Ожоги сердца - Иван Падерин

«Большевики построили на подступах к Волге множество неприступных крепостей».

Крепости, крепости… Левый фланг гвардейской дивизии Родимцева прикрывал стойкий гарнизон дома, позже названного Домом сержанта Я. Ф. Павлова. Рядом, чуть ближе к Волге, высилась мельница — здание с массивными стенами из красного кирпича — хороший наблюдательный пункт на фланге. Туда был протянут телефонный кабель.

Мельница… Она и теперь стоит на том же месте — молчаливый свидетель поразительной стойкости защитников города. Ее стены несут на себе печать жесточайших шквалов из свинца и стали. Приложи ладонь к западной стене — и ощутишь не менее пяти выбоин от осколков и бронебойных пуль.

30 сентября после варварской бомбежки и обстрела мельницы связь с ней прервалась. Нарастала тревога за прочность обороны фланга дивизии Родимцева. Оттуда доносились частые перестрелки — гитлеровцы пытались прорваться к штабу, но не удалось. Кто их сдержал?

После того как связь восстановили, я дозвонился до мельницы. Слышу сипловатый голос:

— Начальник гарнизона гвардии рядовой Илья Воронов у телефона.

— Сколько вас?

— Сейчас пятеро.

— Кто конкретно?

— Я, пулемет, бронебойка, автомат и вот еще телефон на ящике с гранатами.

Ночью мы с офицером штаба пробрались к нему. С нами три гвардейца с ручными пулеметами.

— Опять же, повторяю, не один. На первом этаже у меня дежурит автомат, на втором — станковый пулемет, в окне на третьем — бронебойка, а здесь, на самой верхотуре, — телефон с гранатами. Если бы фашисты полезли сюда, я бы их встретил на лестнице гранатами. Швырнул парочку — и снова к телефону. Но не полезли. Не пустил я их. Вот так перебегал от бронебойки к пулемету, а с первого этажа хлестал из автомата… Ну, теперь с ручными пулеметами это будет уже не мельница, а крепость, — сказал он с усмешкой, прикуривая самокрутку от светильника. А глаза так и искрятся. Смекалистый и храбрый солдат. Он решил превратить мельницу в крепость. Но стала бы она крепостью, если бы не он?!

В ходе уличных боев сформировалась новая тактическая единица — мелкая штурмовая группа.

Решению о создании таких групп предшествовала большая и вдумчивая работа политорганов, партийных организаций, стремившихся утвердить в сознании командиров и бойцов веру в свои силы, укрепить чувство доверия между всеми защитниками города. Без этого трудно было рассчитывать на слаженность, постоянную готовность к взаимовыручке, не говоря уже о взаимодействии и глубоко осознанной исполнительности. Дело в том, что в штурмовую группу включались артиллеристы, минометчики, саперы, автоматчики, связисты, разведчики. По специальности все разные, но действовать они должны были как единый механизм. Назначение групп — осуществлять активную оборону, навязывать противнику свою волю: наносить удары днем и ночью, круглосуточно изматывать его физически и морально внезапными вылазками на вражеские фланги и в тылы. Тактика штурмовых групп — решительные действия каждого бойца.

Ответственность за подбор таких групп несли те, кому полагалось знать людей, их душу, что называется, до самой глубины. Основное их ядро составляли коммунисты и комсомольцы.

Действия штурмовых групп широко освещались в ту пору в армейских и фронтовых газетах, центральной печати, в передачах радио. Сегодня есть возможность сравнить наши оценки с оценками тех, кто встречал их на своем пути.

В своих записях Гельмут Вельц, командовавший в дни Сталинградской битвы 179-м саперным батальоном, цитирует приказ командира 79-й пехотной дивизии генерала фон Шверина от 11 ноября 1942 года:

«1. Противник значительными силами удерживает отдельные части территории завода «Красный Октябрь». Основной очаг сопротивления — мартеновский цех (цех № 4). Захват этого цеха означает падение Сталинграда. 2. 179-й усиленный саперный батальон 11.11 овладевает цехом № 4 и пробивается к Волге».

У батальона Вельца был большой опыт штурма сильно укрепленных линий, разрушения инженерных сооружений; он брал города и села, разносил в клочья доты и дзоты, ликвидировал мощные очаги сопротивления. И вот перед ним всего один цех. В немецком батальоне 190 опытных саперов. Командир дивизии усилил его пехотным батальоном — всего более тысячи солдат. Начало штурма цеха, как вспоминал Вельц, было назначено на раннее утро. За ночь фашисты заняли исходные позиции. И вот штурм.

