Дваждырожденные - Дмитрий Морозов

Но она закрыта для меня. Она не слушает советов…

Тот, кто дает советы, должен иметь на это право. Человек в смятении чувств ищет не советы, а сочувствие, не поучения, а сопереживание. Лата достаточно искушена в житейских вопросах и в высокой мудрости Сокровенных сказаний. Что можешь сказать ей ты, чего бы она уже не знала сама?

Старый брахман замолчал и взял с алтаря бронзовую чашу, до краев полную чистой водой.

— Вода олицетворяет сущность тонких женс ких сил. Попробуй, возьми воду пальцами, зажми ее в кулаке.

Я опустил пальцы в чашу и, разумеется, не достал оттуда ничего, кроме нескольких сияющих всеми цветами радуги капель. Остальное вылилось сквозь пальцы.

— Теперь сложи руки ладонями в жесте под ношения даров. Плотно сожми пальцы…

И с этими словами брахман тонкой холодной струей вылил воду из чаши в мои подставленные, сведенные лодочкой ладони. Только несколько капель упало на темные плиты пола. Я застыл, боясь пошевелиться и расплескать воду, уже прекрасно понимая, что хотел сказать мне брахман.

Он благодушно кивнул головой и молвил:

— Можешь вылить воду. Это подношение бо жеству теперь сослужило свою добрую службу.

Я встряхнул руками и вытер мокрые ладони о края одежды. Потом сказал:

— Но Лата сейчас мало похожа на прохлад ную воду родника. Ее дух сродни кипящему мас лу. И его не удержать в человеческих ладонях.

Брахман кивнул и подвел меня к алтарю, на котором ровно и бездымно горел негасимый огонь масляной лампы:

— Испокон веков люди поклоняются богу огня — Агни, разгоняющему мрак и опаляющему миры. Он воплощается в грозном пламени, спо собном выпить даже воду океана в конце юги. Тог да его называют всепожирающим. Он воплощает ся в огненной брахме, сжигающей врагов на поле брани. И тогда зовут его «гневный». Чистый огонь радости победы мы зовем «ублаготворенным». А тот, что зажигают люди у северного входа в дом, зовется ими «кормильцем», ибо он хранит тепло и благополучие семьи. Этот огонь живет в теле каждого человека, он растворен в пране — дыха нии жизни и он возгорается в наших сердцах со зидательным пламенем брахмы. А вообще, все это —тот же Атман, пронизывающий все плотные и тонкие тела нашего мира…

Я в благодарности сложил руки ладонями перед грудью. Многое открылось мне в тот момент.

Значит, Лата будет меняться, — сказал я. — Один и тот же пламень живет в нас всех, и, значит, не может быть ни противоборства ни отторжения. Но удостоит ли она меня своей любви? Ни страсти, ни снисхождения я не прошу…

Человеческий разум бессилен постичь Абсолют, познать поле божественной силы. Но и для нас открыт путь причащения ее святых тайн. Любовью открываем врата. Любовь преодолевает разобщенность Я. Любовь — это Атман, соединяющий людские сущности. Но она же привязывает дваждырожденных к этому грубому, жестокому миру, заставляя страдать.

Так что же делать? — воскликнул я в смятении.

Брахман грустно улыбнулся:

— Не противиться карме, а постигать новые пути. То, что тебе кажется сейчас мукой, может быть, единственное доступное смертному счастье. В холодных дощечках для разжигания огня хра нится его обжигающая сила. Но нужно много уси лий, чтобы огонь вышел на свет. Каждая женщи на хранит священный огонь, так стоит ли сетовать об усилиях, которые тебе приходится затрачивать, чтобы пробудить этот огонь к жизни? Для людей, неискушенных в высоком знании, мы храним ри туалы и обряды. Правильная чистая пища помо гает накопить добродетели для будущих перевоп лощений, омовение угодно богам… Люди будут соблюдать эти нехитрые заповеди, не понимая, что они необходимы не богам, а им самим. Это про сто. .. Но как передать сокровенное знание, что че ловек может быть счастлив, только ощутив общее тождество в Атмане, то есть — любя?! Здесь не помогут ни заклинания, ни молитвы. Через пло ды земли и невидимое дыхание жизни мы стано вимся едиными с деревьями, птицами, реками и горами. Что мы должны сделать, чтобы заставить людей понять, что мысли, чувства и тонкие силы объединяют нас всех в единый венок?

Великий Маркандея часто повторял: «Если человек считает органы чувств частью себя самого, то он обречен на страдания в этом мире. Тот же, кто видит себя растворенным в мире, а мир — отраженным в себе, приходит к слиянию с Атманом или, как его еще называют, с Брахмой. Все в мире — Брахма. Твой разум — горящий светильник. С его помощью мыслящий человек способен достичь Атмана… А потом постичь, что тот Атман не есть его „Я“. Тогда достигается освобождение.

