Европа перед катастрофой. 1890-1914 - Барбара Такман

Гомперс был реалистичным и трезвомыслящим человеком, как и подобает профсоюзному лидеру, но он жил в эпоху необычайно сентиментальную. Подобно Жоресу, он надеялся на мистическую силу «массовых демонстраций», и одно это доказывает, до какой степени люди поверили в героический образ рабочего класса.

Он приехал в Европу с одной целью – объединить Американскую федерацию труда с Международной федерацией профсоюзов. Если организованный рабочий класс и способен предпринять какие-либо действия против войны, то лишь эта федерация могла сплотить его при наличии доброй воли и средств. У нее не имелось ни того ни другого. Она была создана в 1903 году по инициативе английских и французских профсоюзов и представляла двадцать семь профессий или отраслей и насчитывала в своих организациях более семи миллионов человек в девятнадцати странах. Формально это была внушительная сила, но на практике вся ее деятельность сводилась к исполнению технических функций. Она информировала профсоюзы о последних событиях в отраслях, срывала попытки работодателей набирать иностранных штрейкбрехеров. С учетом влиятельности и финансовой обеспеченности германских профсоюзов ее штаб-квартира располагалась в Германии и ее секретарем был Карл Легин, глава Германской национальной федерации профсоюзов. На ее конгрессах, созывавшихся раз в два года, все политические и социальные вопросы, поднимавшиеся обыкновенно французами, деликатно отклонялись. В 1909 году федерация смогла собрать стачечный фонд в размере 643 000 долларов для всеобщей забастовки в Швеции: в основном средства поступали от германских и скандинавских профсоюзов, и очень мало было внесено британцами, французами и американцами. Солидарность явно была не на высоте. Находясь под сильным германским влиянием и сторонясь политики, эта организация не проявляла никакого интереса к идеям международной всеобщей стачки.

В международное профсоюзное объединение входила и влиятельная Международная федерация транспортных рабочих – моряков, докеров, железнодорожников. Она была основана в 1896 году, представляла сорок два профсоюза в шестнадцати странах и насчитывала в своих рядах 468 000 человек. Именно с этой федерацией Кейр Харди, как и Жорес, обеспокоенный угрозами войны, связывал надежды на организацию всеобщей международной стачки в случае начала военных действий. Он считал, что одни транспортные рабочие при поддержке шахтерского интернационала способны остановить войну. В данном случае тоже возникала проблема единого одновременного действия во всех странах, однако Харди, увлекшись главной идеей, проигнорировал очевидное затруднение и выдвинул свое предложение на очередном социалистическом конгрессе в августе 1910 года в Копенгагене.

Копенгаген, принимавший в 1910 году интернационал, своим примером подтверждал ту значимость, которую приобрел социализм. Муниципальное правительство столицы уже принадлежало Датской социалистической партии, одной из крупнейших в малых государствах. Ее комитет, решивший произвести впечатление на весь мир блестящей организацией конгресса, устраивал великолепные приемы, а мэр-социалист произнес чудесную приветственную речь. В ответном слове, «взволновавшем наши сердца своей искренностью»77, Вандервельде выразил общее чувство причастности к величайшему событию, «когда свободные граждане и городской совет оказывают гостеприимство Красному интернационалу». В мире уже насчитывалось восемь миллионов социалистических избирателей 78. Французские социалисты только что одержали блестящую победу на выборах в мае, получив свыше миллиона голосов и увеличив свое представительство с 54 до 76 депутатов. Бриан, все еще называвший себя независимым социалистом, уже был премьером, и социализм, похоже, достиг того уровня признания, когда мог брать на себя роль «больной совести» человечества.

В Копенгагене она выразилась в словах Кейра Харди 79, предложившего совместно с французом Эдуардом Вайяном резолюцию, рекомендовавшую, чтобы родственные партии и рабочие организации считали желательным и осуществимым проведение всеобщей стачки, особенно в отраслях, производящих военное имущество и материалы, в качестве одного из средств предотвращения войны, и данный вопрос следовало бы обсудить на следующем конгрессе. Выступая с этим предложением, Харди понимал, что рабочие не пойдут на забастовку против войны, но упорно надеялся на то, что им придется сделать это в соответствующих обстоятельствах. «Мы должны подготовить их», – говорил британец. Его проект резолюции поддержали и Вандервельде, и Жорес. Французский лидер исходил из того, что это будет способствовать сближению Всеобщей конфедерации труда (ВКТ) с Французской секцией рабочего интернационала (СФИО). Кроме того, его беспокоила явная бюрократизация германской партии, и он чувствовал насущную необходимость активизации работы в массах.