«Выскакиваю из своей воронки. Пять шагов — и огонь снова заставляет меня залечь. Рядом со мной ефрейтор. Толкаю его, окликаю. Ответа нет. Стучу по каске. Голова свешивается набок. На меня смотрит искаженное лицо мертвеца. Бросаюсь вперед, спотыкаюсь о другой труп и лечу в воронку… Оглушительный грохот: нас забрасывают ручными гранатами… Даю связному письменный приказ: лежать до наступления темноты, потом отойти назад».

Тем временем возмущенный фон Шверин требовал по радио: вперед, вперед!

Наши радисты записали его переговоры с Вельцем:

«— Почему остановились?

— Перед нами стена огня. Сплошные взрывы снарядов, мин, гранат…

— Трусы, боитесь смерти… Вперед!

— Мои солдаты верны фюреру, но здесь против них стреляют камни, кирпичи, призраки, призраки…»

К вечеру фон Шверин раздобрился:

«— Отводите остатки батальона назад.

— Я лишен такой возможности. Мы застряли. Здесь такие дьяволы: вперед не пускают и назад не отпускают…»

«Вперед не пускают и назад не отпускают» — лучшей оценки стойкой обороны завода «Красный Октябрь», где действовали в основном штурмовые группы, пожалуй, не придумаешь.

Да, так было. Целая армия захватчиков была втянута в изнурительные бои за развалины города, застряла в них на всем протяжении от северных до южных окраин Сталинграда. Это позволило нашему командованию сосредоточить крупные резервы на флангах противника и нанести ему сокрушительный удар, окружить группировку гитлеровских ударных дивизий в составе трехсот тридцати тысяч солдат, офицеров и генералов.

После Сталинградской победы полки и дивизии, получившие звание гвардейских, были распределены по фронтам, которым предстояло действовать на главных направлениях ударов по фашистским захватчикам.

Морально-политическая зрелость волжских крепостей была необходима всем фронтам как зерновой фонд самой высокой урожайности.

Недавно мне довелось участвовать во встречах ветеранов Сталинградской битвы с молодежью города-героя Волгограда. Состоялись торжественные шествия с гирляндами и венками к памятникам и обелискам. Меня глубоко взволновало, что молодежь не просто присутствовала на празднике, а всей душой приобщалась к нему. Такие мероприятия очень важны, они развивают у молодых людей чувство ответственности за себя, за свое время, сознание необходимости соотносить свои помыслы и свершения с тем, что пережили, вынесли твой город, твой народ, твоя страна сорок лет назад.

Я был особенно взволнован, когда среди спортсменов, шедших к Мамаеву кургану, увидел Ваню Смородина.

— Сын города!..

Слова эти вырвались у меня не случайно.

Ваня — сын моего друга юности Николая Смородина, с которым мы вместе ушли на фронт. В дни Сталинградской битвы, особенно в боях в Нижнем поселке Тракторного завода, отец Вани завоевал авторитет у боевых товарищей умением владеть гранатами, переносить боль и подсказывать верные решения. Николай Смородин в те дни был разведчиком, совершал дерзкие вылазки к фашистам, ворвавшимся в цеха Тракторного завода. Выносливый, отважный сибиряк из деревни Чаинка Купинского района Новосибирской области. Сколько он перебил гитлеровцев в заводских цехах своими точными бросками гранат, ему некогда было считать и докладывать, но после каждой его ночной вылазки гитлеровцы затевали длительные перестрелки между собой, гоняясь за разведчиком, — они лучше знали, какой урон причинял им герой-сибиряк.

Однако не повезло моему земляку. В схватке с вражескими танками он чуть просчитался, и его ноги угодили под гусеницы. Машина раздробила ему ступни. Вернулся Николай в родную сибирскую деревню без ног, но сильные руки нашли дело. Отремонтировал старую жнейку, потом сел за руль колесного трактора. К концу войны женился. Появились дети: сын, три дочери и вот еще — самый младший — Ваня. Но случилась беда: отец и мать трагически погибли в автомобильной катастрофе. Не стало Коли Смородина, но боевые друзья-однополчане не оставили его детей. Они привезли семилетнего Ваню в город, где отважно сражался его отец, устроили в интернат. Ваня окончил десятилетку, стал чемпионом города по борьбе среди юношей, а в армии заслужил звание мастера спорта. После армии вернулся в Волгоград и поступил на службу в органы МВД — охранять общественный порядок в ставшем ему родным городе.