Конец вечности - Айзек Азимов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Но я всё-таки не понимаю. Конечно, тебе не пришлось объяснять ему, что я его раздражаю. Он это и так знает. Но почему он раньше не разрешал мне отправиться на Эритро, когда я просила его об этом?
— Потому что он не желает иметь дело с Эритро и неприязнь к этому миру перевешивает нежелание видеть тебя. Но ты полетишь туда не одна. Мы полетим вместе. Ты и я.
Инсигна подалась вперёд и уперлась ладонями в стол, разделявший их.
— Нет, Молли… Марлена. Эритро — место не для тебя. И я лечу туда не навсегда. Закончу измерения и вернусь, а ты будешь ждать меня здесь.
— Я не боюсь её, мама. Неужели не ясно, что он отпускает тебя лишь потому, что заодно хочет избавиться и от меня? Поэтому-то он и согласился. Понимаешь?
Инсигна нахмурилась.
— Не понимаю, в самом деле не понимаю. Ты-то какое отношение имеешь ко всему этому?
— Когда я сказала ему, что знаю о его неприязни к нам обеим, лицо его застыло — ты знаешь, как он умеет стереть с него всякое выражение. Он знал, что я понимаю жесты и всё такое прочее, и не захотел, чтобы я прочла его мысли. Но и отсутствие всякого выражения говорит мне о многом. Видишь ли, невозможно сделать лицо абсолютно непроницаемым. Человек сам не замечает, как у него бегают глаза.
— Короче говоря, ты поняла, что он хочет отделаться и от тебя?
— Хуже — я поняла, что он боится меня.
— Почему же он тебя боится?
— Потому что не хочет, чтобы я узнала то, что он хотел бы скрыть. — Марлена вздохнула и добавила: — На меня всегда сердятся за это.
Инсигна кивнула:
— И я понимаю почему. Ты заставляешь людей ощущать себя голыми — умственно, так сказать. Словно холодный ветер, пронизываешь их мозг. — Она пристально взглянула на дочь. — Иногда я тоже так себя чувствую. Теперь мне уже кажется, что ты смущала меня, когда была ещё совсем маленькой. Тогда я уверяла себя, что это потому, что ты у меня просто чрезвычайно ум…
— Так и есть, — перебила её Марлена.
— Да, конечно, но в тебе кроется нечто большее — только тогда я этого не замечала. Скажи мне, эта тема разговора тебя не смущает?
— Мы же вдвоем, мама, — осторожно произнесла Марлена.
— Хорошо, тогда объясни мне, почему, когда ты была меньше и уже знала, на что способна — что не под силу не только другим детям, но и взрослым тоже, — почему ты не пришла ко мне и не рассказала обо всём?
— Однажды я пыталась, но ты не захотела слушать. То есть ты мне ничего не сказала, но я видела, что ты занята и не желаешь тратить время на детскую болтовню.
Глаза Инсигны округлились.
— Неужели я так и сказала: «на детскую болтовню»?
— Нет, ты молчала, но смотрела и руки держала так, что всё было ясно.
— Надо было настоять и всё равно рассказать.
— Я была слишком мала, а ты всё время нервничала — из-за комиссара Питта и из-за отца.
— Ладно, не думай больше об этом. Что ещё скажешь?
— Только одно, — проговорила Марлена. — Когда комиссар Питт сказал, что согласен и мы можем отправляться на Эритро, мне почудилось, что он чего-то недоговаривает.
— И что же это было, Марлена?
— Не знаю, мама. Я же не умею читать мысли. Только внешне… да и то не всегда можно понять. Однако…
— Ну-ну?
— По-моему, он думал о чём-то неприятном, пожалуй, даже ужасном.
23
Подготовка к полёту на Эритро заняла много времени. На Роторе у Инсигны были дела, которые нельзя было бросить. Нужно было переговорить в департаменте астрономии, отдать распоряжения, назначить первого заместителя исполняющим обязанности главного астронома, наконец проконсультироваться у Питта, ставшего непривычно неразговорчивым.
Во время последней беседы Инсигна сообщила:
— Знаешь, завтра я лечу на Эритро.
— Прости? — Он поднял глаза от её отчета, который старательно листал, не читая, — она была убеждена в этом.
Неужели она, сама того не ведая, поднабралась Марлениных штучек? Не надо бы девочке думать, что она может видеть то, что скрывается под поверхностью, это не так.
— Ты знаешь, завтра я улетаю на Эритро, — терпеливо повторила она.
— Завтра. Но ты же будешь к нам наведываться, так что я не прощаюсь. Береги себя. Рассматривай поездку как отпуск.
