Ожоги сердца - Иван Падерин

— Суп, каша… Не проходите мимо… Каша с добавкой.

— Каша при ранении в брюхо хуже свинца и взрывчатки, — отвечает ему бывалый гвардеец и проходит к раздатчику чая. Там целая очередь.

Где, когда и каким образом будем форсировать Вислу, еще не знает даже командир дивизии, а рядовые и сержанты уже готовят себя к броску на реку и к суровым схваткам на той ее стороне. Каждый знает: в бою никто не застрахован от осколков и пуль, особенно в живот, поэтому налегают только на чай с сухариками.

Под деревьями возле вещевых мешков и коробок с пулеметными лентами лежат связки сухого хвороста, жерди, тесинки, плоские трофейные канистры, многие где-то раздобыли надувные подушки, автомобильные камеры, кое-где уже пузырятся набитые сухой травой мешки из солдатских плащ-палаток — в общем, подобрано все, что поможет держаться на воде и переправлять через реку оружие, гранаты, патроны.

— Похоже, вы решили опередить приказ командования?

— Внезапность — мать успеха в бою, — послышался ответ.

— Стратеги, — заметил парторг ради продолжения разговора.

— Не стратеги, но понятие имеем. Форсировать Вислу мы должны где-то здесь. Почему?.. Что мы, безголовые? Перемахнем Вислу и во фланг гитлеровцам, скопившимся под Варшавой, удар спроворим. Такой, с потягом вдоль хребта. Варшаву надо поскорее вызволить, и поляки крепче поймут, зачем мы сюда пришли.

— Значит, куда же девать суп и кашу? — вмешался в разговор ординарец командира роты.

— Рыбам, Петя, рыбам на подкормку. Ведь ты у нас тоже политик. В Висле много жадных щук. Их тоже надо задабривать, — ответил ему ротный.

И стало ясно: нет, не иссяк запас наступательной энергии гвардейцев Сталинграда и здесь, в Польше, перед широкой и многоводной Вислой.

Ночь на 1 августа выдалась теплая, безветренная. Душная темнота, как под пологом из плотной серой ткани, была глухой и вязкой. Над водой стлался белесыми холстами туман. И в этой слоистой темноте растворились три лодки с разведчиками. Ни всплеска волн, ни скрипа уключин. Вонзились они в темноту с автоматами, гранатами и рацией. Появились на том берегу Вислы незримыми привидениями. Гитлеровцы не успели открыть по ним огонь из двух пулеметов, нацеленных на подступы к берегу. Пробираясь вдоль траншеи, разведчики захватили дзот и включили рацию:

— Продвигаемся на Малый Магнуш, ждем подкрепления!..

Вслед за ними через Вислу переправился стрелковый батальон, которым командовал Ефим Цитовский. Гвардейцы батальона завязали бой за деревню Малый Магнуш, отвлекли на себя внимание противника и тем облегчили высадку на западный берег других подразделений дивизии. За тот подвиг комбату Ефиму Григорьевичу Цитовскому присвоили звание Героя Советского Союза.

К рассвету 1 августа полки первого эшелона 8-й гвардейской армии форсировали Вислу в основном на подручных средствах и зацепились за противоположный берег, овладев тремя мизерными плацдармами.

220-й полк устремился в обход деревни Малый Магнуш справа, но, встретив сильный огонь слева, остановился. К полудню соседний полк вышиб гитлеровцев из деревни. В результате боев 1 августа малые плацдармы объединились в один общий — до десяти километров по фронту и до пяти в глубину. Образовался Магнушевский плацдарм.

2 и 3 августа сюда переместились командные пункты дивизий и корпусов. Развернулись бои по расширению плацдарма, который, по замыслу нашего командования, превращался в могучий трамплин крупных сил фронта для рассекающего удара через всю Польшу по кратчайшей прямой на Берлин. Гитлеровские генералы бросили сюда в первую очередь большие силы авиации. И будто опрокинулось небо, вывалив на плацдарм тысячи бомб. Потускнело солнце. В наших глазах оно стало похоже на желтую дыру в потолке дома без стен.

И над Вислой закружили «юнкерсы», «фокке-вульфы», «мессершмитты». Переправа орудий, танков и других средств усиления в дневное время была приостановлена. Тем временем перед стрелковыми батальонами, завоевавшими плацдарм, появились немецкие танки и самоходные орудия. Двое суток защитники плацдарма отбивали их атаки гранатами, бронебойками и стрелковым оружием, но не отступили. Сражались, как в Сталинграде.

