекрыты, серо-зеленые глаза смотрят испытующе.

И врач неуверенно, с неохотой кивает.

— Тогда пройдите, пожалуйста, на борт, — её голос звучит откровенно нервозно. — Мы закончили посадку и готовимся к вылету.

— Да, минуту…, — бормочет он, тяжело опускаясь в ближайшее кресло в поисках опоры, — Минуту.

«Что я должен был сделать?»

— Вам плохо? — в вопросе проскальзывают нотки беспокойства: то ли от того, в каком их пассажир сейчас полетит состоянии, то ли от того, что он-таки задерживает вылет.

Юра отрицательно качает головой:

— Иду.

Ноги к полу приросли, мышцы превратились в вату, оцепенели; тело отказывается слушаться – теперь он ищет в себе силы подняться. К горлу подкатывает, мышление спуталось. Сердце рвётся в лоскуты, в душе одна за другой лопаются перетянутые струны, врач ощущает, как искажается восприятие реальности, как адекватность его покидает. Хочется вскочить, сорваться и куда-то бежать! Как обычно это делает она.

Никуда он не побежит. Нужно уметь смотреть в холодные глаза суровой действительности, уметь признавать поражения, принимать жизнь такой, какая она есть – со всеми ее вызовами, взлётами и крушениями. После падения в бездну ты или соскребёшь себя с камней, склеишь по кусочкам заново, выкарабкаешься и пойдешь дальше, или останешься там навечно. Или ты­, или тебя. Пройденный много лет назад урок Юра усвоил хорошо.

Сумеречный взгляд в последний раз скользит вдоль коридора Duty Free, по столикам кафе, по креслам зала ожидания, по оживленной толпе у соседних ворот; останавливается на взлетно-посадочной полосе и выстроившихся в очередь, выруливающих «боингах». Уши прислушиваются к гомону голосов, к родной речи. Пальцы тянутся к болтающимся на шее наушникам, к кнопке play.

Совсем немного – и всё изменится. Мир не рухнет, небо не упадет на землю, конец света не наступит. Никто не умрёт.

Начнется новая жизнь.

В этой стране его больше ничего не держит.

«Что я должен был сделать?»

Первого числа ненавистного месяца Мои демоны взбесятся, Твои демоны взбесятся. Друг без друга нам лучше повеситься, Выйти в окно и без лестницы Спрыгнуть в туман. И я держусь еле-еле,Я разбит и потерян. В моем чертовом теле не осталось меня. Нам бы встречу в апреле и не в этом отеле, Но на самом-то деле –Это самообман. Но я скоро исчезну,Утону, кану в бездну. На прощанье свободу мне пообещай. Это все бесполезно, да и я не железный, К черту эту помпезность, Прощай.

18:31 Исходящий вызов: Юра

Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети

18:31 Исходящий вызов: Юра

Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети

18:32 Исходящий вызов: Юра

Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети

«Включи же телефон, чёрт возьми!!! Где ты!? Включи!!!»

Без толку! Всё на бешеной скорости несётся в тартараты!

Ксюша снова бежит. И снова, как это всегда бывает, когда она бежит, неважно, куда и почему, её действия бездумны, а в голове полный хаос, разброд и шатания. Сколько за несколько часов уже дел натворила, не сосчитать. Какое-то безумие! Умопомрачение! Это не с ней происходит! Она не уверена в себе: телефон отключен, и это пугает девушку просто до чертиков. Не уверена в том, что успеет. Не уверена, что он за эти дни не перегорел, что не проклял её – его упорное нежелание кого-либо слышать до панической атаки, до истерики доводит! Не уверена, что справится со сложностями и вызовами, которые непременно в ближайшем будущем обрушит на неё жизнь. Но времени на размышления, на то, чтобы остановиться, успокоиться и всё еще раз взвесить, у неё нет – абсолютно, у неё в запасе всего несколько минут.