— Я намереваюсь заняться исследованиями движения Немезиды в пространстве.
— Ах это, ну… — Он пренебрежительно махнул рукой. — Как хочешь, И всё-таки, даже если ты продолжаешь работать, смена обстановки всегда отпуск.
— Янус, я хочу поблагодарить тебя, что ты предоставил мне такую возможность.
— Твоя дочь просила меня. Ты знаешь об этом?
— Знаю, она мне в тот же день всё и рассказала. Я ругала её, что она тебя побеспокоила. Ты отнесся к ней с таким вниманием.
— Необычная девочка, — пробормотал Питт. — Рад был ей помочь. всё равно это дело временное. Закончишь расчёты и вернешься.
Инсигна заметила: Питт дважды упомянул о возвращении. Что на её месте сказала бы Марлена? «Ужасное», — говорила она. Но что?
— Ну, до возвращения с приятными новостями, пусть Немезида будет безопасной и через пять тысяч лет, — произнес Питт.
— Ну это уж как наблюдения покажут, — сухо отрезала она и встала.
24
Странно это, размышляла Эугения Инсигна, жить в космосе в двух световых годах от планеты, где ты родилась, и только дважды летать на космическом корабле, и то недолго: с Ротора на Землю и обратно.
Путешествия в космосе не привлекали её. Это Марлене всё было интересно. Она сама пробилась к Питту и шантажом, пусть и необычным, заставила его уступить. Именно Марлена стремилась на Эритро, подчиняясь странной власти планеты над нею. Причин такой власти Инсигна понять не могла и предпочитала усматривать в этом ещё одно проявление уникальных эмоциональных и ментальных способностей дочери. И хотя её угнетала мысль о том, что придётся оставить маленький и уютный Ротор, променять его на пустынную огромную Эритро, грозные и загадочные равнины которой лежали в шестистах пятидесяти километрах от поселения — вдвое дальше, чем некогда находилась Земля, — волнение Марлены воодушевляло её.
Корабль, которому предстояло отвезти их на Эритро, нельзя было назвать красавцем. Это было просто рабочее судно — небольшая ракета-паром, преодолевавшая крепкую гравитационную хватку Эритро и без приключений спускавшаяся вниз, под пухлое атмосферное одеяло своенравной планеты-дикарки.
Инсигна знала, что путешествие будет не из приятных. Большую часть времени им предстояло провести в невесомости, а как она уже убедилась, двух дней в подобных условиях ей хватит с избытком.
Голос Марлены нарушил ход её мыслей:
— Эй, мама, пошли, нас ждут. Багаж уже погружен.
Инсигна шагнула вперёд и, проходя через воздушный люк, ещё раз подумала: так почему же Янус Питт всё-таки отпустил их?
25
Сивер Генарр правил миром столь же обширным, как и Земля. Впрочем, если быть точнее, правил он тремя квадратными километрами суши, укрытыми Куполом. Пространство это медленно увеличивалось. Остальные же без малого пять сотен миллионов квадратных километров не знали ни человека, ни других живых существ — кроме микроорганизмов. Но поскольку считается, что миром правят населяющие его многоклеточные организмы, то несколько сотен людей, которые жили и работали под Куполом, были правителями Эритро, а он, Сивер Генарр, командовал ими.
Ростом Генарр не выдался, но мужественные черты придавали ему впечатляющий вид. Когда он был помоложе, то казался старичком среди ровесников, теперь же — к пятидесяти — положение поправилось. Длинный нос и глаза слегка навыкате, волосы едва тронула седина. Звучный и музыкальный баритон прежде даже позволял ему подумывать о сценической карьере, но рост неминуемо обрек бы его на исполнение редких в операх характерных ролей, — и таланты администратора в конце концов возобладали.
Благодаря этим талантам — отчасти — он десять лет провёл под Куполом на Эритро. На его глазах на месте сооруженьица из трех крохотных комнатушек выросла просторная горнодобывающая и исследовательская станция.
У Купола были свои недостатки. Редко кто жил в нём долго. То и дело происходили перемены: всякий, кто попадал на Эритро, полагал, что его сослали, и всеми силами стремился вернуться на Ротор. Большинству жителей красноватый свет Немезиды казался тревожным и угрюмым, хотя освещение под Куполом было точно таким же, как на Роторе.
Но были и преимущества. Генарр мог держаться подальше от бурлящего на Роторе водоворота политических страстей, с каждым годом казавшихся ему всё более мелкими и вздорными. Ещё важнее было то, что здесь он мог держаться подальше от Януса Питта, с которым постоянно — и безрезультатно — спорил.