Как убедить тех, кого хочется прибить. Правила продуктивного спора без агрессии и перехода на личности - Бо Со

Тот факт, что Бобу наплевать на чувства окружающих, означает, что он неприятный человек, поскольку он причиняет людям много боли, независимо от его истинных намерений.

Связь

Этот последний этап продемонстрировал нам то, что Брюс назвал термином «два бремени доказывания»: два элемента, которые должен доказывать аргумент, прежде чем у него появится хотя бы шанс убедить слушателя. Они применимы почти ко всем аргументам, с которыми мы сталкиваемся ежедневно; они известны как условия «истинности» и «важности»:

Истинность: основное утверждение фактически верно либо правдоподобно по каким-то другим критериям.

Важность: основное утверждение поддерживает соответствующее заключение.

В случае с аргументом из нашего примера – что Боб неприятный человек, потому что ему наплевать на чувства окружающих, – эти два бремени таковы:

Истинность: Бобу действительно по факту наплевать на чувства окружающих.

Важность: раз ему наплевать на людей, нам следует сделать заключение, что он неприятный человек.

В общем, у хорошего аргумента должны быть две ноги. Если спикер не сумел показать, что основное утверждение истинно, вопрос остается спорным в целом. А если он не показал, что оно важно, слушатель имеет полное право отреагировать пожиманием плечами: «А зачем вообще об этом говорить?» ¯_(ツ)_/¯.

Из этих двух видов бремени легче забывают о бремени важности. Спикер так спешит сформулировать аргумент с максимальным количеством причин и доказательств, что ему не хватает времени объяснить, почему это все важно. И это действительно проблема, ведь истинный и неважный аргумент редко убеждает слушателя изменить свою точку зрения.

Конечно, даже выполнение обоих требований не гарантирует, что мнение слушателя изменится, но, если не выполнено ни одно, спикер изначально обречен на провал. Он напоминает Кассандру из древнегреческого мифа: говорит правдиво, но неубедительно.

Надо сказать, поначалу это звучало абстрактно, но, глядя, как Брюс пишет на доске очередные примеры, я поймал себя на том, что вспоминаю об одном аргументе, который как-то приводил в школе. Несколько месяцев назад Джоанна – самый социально сознательный член нашей компании – попыталась убедить всех нас стать вегетарианцами. Эта девчонка могла связать самые душераздирающие истории о насилии с любым мясным или молочным продуктом, да еще и подкрепить их статистикой и жуткими аудиовизуальными свидетельствами. «Что ты там ешь?» – спрашивала она, бывало, за обедом. И я, достаточно хорошо понимая, что будет дальше, отвечал максимально расплывчато: «Да так, просто бутерброд». Но у Джоанны был на редкость острый нюх на мясные деликатесы, и уже через две-три секунды я слушал о зверствах, которыми сопровождаются выращивание домашней птицы и торговля мясом индейки.

И знаете, ее стратегия сработала. В какой-то момент споров с подругой я вдруг понял, что мне нечего больше сказать, и в конце концов решил попробовать стать вегетарианцем. Мама несколько дней изобретательно баловала меня блюдами из тофу, а затем стала восполнять недостаток белка в моем организме банальными вареными яйцами. Не съев и двух упаковок яиц, пусть и от куриц на свободном выгуле, я решил прекратить эксперимент.

Теория Брюса о выполнении требования двух видов бремени доказывания позволила мне взглянуть на ту историю по-новому. Джоанна утверждала, будто я должен перестать есть мясо потому, что промышленное фермерство причиняет большие страдания животным. Она представила причины и доказательства, заставив меня поверить в то, что ее аргумент истинен, и я это принял. Однако какая-то часть меня оставалась не убежденной в том, что из-за этих страданий я должен стать вегетарианцем – ну разве что более разборчиво относиться к еде или реже есть мясо. Я поверил в истинность аргумента Джоанны, но не в его важность.

Тренировка продолжалась часа два, потом Брюс перешел к заключительному слову своей первой лекции. «Аргумент – это фундаментальный строительный блок дебатов. В определенном глубинном смысле это главное в дебатах; их участники, по сути, занимаются тем, что выдвигают аргументы и опровергают их». Далее он пожелал нам удачи на следующие восемь недель и отправил на улицу, где в последний утренний час сквозь тучи наконец пробилось солнышко.