— Но я пока не хочу ни от чего освобождать ся… — сказал я, думая только о Лате.

Брахман потупил глаза и спрятал зарождавшуюся улыбку в седину бороды:

— Выполняй свой долг, служи Пандавам, ибо такова дхарма кшатрия. Не печалься о судьбе Вы сокой сабхи, ибо все в этом мире свершается так, как должно. Преодолей отчужденность собственного Я хотя бы в отношении одного единственного человека на земле. На пути духовного совершенства Сокровенные сказания называют второй ашрам, в котором человек создает семью и собственный дом, „корнем всех ступеней жизни“. Во втором ашраме порицаются грубость, обман, побои, чванство. „Родительской лаской“ ко всем существам да звучат усладительные для слуха речи домохозяина…

Я вышел из благовонного полумрака храма, почти забыв о страхах, которыми меня наполнили мысли о Калиюге, спиной чувствуя пытливый древний взгляд жреца, таящего молодую улыбку.

У дверей в сизых сумерках вырисовался силуэт кшатрия из нашей охраны. Он смиренно ждал конца беседы, чтобы передать, что Накула зовет меня на совет. Накинув плащ, чтобы защитится от вечерней свежести, я поспешил по едва заметной тропинке, извивающейся среди светло-серых валунов. Накула жил, как и все мы, в обычном крестьянском доме, стоящем на основании из неотесанных камней. Из узкого окна на деревянное крыльцо струился теплый свет масляной лампы. После сизой прохлады горных сумерек дом показался мне таинственным ларцом, полным огней, аромата и тепла. За массивным деревянным столом сидели благодушно улыбающийся Накула, сосредоточенная Лата, немного растерянный Джа-наки и двое кшатрийских командиров. Как только я занял место за непривычно высоким столом, Накула оглядел всех собравшихся и сказал:

— Меня сегодня не оставляет ощущение опас ности. Я не знаю, откуда оно пришло, и чего сле дует ждать. Если бы Арджуна был с нами, то он, может быть, смог понять причину тревоги.

Один из кшатриев озабоченно покачал головой:

Здесь нет укреплений, и двух десятков человек недостаточно, чтобы занять круговую оборону на этом холме. Лучше бы уйти отсюда и спрятаться в горах.

Мы не можем бросить храм, — возразила Лата, — сюда вернется Арджуна, сюда придет весть от небожителей.

У храма и его служителей своя карма, — сказал Джанаки, — думаю, мы сами притягиваем к этому месту невидимую опасность. Если уйдем мы, уйдет и она. Арджуну можно предупредить…

Но я же не знаю, какая опасность грозит нам, — сказал Накула. — А что если я предчувствую просто землетрясение, тогда, сорвавшись с места, мы устремимся навстречу карающему мечу кармы.

Отсюда уходить нельзя, — повторила Лата.

У меня нет полной уверенности, — пожал плечами Накула, — но по-моему, беда стягивается именно вокруг нашего лагеря. Кто-то должен отправиться вместе с проводниками осмотреть ближайшие дороги, а остальные займутся сборами и подготовкой к обороне.

Обращаясь к командирам кшатриев, Накула приказал:

Расставьте стражу вокруг холма и объясните всем, чтоб не спали, иначе мы погибнем. В одиночку из этих гор все равно не выбраться, так что пусть готовятся стоять насмерть.

Кшатрий не может пережить своего господина, — ответил один из командиров, — иначе он нарушает свою дхарму и пускает жизнь по глухой тропе позора. Никто из наших людей не побежит.

Сумасшедшая порода, — шепнул мне на ухо Джанаки, — каждый погибающий увеличивает славу оставшихся. Я иногда им завидую.

А я нет. Как будто и ты сам не пожертвуешь жизнью ради своих близких, — сказал я Джанаки, — только к этой жертве тебя может побудить не гордость, а любовь.

Кто отправится в горы? — спросила Лата. Накула обвел нас пристальным взором.

Тот, кто в последние дни истоптал все окрестные ущелья. Я думаю, Муни вполне восстановил силы и не будет обузой для проводников.

А почему бы Муни не остаться в лагере? — спросила Лата. — Надо возложить дозор на самих проводников.

Накула отрицательно покачал головой:

— Местные охотники различают птиц и зверей, но не знамена наших врагов. Они передвигаются быстро по горным тропам, но устремленная мысль Муни быстрее предостережет нас от опасности. Го товься, Муни, завтра отправляешься в путь. Сове тую всем хорошо выспаться ночью, чтобы чувства ваши были настороже.