Конец вечности - Айзек Азимов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Но вы, возможно, ещё владеете кое-какой полезной информацией.
Фишер вздохнул и ответил:
— Меня допрашивали вдоль и поперек.
— Я знаю, мне докладывали, только вас спросили не обо всём. Лично у меня к вам вопрос, на который я хочу получить ответ.
— Да, директор?
— За время пребывания на Роторе имели ли вы какие-нибудь основания заподозрить тамошнее руководство в ненависти к Земле?
Брови Фишера поползли вверх.
— Ненависти? Мне казалось очевидным, что люди на Роторе, да, наверное, и на всех остальных поселениях смотрят на Землю свысока, считают её отсталой, убогой и варварской планетой. Но ненависть… Откровенно говоря, сомневаюсь, что нас ценили достаточно высоко, чтобы возненавидеть.
— Я говорю о руководстве, не о населении.
— Я тоже, директор. Ненависти не было.
— Тогда я ничем не могу этого объяснить.
— Чего объяснить, директор?
Танаяма бросил на Фишера проницательный взгляд (сила личности этого японца была такова, что редко кто замечал, что он невелик ростом).
— Вы знаете, что эта звезда движется к нам? Прямиком к Солнечной системе!
Фишер вздрогнул и попытался отыскать взглядом Уайлера, но тот сидел в углу, прячась от света, падавшего из окна, и, судя по его виду, думал о чём-то своем.
— Хорошо, Фишер, садитесь, может быть, это поможет вам освежить память. Я тоже сяду. — Танаяма присел на край своего стола, свесив короткие ножки. — Вам было известно о направлении движения звезды?
— Нет, директор. Я даже не знал о её существовании, пока агент Уайлер не просветил меня.
— Вы не знали? На Роторе такое не могло остаться неизвестным.
— Мне об этом не говорили.
— Но как раз перед стартом Ротора ваша жена стала радостной и возбуждённой. Так вы сказали агенту Уайлеру. По какой причине?
— Агент Уайлер полагает, что именно она открыла эту звезду.
— Быть может, ей уже было известно о направлении её движения, и она радовалась тому, что должно произойти с нами?
— Не знаю, директор, почему подобные мысли должны были доставлять ей радость. Уверяю вас, что действительно понятия не имею, было ли ей известно о направлении движения звезды и даже о самом её существовании.
Танаяма задумчиво взглянул на Фишера, легонько почесывая пальцем подбородок.
— На Роторе все были евро? — вдруг спросил он. — Правильно?
Фишер широко открыл удивленные глаза. Ему давно не приходилось слышать этот вульгаризм — тем более из уст правительственного чиновника. Он вспомнил, что и Уайлер говорил о «белоснежках» на Роторе, когда Крайл только что возвратился. Тогда Фишер отнесся к его речам с легким сарказмом — и не обратил на них внимания.
— Не знаю, директор, — ответил он с сожалением. — Я не изучал их досье и ничего не могу сказать об их происхождении.
— Ну, Фишер, для этого не обязательно изучать анкеты. Можно судить по внешнему виду. Приходилось ли вам встречать на Роторе людей с лицами афро, монго или хиндо? Темнокожих? С эпикантусом?
Фишер взорвался:
— Знаете, директор, сейчас не двадцатый век! — Если бы он знал, как это сделать, то выразился бы покрепче. — Я просто не обращаю внимания на подобные вещи, как, впрочем, и все на Земле. Удивлен, что слышу от вас такие слова, и полагаю, что они могли бы скомпрометировать вас, если бы о них стало известно…
— Агент Фишер, не дурите мне голову, — ответил директор, с укоризной водя из стороны в сторону корявым указательным пальцем. — Я говорю о том, что есть. Конечно, мне известно, что сейчас на Земле расовым различиям, по крайней мере внешне, внимания не уделяется.
— Только внешне? — возмутился Фишер.
— Только внешне, — холодно ответил Танаяма. — Когда земляне отправляются в поселения, они сами собой сортируются. Почему так получается, если различия между людьми не существенны? В любом поселении все жители едва ли не на одно лицо, а если обнаруживаются не такие, как все, они оказываются в меньшинстве, чувствуют себя неуютно или их заставляют чувствовать себя неуютно, а лучше всего перекочевывать в другие поселения, где таких, как они, большинство. Разве не так?
Фишер понимал, что возразить нечего. Так оно и было, внутренне он принимал всё это как данность.
— Что поделаешь, — ответил он. — Человеческая природа, каждый тянется к себе подобным… К соседям.
— Каждый, бесспорно, тянется к подобным себе. Потому что люди ненавидят и презирают тех, кто не похож на них.