Немцы и австрийцы выступили против предложения Харди, используя те же аргументы, что и прежде: призывы к забастовке в случае войны повлекут за собой судебные преследования, обвинения в измене и конфискацию фондов. Бебель, больной и заметно постаревший, отсутствовал, но даже и без него голосование под давлением немцев было отрицательным. В поисках компромиссного решения брюссельскому Бюро было рекомендовано заново рассмотреть резолюцию на очередном конгрессе. Но даже и такое дополнение не устраивало немцев. Они с большой неохотой пошли на уступки лишь после предупреждения Вандервельде о том, что в случае их отказа британцы и французы займутся проектом отдельно и самостоятельно. Антимилитаристская резолюция таким образом все же была принята, практически в формулировках Штутгарта, но с одним дополнением: организованному рабочему классу рекомендовалось «подумать, не следует ли провозгласить всеобщую забастовку для предотвращения преступления войны, если в этом будет необходимость». Так же плутовато, как капиталисты отделались от проблемы разоружения в Гааге, социалисты отреклись от идеи всеобщей забастовки в Копенгагене.

Вскоре реальность предоставила доказательство неспособности рабочих одержать победу в серьезной стачке, какой была забастовка транспортников во Франции. В октябре премьер Бриан покончил со всеобщей забастовкой железнодорожников всех частных и государственных линий, призвав рабочих в армию на трехнедельный срок: невыход или отказ от работы автоматически расценивался как дезертирство со всеми вытекающими из этого последствиями. Этот эффективный метод борьбы с забастовками подсказало ему патриотическое сознание, преисполненное заботой о национальной обороне. В то же время давнее социалистическое самосознание почему-то не побудило его к тому, чтобы потребовать от компаний увеличить заработную плату, чего, собственно, и добивались железнодорожники.

В истории человечества наступил 1910 год. Перемещение политического влияния к новому классу, замеченное Бальфуром на британских всеобщих выборах в 1906 году, еще не стало свершившимся фактом. Для реального столкновения, как это продемонстрировала и забастовка французских железнодорожников, рабочий класс не обладал достаточной силой. Международное солидарное действие по-прежнему оставалось иллюзорным. Хотя социалисты продолжали и говорить о нем, и верить в его возможность, делали они это больше в порядке теоретических дискуссий, а не практических проектов. Правда, в этот период все же была предпринята одна попытка организованного международного действия рабочего класса. В то же самое время, когда социалисты в Копенгагене обсуждали возможности всеобщей забастовки на военных производствах, там же проходила и сессия Международной федерации транспортных рабочих (МФТР), по своей природе самого что ни на есть интернационального профсоюзного объединения и крайне необходимого для солидарных акций. Однажды во время Англо-бурской войны 80 голландские члены федерации, симпатизировавшие бурам, потребовали объявить бойкот британским судам, однако лидеры МФТР отклонили их требования на том основании, что на данном этапе нереально привлечь рабочих к участию в международной акции по политическим мотивам. Иное дело – ставить перед ними чисто профсоюзные цели и задачи. И вожаки МФТР наметили уже в следующем году провести международную забастовку против судовладельцев.

Главными зачинщиками были британские делегаты Бен Тиллет и Хавелок Уилсон, а основным оппонентом – германский делегат Пауль Мюллер, занявший такую же обструкционистскую позицию, какую отстаивали его соотечественники на конгрессе социалистов. Забастовка моряков в настоящий момент, доказывал Мюллер, была бы «настоящим безумием» и «катастрофой». В схватке выиграют хозяева, профсоюзные лидеры потеряют авторитет, моряки останутся без работы и рано или поздно на коленях будут молить о пощаде. Поскольку забастовка на линиях морского судоходства, как и против военных отраслей, может создать преимущества для стран, профсоюзы которых в ней не участвуют, и поскольку немцы и британцы соперничают на море, то и особое значение следовало бы придавать принципу международной солидарности. Аргументацией герра Мюллера пренебрегли, и конгресс проголосовал за объявление забастовки моряков в знак протеста против «бездушного, негуманного» отказа судовладельцев всех стран обсуждать претензии профсоюзов за столом переговоров. По всеобщему согласию забастовка «должна быть и будет международной».