Европа перед катастрофой. 1890-1914 - Барбара Такман

Льва Троцкого, переживавшего из-за репрессий, обрушившихся на русскую революцию, угнетало отсутствие интереса со стороны европейских социалистов. Каутский, встретившись в 1907 году с низкорослым, хрупкого телосложения господином с ясными, голубыми глазами, белоснежной шевелюрой и такой же бородой, из-за которой он выглядел дедушкой, хотя ему было только пятьдесят три года, заявил, что не желает переносить «революционные методы на германскую землю». В теории революция обладала притягательной силой, но на улицах она выглядела не столь привлекательной. Плачевный опыт России показал западному рабочему классу, что ему не надо вовлекаться в подобные авантюры. Концепция ревизионизма была гораздо более приемлемой, хотя она неизбежно и подменяла классовую борьбу национализмом.

Тем временем не ослабевала индустриальная война. Рабочий класс после 1905 года с большим интересом прислушивался к поучениям синдикалистов о тактике прямого действия. Она была особенно популярна во Франции, где анархисты решительно отвергали парламентские методы борьбы, которые, по их мнению, лишь отвлекали рабочее движение от революционных целей, навязывая политические проблемы и лидерство интеллектуалов. Для синдикалистов социалистические политики – члены национального парламента – принадлежали к буржуазному миру, усвоили его законы и потеряли связь с рабочим классом. Синдикалисты считали: классовая борьба носит характер экономической, а не политической войны, и ее должны вести тред-юнионы, перенявшие революционный синдикализм и тактику прямого действия, признанную официальной доктриной на конгрессе Всеобщей конфедерации труда (ВКТ) в 1906 году. Тактика прямого действия против нанимателей предполагала забастовки, преднамеренное замедление темпов работы, бойкот, саботаж, а против государства – пропаганду, массовые демонстрации, обличение милитаризма и патриотизма как плутовства, используемого капиталистами для увековечения своей власти. Каждое завоевание рабочих должно служить приумножению их сил, готовить к завершающей схватке, последней и главной битве классовой войны – всеобщей стачке, «революции без оружия», которая, парализуя буржуазный мир, освободит рабочий класс и передаст в его руки владение средствами производства.

В Италии, где подавление рабочих выступлений полицией и войсками было особенно жестоким и взаимная вражда и ненависть, перемешанные со страхом, были особенно сильны, синдикалисты дважды попытались организовать всеобщие стачки – в 1904 и 1906 годах, и каждый раз они превращались в беспощадные кровавые схватки, уносившие жизни людей. Во Франции потерпели поражение все забастовки, проводившиеся под руководством синдикалистов при радикалистском правлении Клемансо в 1906–1909 годах, и это лишь вскрыло расхождение между синдикалистскими проповедями триумфа всеобщей стачки и реальной силой рабочего класса. Трудовой народ во Франции все еще был преимущественно сельскохозяйственный, и значительная часть промышленной продукции изготовлялась на небольших предприятиях, не имевших профсоюзов. Всеобщая конфедерация труда не могла претендовать на то, что представляет основную часть индустриального рабочего класса, и вследствие застарелого антагонизма между анархистами и социалистами она чаще пререкалась, а не сотрудничала с партией.

На попытки ВКТ организовать новые профсоюзы наниматели отвечали увольнениями и локаутами и нередко прибегали к помощи войск, которые, как объяснял Клемансо, предотвращали насилие против тех, кто не участвует в забастовках. Правительство вводило войска против шахтеров Нора в 1906 году, против докеров Нанта и виноградарей Миди в 1907 году, против строительных рабочих – в 1908-м. Во время этих разгонов было убито в общей сложности 20 человек и 667 – ранено. Забастовки почтовых служащих и учителей были запрещены под угрозой увольнения на вечные времена со ссылками на то, что государственные служащие не имеют права организовываться или бастовать против правительства. Представителей ВКТ, пытавшихся организовать стачку, арестовали по обвинению в подстрекательстве к бунту. Несмотря на сопротивление нанимателей, в 1900 году все-таки был установлен одиннадцатичасовой лимит рабочего дня, а в 1906 году – приняты законы о воскресном дне отдыха и пенсионном обеспечении по старости. Хотя годы властвования Клемансо и отмечены волной забастовок, наниматель всегда чувствовал твердую руку правительства, исходившего в своей политике из принципа, утвержденного им же: «Основа Франции – собственность, собственность и еще раз собственность»54. Вмешательство государства подпитывало озлобление и пессимизм. Использование радикалистским правительством насилия, говорил Жорес в 1909 году, и то, что «оно оказалось неспособным реформировать общество, вызвали апатию, немое ворчанье и подспудное недовольство…» В том же году похожее недовольство либеральным правительством в Англии создавало аналогичную атмосферу нервозности.