— Существуют и поселения м-монго. — Фишер запнулся, понимая, что может смертельно обидеть директора — человека, оскорбить которого нетрудно и очень опасно.
Танаяма и бровью не повёл.
— Я знаю, но евро ещё совсем недавно доминировали на планете и до сих пор не могут этого позабыть.
— Остальные, возможно, тоже не могут забыть этого, и причин для ненависти у них не меньше.
— Но ведь это Ротор бежал из Солнечной системы.
— Это случилось потому, что они первыми изобрели гиперпривод.
— И отправились к ближней звезде, о которой было известно только им, звезде, которая мчится прямо к Солнечной системе и может её погубить.
— Нам неизвестно, что знали на Роторе об этой звезде.
— Вздор, они знали обо всём, — проворчал Танаяма, — и бежали, не предупредив нас.
— Директор, почтительно обращаю ваше внимание на то, что такое предположение нелогично. Если они собираются обосноваться возле звезды, которая может погубить Солнечную систему, то ведь пострадает и их собственная планетная система.
— Ну им-то будет легко спастись, стоит только понастроить достаточное количество поселений. А у нас целый мир — восемь миллиардов человек, которых придётся эвакуировать. Задача куда более трудная.
— Сколько же времени у нас остаётся?
Танаяма пожал плечами:
— Несколько тысяч лет, так мне сказали.
— Немало. Возможно, поэтому им и в голову не пришло предупреждать нас. Когда звезда приблизится, её заметят без всяких предупреждений.
— И тогда на эвакуацию останется меньше времени. Они случайно обнаружили эту звезду. Мы бы тоже не смогли её заметить, если бы не слова вашей жены и не ваша догадка — хорошая, кстати, — что искать нужно в той части неба, снимки которой отсутствуют в материалах Ротора. Они преднамеренно так поступили, чтобы мы узнали обо всём как можно позднее.
— Но, директор, зачем им было затевать всё это? Из одной только беспричинной ненависти?
— Не беспричинной. Пусть гибнет Солнечная система со всеми её многочисленными неёвро. А человечество всё начнет заново, руками одних евро. Ну? Что вы об этом думаете?
— Немыслимо… невозможно, — качнул головой Фишер.
— А почему тогда нас не предупредили?
— Что, если поначалу им самим не было известно о движении этой звезды?
— Немыслимо, невозможно, — с иронией возразил Танаяма. — Нет и не может быть другой причины — только желание видеть нашу погибель. Но мы разгадаем загадку гиперпривода, отправимся к этой новой звезде и тогда сведем с ними счёты.
Глава 13
КУПОЛ
22
Эугения Инсигна выслушала дочь и недоверчиво усмехнулась. Одно из двух: либо девчонка не в своем уме, либо ей послышалось.
— Что ты сказала, Марлена? Меня посылают на Эритро?
— Я попросила комиссара Питта, и он согласился всё устроить.
Инсигна с недоумением взглянула на дочь.
— Но почему?
Начиная раздражаться, Марлена ответила:
— Ты ведь сама сказала, что хотела бы провести точные астрономические наблюдения, а на Роторе это невозможно. Теперь можешь сделать их на Эритро. Но я уже вижу — ты ждёшь другого ответа.
— Правильно. Я хотела бы знать, почему комиссар Питт вдруг взялся за это. Я ведь неоднократно просилась туда, и всякий раз он отказывал. Ведь он никого не отпускал, кроме нескольких специалистов.
— Я просто изложила ему это дело иначе. — Марлена чуть помедлила. — Я сказала ему, что он может таким образом избавиться от тебя, — и он использовал эту возможность.
У Инсигны перехватило дыхание, и она закашлялась до слез. Наконец, переведя дух, она спросила:
— Как ты могла сказать такое?
— Потому что это правда, мама. Иначе я не стала бы этого говорить. Я слышала, что он тебе говорил, я слышала, что ты говорила о нём. Всё яснее ясного. По-моему, и ты это видишь. Ты его раздражаешь, и он не хочет ни видеть тебя, ни думать о тебе. Ты сама это знаешь.
Инсигна поджала губы.
— Знаешь что, дорогая, отныне я все свои тайны сразу буду поверять тебе. Это нелегко, но всё же лучше, чем позволять тебе копаться во мне.
Марлена опустила глаза.
— Извини, мама.
— Но я всё-таки не понимаю. Конечно, тебе не пришлось объяснять ему, что я его раздражаю. Он это и так знает. Но почему он раньше не разрешал мне отправиться на Эритро, когда я просила его об этом?