Как убедить тех, кого хочется прибить. Правила продуктивного спора без агрессии и перехода на личности - Бо Со
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Итак, мы сидели и ждали, и никому в комнате не пришло в голову спросить меня, почему я решил вступать в игру при столь жалких шансах. И очень хорошо, ведь достойного ответа на этот вопрос у меня не было. За последние пять лет дебаты стали для меня настоящим инструментом выживания; они давали мне голос и способ находить смысл в запутанном мире. Я, можно сказать, даже пристрастился к этому занятию. Но в той маленькой холодной комнатушке в окружении мрачных неулыбчивых лиц меня обуревали совсем другие чувства.
Дело в том, что до нашего переезда в Австралию у меня не было реальных амбиций, они мной не управляли. В школе я получал хорошие, хоть и ничем не примечательные оценки и выбирал внеклассные мероприятия, в которых ценилось скорее участие, чем мастерство. В начале 2003 года, в третьем классе начальной школы в Сеуле, я наотрез отказался участвовать в выборах президента класса, предпочтя довольствоваться административным постом секретаря. Позже в том же году мы переехали в Сидней, и к этому времени моих родителей – а они оба в школьные годы были очень популярны – уже всерьез беспокоило, что честолюбивые амбиции обоих семейств окончательно затерялись в длинной цепочке наследственности.
Но в Австралии что-то изменилось… или я изменился? В четвертом классе, в десять лет, я по-настоящему взялся за учебу – грамматические правила, таблицы умножения, география страны и региона, – увидев в этих знаниях компонент, необходимый для успешной интеграции в новую среду. Я не спал ночами и не обращал внимания на выходные. Потом, в пятом классе, я впервые получил по одному из предметов высшую оценку. И в тот момент услышал в своей голове сварливый голос: «А почему бы не получать такие же оценки по всем предметам? И до самого конца учебы в школе?»
Теперь я учился в десятом классе, ни на миг не забывая о том, что большие амбиции нужно прятать за самоуничижительными шуточками и прочими «дымовыми завесами», ведь «высокие маки» (так в Австралии называют людей, чьи амбиции или успехи оскорбляют ожидания окружающих о всеобщем равенстве) нередко обречены на то, что их «подрежут». И вот тем утром, пытаясь сфокусироваться на предстоящем прослушивании, я подумал: уж не начала ли эта полезная маска сползать с моего лица?
Прослушивание было запланировано на десять утра, и через двадцать минут после назначенного времени кандидаты под прессингом тягостного ожидания занервничали. Один из ребят, Дайсон, худенький нервный паренек в жилетке, разразился резкой критикой по поводу неудобств этой задержки, а в задней части помещения Сиенна, высокая девушка в струящемся платье в стиле бохо, закружилась в своем углу в танце-трансе. Совершенно неподвижно сидели только мы с Деброй, но что-то мне подсказывало, что она-то точно застыла не от страха.
И вот, когда Дайсон поднял палец явно в преддверии крещендо обличительной тирады, дверь позади него распахнулась и в комнату в облаке холодного воздуха ворвалась одетая в черное студентка. Она представилась одним из помощников тренера. Девушка была немногим старше нас, чуть за двадцать, но держалась на удивление уверенно и властно. «Порядок выступлений на утренних дебатах следующий, – начала она. – Первый утверждающий спикер: Бо Со. Первый отрицающий спикер: Дебра Фриман. Второй утверждающий…»
Зачитав весь список, она назвала тему: «Смертная казнь не оправданна ни в какой ситуации».
* * *В средней школе на подготовку к дебатам в парламентском формате обычно дается час. Первоначальная цель – разработать кейс, набор из четырех-пяти аргументов в поддержку заданной темы. Эти аргументы в ходе дебатов озвучивают первый и второй спикер, а третий фокусируется на опровержении. График работы команды, как правило, таков.
