Сдаёшься? - Марианна Викторовна Яблонская

Флоринская. Нет, нет, вы мне не будете мешать, мне даже лучше поболтать сейчас с кем-нибудь. Вы только сядьте спиной и смотрите в угол. Или лучше отойдите к окну — из любого окна можно увидеть уйму интересного!

Д м и т р и й подходит к окну. Ф л о р и н с к а я хочет скинуть халат, но взглядывает на его спину и снова завязывает халат, подходит к стулу и продолжает делать экзерсис, считая себе вполголоса: и — раз, и — два…

Дмитрий. Даже если бы я не был вчера на спектакле и не видел всего своими глазами, по количеству здесь цветов я бы догадался, что вы актриса и что вчера у вас был необыкновенный успех. Про эту комнату можно даже сказать по-старинному сентиментально: она просто «утопает» в цветах.

Флоринская. Да, актрисы — счастливые люди, они одни из немногих, кто может получить много цветов до дня своих похорон. И — раз… и — два…

Дмитрий. А что, простите, балет — ваше хобби?

Флоринская. И — раз, и — два… О, нет, что вы, я терпеть не могу всех этих балетных кривляний! И — раз, и — два…

Дмитрий. Значит, они обязательны для каждой драматической актрисы?

Флоринская. И — раз, и — два… В принципе нет. Но для актрисы, которая рассчитывает на какое-то будущее, совершенно необходимы. Вы даже представить себе не можете, сколько времени актрисе моего возраста приходится колдовать над собой, чтобы быть, как у нас говорится, в форме. И — раз, и — два… И все это затем только, чтобы услышать одну-единственную фразочку от режиссера, вроде такой: «…а вы как будто неплохо смотритесь сегодня, Флоринская!» И — раз, и — два…

Дмитрий. Сурово.

Флоринская. И — раз, и — два… Приходится возиться с собой, по участкам разбирать себя для этого на составные части… и — раз, и — два… отдельно заниматься глазами, губами, бровями, ногтями, пятками, ресницами, подмышками, локтями, шеей и так далее… И — раз, и — два… И — раз, и — два…

Дмитрий. Насколько я успел заметить, все само собой у вас прекрасно.

Флоринская. И — раз, и — два… Увы! Прекрасным… само собой в моем возрасте уже ничего не бывает! И — раз, и — два…

Дмитрий. Странно. Вы совершенно лишены кокетства. Зачем вы рассказываете мне все это? Зачем вы все время подчеркиваете ваш «преклонный» возраст?

Флоринская. И — раз, и — дна… Как раз наоборот, я страшная кокетка. Вы разве не заметили, что я все время напрашиваюсь на похвалу? И — раз, и — два… Только кокетство у меня совсем другое — профессиональное. Я гораздо больше горжусь достижениями в работе над своей внешностью, чем стыжусь возраста. И это вполне понятно: все эти старания — важная часть моей работы. И — раз, и — два… Что же вы не скажете мне: «Молодец, ваши труды не пропали даром, вы здорово сохранились, черт возьми!»?

Дмитрий. Да потому, что вы совершенно не сохранились!.. В вас еще нечему сохраняться. По-моему, вы так молоды, что рано пустились в такой отчаянный бой с надвигающейся старостью. Но вы меня теперь заинтриговали. Если уж вы так со мной откровенны, то тогда уж скажите, сколько вам лет… Вы вправе и не ответить, конечно…

Флоринская. И — раз, и — два… На этот вопрос абсолютно честно актриса может ответить только двум людям: врачу и милиционеру, и то, если они припрут ее к стенке. Всем остальным она, разумеется, соврет. Но раз уж у нас с вами зашел такой откровенный разговор… И — раз, и — два… Мне уже — увы — двадцать семь!

Дмитрий. Вы выглядите много моложе. Честно говоря, я даже стеснялся вашей неприличной молодости. Но рядом со мной вы все равно девчонка. Мне — тридцать пять.

Флоринская (заканчивая). И — раз, и — два, и — три, и — четыре… Ну вот. Сейчас я поставлю чайник. Вы, наверное, тоже еще не завтракали?

Дмитрий. Нет, нет, я ел, ради бога, не беспокойтесь!

Флоринская. Ну, все равно. У меня ведь ничего нет. Чтобы не полнеть, я не держу в доме никаких продуктов. Кроме того, я ведь не ждала сегодня гостей. А выйти в магазин я сейчас не могу — на то у меня есть причины.

Дмитрий. Да нет же, я действительно ел…

Флоринская. Не страшитесь объесться! Я же говорю вам, что мы с вами выпьем чаю только символически! (Берет со стены одежду и уходит.)

Оставшись один, Д м и т р и й с интересом рассматривает комнату, банки с цветами, мраморную фигуру женщины с мечом, гитару.

Возвращается Ф л о р и н с к а я, она переоделась.

Дмитрий. Вы живете как старый холостяк, которого обхаживает пожилая вдова. О вдове здесь напоминает обилие цветов и вот эта мраморная женщина. О холостяке говорит все остальное. И особенно эта гитара на стене — у нее такой бесшабашный вид. Это, должно быть, старинная и очень дорогая статуя?

Флоринская. Да, это старинная статуйка. Но не думаю, что она дорогая, хотя, впрочем, может быть — мне никогда не приходило в голову ее оценить. А для меня она очень дорогая. Это статуйка моей двоюродной бабушки. То есть это и есть сама моя бабушка.

Дмитрий. Ваша двоюродная бабушка была воительницей?

Флоринская. Нет, тоже актрисой. Но очень недолго. Это печальная история. Она была француженкой и работала в одном из театров в Париже. Тогда-то ее изваял в мраморе один молодой французский скульптор. Здесь она в какой-то роли из пьесы не то Корнеля, не то Расина. Однажды ее увидел в спектакле русский критик, живший тогда в Париже. Он поместил про нее огромную статью в газете, где превозносил ее красоту и страшно ругал за бездарность. Вскоре они поженились. Видимо, он убедил ее бросить сцену, во всяком случае, после замужества она уже никогда на сцене не выступала.

Дмитрий. Что же тут печального? По-моему, это прекрасная история.

Флоринская. Вы думаете? Я пойду принесу чайник. (Уходит.)

Д м и т р и й снова рассматривает комнату. Возвращается Ф л о р и н с к а я с чайником.

Дмитрий. Такое ощущение, что вы совсем недавно сюда переехали.

Флоринская. Да. Я живу в Москве полтора года. А родом я из Саратова.

Дмитрий. Какое странное совпадение. Я тоже живу здесь немногим больше года. По-моему, прекрасно, что мы наконец нашли что-то общее. Только у меня пока еще