Идущая - Мария Капшина

— Не хочу! — выдохнула Реана, туманя дыханием стекло. — Не хочу!!

То ли послушавшись, то ли подавшись под яростным нажимом ладоней, то ли в издёвку — зеркало переменило сюжет. В пустой комнате без окон Реана-в-зеркале сидела на единственном, кроме стола, предмете мебели — пристенном топчане. Опершись о стену и закинув голову. На столе был нетронутый хлеб с сыром, а под безвольно лежащей рукой пленницы лился на топчан недопитый чай — хороший, душистый, с почти неощутимым странным привкусом. Здесь никто не пел, только сверху, из круглой замковой часовни просачивалось, как запах курений, глубокое, спокойное довольство человека, выполнившего, наконец, свой долг перед Вечными.

Реана-перед-зеркалом зло втянула свистнувший воздух сквозь зубы, и тогда изображение снова переменилось. С той стороны в то же зеркало гляделась она же, живая и невредимая; примеряла изумрудную диадему, замечательно оттеняющую цвет глаз. Реана дёрнулась снова; та, что в зеркале, оглядела себя и улыбнулась — одними губами, глаза оставались холодны, как камни диадемы.

_____________________________________

*"Десятник" — приблизительный аналог эльфийского "тинэраефф", в подчинении у которого обычно от десяти до шестидесяти воинов. Тинюйваэраефф — десятник границы, начальник пограничной заставы, к которой может быть приписан и не один онэраф — "десяток"

XXIII

…Но на смерть обречены

Слишком ранние предтечи

Слишком медленной весны.

Д. Мережковский

Лес. Ночной, но из-за лежащего снега не слишком тёмный. Снег, выпавший только днем, ещё совсем не утоптан, даже на дороге. И то верно: кто станет ходить из города в город пешком по ночному лесу, когда электричка студентам стоит пять рублей? Правильно, одна только нашлась такая. Снег сминался под ногами. До заката было теплее, снег таял, падая на землю, и ноги промокли. Но сейчас, когда быстро идёшь — по морозному, рыхлому снегу, — тепло и весело. Отлично начинаются выходные!

Лесная дорога забрала правее, приближаясь к трассе. Слева по-прежнему молчал лес, задумчиво поскрипывая о вечном. Справа, метрах в пятнадцати лежало шоссе, не такое оживленное, конечно, как Садовое кольцо, но и не безмолвное. Ярко освещённая полоса, на фоне которой резко выделялись силуэты деревьев на краю леса. А между лесом и трассой — ровная полоска нехоженого снега. Запыленная тенью леса там, где фонари расходились далеко один от другого, и залитая светом под ними.

Меч на поясе как-то странно сочетается с автострадой и фонарями, вы не находите?

Слева прилетел, нарастая, громкий, требовательный вопль. Эй! В этом лесу уже лет двести как ничего крупнее кабанов не водится!….Я не к тому, что рысь крупнее кабана, я к тому, что здесь ей делать нечего!

Отхожу к дороге. Крик не напугал, он зовёт, и зовёт не на роль ужина. Дружеский вопль. Но туда не хочется. Дюжина шагов вправо. Кромка леса. Вот здесь и пойду, по кромке, по водоразделу, по границе. Посредине между двумя дорогами.

______________________________________________

Проснулась Реана не в храме, а в комнате, которую ей отвели в доме десятника.

Она понимала, что ведьме в Алироне не рады, и потому ушла сразу же, дав все клятвы, на которые у эльфов хватило фантазии, что не посвятит остаток жизни вождению экскурсий до Ироале.

Потом были три недели неспешного пути по горам, босые ноги по толстому мху, каменистой глине тропинок, ледяным ручьям, шелковистой палой хвое… Льдистый свет речной и родниковой воды, пахнущей солнцем, камнем и давней осенью. Запах чабреца на солнечных скалах, чуть прикрытых тонким слоем земли, чай из его нежных, ещё нецветших веточек и молодых земляничных листочков. Оттаявший перевал, куда за это время успела взобраться весна. Белая вишня, бело-зеленая алыча, нежно-розовый абрикос, желтые шапки кизила — вся весна, от начала и до конца, на разной высоте. Воздух… Дивный воздух! Первые грозы, со внезапными холодом и темнотой, скалы гулко хохочут, перебрасываясь громом, а утром зябко кутаются в сизую дымку, чтобы с появлением солнца небрежно уронить её в долины, ущелья, овраги. И озера — лазурные, яркие, прозрачные. Холодные озера, текшие расплавленным льдистым светом вдоль тела, когда девушка почти бесшумно ныряла с высокого глинистого берега, пробегавшие ментоловой чистотой по коже, от кончиков пальцев вытянутых рук до узких ступней, смывая усталость и пыль. Горячие, чистые валуны, на которых она нежилась под солнцем, испытывая смутное желание замурлыкать (сдерживало её лишь то, что мурлыкать ни рыси, ни ведьмы не умеют). А потом дивным фиолетовым цветом загорелись цветки персиков. Три недели счастья. Для идеальной полноты которого не хватало только одного. Того, кто сейчас шёл с армией по Арне, пробиваясь к Древней столице.

Если бы Шаолу увидел лицо ведьмы под конец этой прогулки, он понял бы, что при первой встрече назвал "загаром" зимнюю бледность… Реана прекрасно это понимала, она знала, как быстро и сильно кожа схватывается загаром под горным солнцем. И подставляла солнцу шальную усмешку, воображая шок местных. Ей нравилось готовить эту пощечину общественному вкусу.

Общественность — жители встречных деревень — шокировалась вполне, что, однако, не помешало ведьме купить полотняные штаны и рубашку из небелёного льна. В куртке Реане давно было жарко, а рубашка, которую она носила под ней, была слишком тонкой и белой, чтобы снимать куртку в обитаемой местности без опасения подвергнуться воспитательному побиению камнями. Других связей с легкошокируемой общественностью ведьма не налаживала, намереваясь быстро и тихо дойти до Арна, пообщаться с Нанжином и Кёдзаном, узнать, где сейчас Раир, и — туда, по азимуту. В своих силах она совершенно не сомневалась: если пойдет по людной местности, пройти тихо наверняка не удастся. Поэтому лучше избегать городов, да и деревень тоже. Скрываться от властей по всем правилам. А ведь замаскироваться было бы очень просто, весело подумала Реана однажды. Всего-то и нужно — надеть обычную женскую одежду местного покроя, сменить прическу и напудриться.

Реана вошла в Арнер через Новые ворота. Эта часть города была не слишком ей знакома: два месяца назад, когда она прохлаждалась в здешних местах, её больше интересовали набережные на западной окраине, заполненной густым рыбным запахом и беднотой, и тому подобные места скопления народа. Впрочем, куда больше всего этого вместе взятого её интересовала храмовая библиотека и бесконечная болтовня обо всем на свете с Нанжином… Одним словом, сюда, на Верхние набережные, где буйным половодьем разлились необъятные сады и почти столь же необъятные особняки местной элиты, — сюда Реана заглядывала лишь пару раз. Кроме того, на улицах здесь всё равно смотреть было не на что, кроме высоких глухих стен из здешнего голубоватого камня. Только деревья, равнодушные к человеческим попыткам отграничиться, протягивали ветви чуть ли не до середины узкой, извилистой улицы.