0–5 минут: Мозговой штурм – Все члены команды записывают свои идеи по предложенной теме
5–15 минут: Набрасывание идей – Каждый член представляет свои идеи группе
15–40 минут: Разработка кейса – Группа выбирает из предложенного списка четыре-пять самых сильных аргументов и конкретизирует их
40–55 минут: Написание речи – Каждый участник пишет свою речь
55–60 минут: Последний штрих – Группа непосредственно перед дебатами обсуждает финальные детали стратегии
В помещениях для подготовки к дебатам обычно четко соблюдается второй закон термодинамики: энтропия в закрытой системе со временем усиливается. Из-за жестких временных ограничений выгодами и преимуществами групповой работы особо не воспользуешься. Да и требование, что каждый участник дебатов должен поддерживать линию своей команды, создает дополнительное давление. И, поскольку использовать гаджеты и вспомогательные материалы на этапе подготовки запрещено, приходится довольствоваться примитивными инструментами: базовыми принципами, голой эвристикой, подзабытыми фактами. А результатом обычно становится среда «кипящего котла», страсти в котором накаляются донельзя, а иногда и воспламеняются.
Но с помещением для подготовки к дебатам, которое нам выделили в той школе для девочек, – это была просторная, продуваемая сквозняками комната для отдыха учителей, – возникли проблемы совсем другого характера. Наша троица – критикан Дайсон, приветливый регбист по имени Бен, о котором я писал раньше, и я – сидела вокруг огромного стола в центре комнаты, настороженно поглядывая друг на друга. На каждую высказанную идею с пяток явно придерживалось. Кто-то то и дело начинал: «Думаю, мы должны…», «Может, лучше всего указать на…» – а затем, так и не закончив, замолкал. И в общем-то, это вполне объяснимо, ведь подготовка к дебатам всецело базируется на сотрудничестве группы, но побеждает на прослушивании кто-то один. И никакой доброжелательностью этот конфликт, увы, не устранить.
Мы с Беном еще обменялись парой-другой идей, а Дайсон только и делал, что строчил в своем блокноте. На пятнадцатой минуте этап группового обсуждения завершился, и мы разошлись по углам писать свои речи. У меня все шло неплохо. Я действительно верил в нашу позицию, да еще и знал кое-что об обсуждаемой проблеме – надо признать, довольно редкое для дебатов сочетание. Короче, я знал, что буду говорить.
В половине двенадцатого наша троица в гробовом молчании собрала каждый свои записи и поднялась в главный зал, где проходили дебаты. Еще в коридоре на втором этаже я услышал гул толпы. Стараясь по максимуму переносить вес на внутреннюю поверхность пяток – этому трюку меня научили родители, он помогает унять дрожь в ногах, – я шел на этот шум, пока он не окружил меня со всех сторон. В большом классе, устланном зеленым ковром, перед двумя рядами стульев сидели двенадцать членов отборочной комиссии – тренеры и бывшие члены команд по дебатам, люди от двадцати до тридцати лет. Когда мы вошли в комнату, они смотрели на нас очень внимательно и вздыхали.
Я было двинулся к месту в первом ряду, но один из членов комиссии, дородный рыжебородый мужчина в кожаной куртке, жестом указал мне сразу пройти в центр комнаты. В этот момент аудитория начала барабанить по стоящим перед ней столам – дробь была настойчивой и не слишком слаженной – и делала это до тех пор, пока комната не завибрировала вплоть до самых дальних углов. Я почувствовал, как тепло поднимается по моему позвоночнику. От запаха сала и семян фенхеля, исходящего от недоеденного кем-то хлеба, меня немного затошнило.
Я огляделся в поисках хоть какой-нибудь дружеской поддержки; кого-то, на ком мои глаза могли бы отдохнуть. Ну, это точно не стильная молодая пара в одинаковых джинсовых куртках. И не спокойная женщина с глазами-буравчиками, в которой я узнал бывшую чемпионку мира по дебатам. В итоге я уставился на выцветший ковер между головами двух людей в первом ряду. И, сделав глубокий вздох, начал говорить.
– Смертная казнь – это не что иное, как убийство, совершаемое государством. Она позволяет, причем с необратимыми последствиями, проявиться худшим аспектам системы уголовного правосудия: произволу, непрофессионализму, предвзятости и даже враждебности по отношению к малообеспеченным слоям общества.
Тут надо отметить: момент, когда спикер впервые нарушает молчание, весьма показателен. Он знаменует бодрящую встречу с подводными течениями сопротивления и восторга, неизменно скрывающимися под неподвижными на первый взгляд поверхностями. Опыт этот, безусловно, включает в себя чувственное восприятие – едва заметное движение бровей слушателей;