В Соединенных Штатах контрнаступление нанимателей поддерживали судебные решения, выносившиеся на основе антитрестовского закона Шермана и объявлявшие противозаконными пикетирование, бойкоты и забастовки как препятствующие свободному предпринимательству. Синдикализм перекинулся и через Атлантику, приобретя в Америке форму ассоциации «Индустриальные рабочие мира» (IWW). Основанный в 1905 году Дебсом, «Большим Биллом» Хейвудом из Западной федерации шахтеров и примкнувшим к ним Де Леоном, этот союз по европейским стандартам представлял собой странную комбинацию синдикализма и социализма. Он проповедовал доктрину прямого действия, а Дебс, его главный герой, в роли социалистического кандидата даже боролся за пост президента Соединенных Штатов.

Американский социализм, как и российский социализм, не имел представителей в парламентском органе – в конгрессе, не участвовал в правительстве даже на муниципальном уровне и был защищен от соблазнов классового партнерства. Дебс к этому времени окончательно убедился в необходимости довести классовую войну до победного конца. Все рабочие должны стать революционерами, никаких компромиссов с существующими порядками. Надо бороться не за повышение зарплат, а вообще за отмену действующей системы заработков. Дебс увидел в синдикализме концепцию, перенявшую революционный дух первозданного социализма и предлагавшую добиваться поставленных целей профсоюзными методами и средствами, с которыми он давно свыкся. В письме, разосланном в декабре 1904 года тридцати профсоюзным лидерам 55, он приглашал их вместе обсудить «пути и способы объединения трудящихся Америки на правильных революционных принципах». На съезде в Чикаго 27 июня 1905 года, где собрались представители профсоюзов горняков, лесорубов, железнодорожников, пивоваров, других промышленных отраслей, социалистических фракций, Дебс объявил о рождении «континентального конгресса рабочего класса», который объединит всех квалифицированных и неквалифицированных рабочих в один великий индустриальный союз, который свергнет капитализм и построит социалистическое общество. Девизом этого главного орудия синдикализма должно стать: «Один великий Союз и одна великая Стачка». Как пророчествовал Хейвуд, одноглазый гигант, напичканный «примитивными инстинктами»56, союз «Индустриальных рабочих мира» доберется до самых низов, «бомжей», мигрантов и вместе со всей массой трудового народа вызволит их из нищеты и обеспечит «достойный уровень жизни». Не нужны коллективные договора, соглашения, политические акции. Надо действовать пропагандой, бойкотами, саботажами, стачками. Правительства, политика, выборы – все это чепуха. Страной должны править профсоюзы.

Отказ «Индустриальных рабочих мира» от политического действия вызвал новые раздоры и сецессии. Некоторые социалисты обвинили Дебса в расколе рабочего движения. Де Леон откололся в 1908 году и продолжил борьбу за чистоту принципов. Для Дебса весь смысл борьбы заключался в достижении поставленной цели, и в этой борьбе были приемлемы любые методы – и политические выступления, и практические акции прямого действия. Несмотря на синдикализм «Индустриальных рабочих мира», он в 1908 году включился в избирательную кампанию кандидатом на пост президента от социалистической партии. На митингах, организованных по всей стране, Хейвуд с друзьями собирал центовые и пятицентовые монеты, чтобы арендовать паровоз и спальный вагон для Дебса и его команды. Проезжавшие мимо машинисты локомотивов приветствовали гудками «Ред спешиал» с красными флагами, развевавшимися на крыше и задней площадке. Дебсу удавалось внушить людям веру в возможность социализма. У него не было духовых оркестров и громкоговорителей, но для общения с людьми было достаточно его звучного голоса, широкой улыбки и распростертых рук. Он «действительно верит в реальность такой вещи, как братство людей», говорил один из организаторов кампании, признававшийся, что его раздражает, когда кто-нибудь вдруг назовет его «товарищем»: «А когда это слово произносит Дебс, оно звучит естественно». Американцы целыми семьями приезжали через прерии на железнодорожные станции, где останавливался «Ред спешиал», и украшали свои фургоны красными флагами, воткнутыми в гнезда для кнутов. Факельные шествия, массовые митинги, дети с букетами красных роз – все это создавало иллюзию фантастической реальности, в которую начинал верить и сам Дебс. Социалистов здесь, писал он приятелю, «как саранчи», и «фермеры в душе все революционеры и готовы к действию». Все будут в шоке, когда подсчитают голоса. Однако подсчет голосов избирателей был удручающим: 400 000 человек, не больше, чем в 1904 году.