В ночь на 6 августа вдоль реки Радомки к плацдарму справа подкрались тяжелые танки дивизии «Герман Геринг». Они обозначили себя скоплением против 79-й гвардейской дивизии, той самой, чьи полки и батальоны отстояли ключевую позицию обороны Сталинграда — Мамаев курган. Здесь им выпало оборонять фланг плацдарма. Гвардейцы и на польской земле остались верны себе. В траншеях и окопах появились плакаты и листовки: «Бей танки толстопузого Германа Геринга!» И началось… Началось испытание моральной крепости наших воинов в борьбе с бронированными крепостями гитлеровского вермахта на территории Польши.

Шестая рота лейтенанта Владимира Бурбы окопалась на косогорном участке ржаного поля. Спелая рожь, которую не успели скосить, сливалась по цвету с гимнастерками и пилотками гвардейцев. Восемь «тигров» приближались к полю. Экипажи танков, вероятно, считали, что не встретят здесь сопротивления, вроде нащупали брешь в обороне плацдарма, через которую можно прорваться к берегу Вислы. Можно раздавить причалы, подсечь плацдарм под самый корень и затем приступить к истреблению закрепившихся на нем частей.

— Не бывать этому! Да и спелую рожь не дадим погубить! — решил лейтенант Бурба.

А танки, вот они, уже на расстоянии броска гранаты. Пули бронебоек высекают лишь искры из брони «тигров». Из окопов полетели гранаты, связки гранат, но головной танк уже наползал на ротный пункт боепитания, где находился лейтенант вместе со своим ординарцем Петром Хлюстиным. Схватив две связки гранат, Бурба бросился под танк. Вслед за ним, по примеру командира, против второго танка поднялся Петр Хлюстин — небольшого роста восемнадцатилетний паренек, сын смоленской крестьянки. Поднялся и сразу же вырос в грозного великана. В руках две связки гранат. Из башни «тигра» застрочил пулемет, но паренек увернулся, оказался в «мертвом» пространстве, и связки гранат вместе с ним взорвались под гусеницами танка…

Два «тигра» замерли перед ржаным полем, остальные повернули обратно.

Об этом подвиге тогда же стало известно Маршалу Советского Союза Г. К. Жукову. Солдаты с плацдарма, живые очевидцы борьбы с танками дивизии «Герман Геринг», рассказывая о подвиге лейтенанта Владимира Бурбы и его ординарца Петра Хлюстина, не могли сдержать слезы.

«Да и я, — сознается полководец в своих воспоминаниях о том периоде войны, — не мог слушать их без волнения и чувства горечи от того, что гибнут такие смелые, преданные Родине люди».

Указом Президиума Верховного Совета СССР гвардии лейтенанту Владимиру Трофимовичу Бурбе и рядовому Петру Андреевичу Хлюстину было посмертно присвоено звание Героя Советского Союза. Они несли в себе верность Родине, интернациональному долгу и готовность пожертвовать своей жизнью во имя изгнания гитлеровских захватчиков с польской земли. И сколько было таких! Тысячи, десятки тысяч — все, кому довелось выстоять на Магнушевском плацдарме.

Бешеные атаки пехоты и танков противника на позиции гвардейских частей, форсировавших Вислу, повторялись в течение нескольких дней с нарастающей силой, однако оставлять плацдарм никто не собирался. Стояли насмерть, как на улицах Сталинграда.

Там же, на польской земле, командир батареи 1229-го артполка капитан Николай Васильевич Калуцкий принял редкое в артиллерийской практике решение: вызвал огонь на себя.

Находясь на плацдарме в траншее стрелкового подразделения, он управлял огнем гаубиц, расположенных в дубраве перед Вислой. С утра до полудня пудовые снаряды не позволяли вражеским танкам сломить оборону крохотного плацдарма. Было отбито семь атак. Началась восьмая. Танки и самоходки размяли траншеи и окопы, прервали телефонную связь. Осталась одна рация, с помощью которой Калуцкий руководил боем, но стальные громадины наползали на него с двух сторон. Гибель неизбежна. И Калуцкий посылает в эфир сигнал «НЗО — Я».

Это пароль артиллеристов на самый крайний случай. По такому сигналу они вызывают огонь на себя по заранее подготовленным данным. Командир полка не поверил:

— Кто просит «НЗО — Я»? Назовите себя.

Калуцкий назвал себя и открытым текстом передал:

— Товарищ подполковник, быстрее огонь на меня!

И в эфире прозвучало:

— Полк! Четыре снаряда по Калуцкому… Беглый огонь!

Через двадцать секунд загремели взрывы снарядов. Залп, второй, третий…

Как бы видя своих товарищей на огневых позициях в тот момент, когда они заряжают гаубицы, проверяют наводку, стреляют и, быть может, плачут, Калуцкий подбадривал их:

— Стреляйте, стреляйте, мы не в обиде на вас…