Спустя месяц обучения сборной успех не материализовался, а вот унижения накапливались. Дебаты на тему свободной торговли, в которых доброжелательному двенадцатикласснику пришлось подсказывать мне каждое слово в аргументе о «конкурентном преимуществе»… раунд, посвященный медиамонополиям, во время которого мой оппонент выдал не менее трех интерпретаций на тему «что хотел сказать Бо, излагая свою довольно растрепанную точку зрения», после чего разнес ее в пух и прах. Подобные воспоминания, наслаиваясь одно на другое, сплетались в весьма удручающую мелодию.

Конечно, мы все эволюционировали и оттачивали необходимые навыки, но разрыв в практическом опыте между мной и другими спикерами – они все были на год-два старше меня – оказался непреодолимым. Если участник дебатов выдвигал в среднем четыре аргумента в неделю, то за весь год набегало до ста шестидесяти. Я уже довольно скоро разбирался в базовой теории аргументации не хуже других, но никак не мог сравняться с ними по опыту; нужно было время для долгой и однообразной практики, без которой почти ни в чем не добиться мастерства.

Вначале команды в процессе формирования сборной были более-менее случайными, но теперь, когда тренеры начали прикидывать окончательный состав, я обнаружил, что меня реже ставят дебатировать с сильнейшими кандидатами, чем с ребятами, которые пропустили по несколько тренировок. Я оказался в тупике.

А решение пришло из самого неожиданного источника.

Уроки древней истории всегда казались довольно скучными. Общества, которые мы на них изучали, были невероятно далекими, а тогдашние вазы выглядели совершенно одинаково. Но в тот холодный полдень последней пятницы июня нам поведали о воспитании мальчиков в Древней Греции, и рассказ этот произвел на меня неизгладимое впечатление.

Сыновья свободных граждан Греции называли это прогимнасматами (предварительными упражнениями): речь идет о серии из четырнадцати риторических упражнений, начиная с задания красочно описать какое-то произведение изобразительного искусства или архитектуры в литературном тексте (так называемый экфрасис) и заканчивая «хвалебным словом в торжественном всенародном собрании» (панегирик). Эти письменные упражнения были призваны отточить в учениках ораторское мастерство, то есть умение произносить длинные полноценные речи – важнейший навык для греческого pepaideumenos, «образованного человека».

Мистер Грегори, наш учитель истории, чрезвычайно умный и язвительный англичанин, подробно описал структуру панегирика, которую взял на сайте под названием Silva Rhetoricae («Лес риторики»[12]):

Опиши происхождение человека (народ, страна, предки, родители).

Опиши воспитание человека (образование, включая художественное).

Опиши поступки человека, о которых нужно рассказать как о следствии превосходства его разума или тела либо его удачи.

Выгодно для него сравни его с кем-то другим, чтобы похвала твоя звучала еще ярче.

Заверши речь эпилогом, в том числе либо призывом к слушателям подражать этому человеку, либо молитвой за него.

Класс изнывал от скуки. Но иногда уроки древней истории вскрывали залежи экзотической мудрости, и тема прогимнасмат, с их многочисленными согласными, казалась вполне многообещающим кандидатом. Однако даже самые усердные ребята вынуждены были признать, что упражнения эти утомительны и шаблонны; что это не столько откровения, сколько архаичные экзерсисы в выставлениях «галочек».

Впрочем, мистера Грегори это, похоже, совсем не смущало. Подперев бока руками, он с лукавой улыбкой сообщил нам, что прогимнасматы и должны быть скучными, что именно так все и задумывалось: «Это же вам не выдающиеся секретные рекомендации для особенных людей, попавших в экстраординарную ситуацию. Относитесь к ним как к музыкальным гаммам. Их эффект проявляется медленно и только при упорном и многочисленном повторении».

Аналогичные метафоры предлагали и сами древние греки. Некоторые риторы сравнивали прогимнасматы с усилиями знаменитого борца эпохи античности Милона из Кротона, который ежедневно поднимал