Ожоги сердца - Иван Падерин

На следующий день 14-й танковый корпус гитлеровцев вынужден был перейти к обороне. Теперь его поджимали с фронта и с флангов. По флангам наносили удары наши части, действовавшие в междуречье Дона и Волги, однако обстановка на северной окраине Сталинграда оставалась напряженной.

27 августа по заданию генерала Н. И. Крылова, являвшегося в те дни заместителем командующего 62-й армией, я и еще два офицера оперативного отдела были посланы на северную окраину города для встречи частей, прибывавших из резерва, и определения их позиций. В окопах и траншеях, что тянулись вдоль Мокрой Мечетки и перед Спартановкой, почти через каждые пять-шесть метров нам попадались люди в рабочих спецовках с автоматами и связками гранат. Среди них были женщины. Нам рассказали, что три дня назад здесь в схватке с фашистскими танками погибла Ольга Ковалева — первая в стране женщина-сталевар, работавшая на заводе «Красный Октябрь». Она возглавляла группу рабочих, вооруженных карабинами и гранатами. Отражая очередную атаку гитлеровцев, Ольга Ковалева бросилась со связкой гранат, чтобы преградить вражескому танку путь к соседнему окопу. Она успела швырнуть гранаты, но тут же была сражена пулеметной очередью.

…В капонире зенитного орудия худенькая белокурая курносая девушка плакала навзрыд.

— Кто ее обидел? — спросил я командира батареи.

— Никто, сама себя казнит. Два снаряда выпустила по фашистскому танку и промазала. Вот и плачет.

И мне подумалось: какую же ярость, ненависть к захватчикам, какую жажду к подвигу пробудил в людях этот массированный удар вражеской авиации по Сталинграду!

А когда на позиции рабочих-ополченцев стали прибывать роты и батальоны обученных, хорошо вооруженных воинов, по окопам и траншеям прокатился ропот: ополченцы не хотели покидать свои стрелковые ячейки и пулеметные гнезда. Они просили командиров разрешить им остаться здесь хотя бы до утра, чтобы вместе с воинами встретить гитлеровцев шквальным огнем.

И разве можно было отказать в этом людям в рабочих спецовках, проявившим удивительную стойкость и самоотверженность, решимость стоять насмерть, но не пропустить врага? Не тут ли зародилось самое примечательное явление той битвы, выражаемое емкой формулой «массовый героизм»?! Он возник не стихийно. Массовый героизм советских людей был обеспечен планомерной, целеустремленной работой нашей партии по подготовке народа к предстоящим суровым испытаниям.

Оборона Сталинграда с 12 сентября возлагалась на 62-ю армию, командование которой принял генерал В. И. Чуйков, и на 64-ю армию генерала М. С. Шумилова. 62-я армия обороняла северную и центральную части города, 64-я — южную со всеми пригородными поселками, вплоть до Красноармейска.

Есть суровая правда войны — в бой идут тысячи, порой обреченные на верную гибель, ради спасения миллионов. Войска, которым было приказано защищать город до последней возможности, по существу, были обречены. И это трудно было утаить от командиров и бойцов, так как уже с 11 сентября на той стороне Волги, на островах Спорный, Голодный, Зайцевский, Сарпинский, по приказу командования начали занимать оборону части 2-го танкового корпуса; их задачей было не пропустить противника, в случае если он истребит защитников города, в заволжские просторы. Против чувства обреченности сработали другие силы. Какие? Для западных идеологов это так и осталось загадкой.

Соединения и части 62-й армии, в состав которой были включены и отряды вооруженных рабочих трех заводов, сдерживали на главном направлении натиск отборных гитлеровских дивизий. По десять — двенадцать атак в день отражали они. Даже там, где фашистам удавалось продвинуться вперед, никто не отступал. Мертвые не умеют отступать. Они остаются на своих рубежах непобежденными.

«Каждый дом, каждый подвал, каждая лестничная клетка должны встречать захватчиков губительным огнем» — так сформулировал задачу перед всеми политработниками частей и соединений член Военного совета армии К. А. Гуров.

— Уличный бой, — говорил он, — требует от политработника умения доходить до каждого бойца и укреплять в нем веру в свои способности, в силу доверенного ему оружия. Пусть он знает, что мы верим ему, как себе…

Кузьма Акимович Гуров… Его чаще всего можно было видеть на переднем крае. Он не любил брать с собой сопровождающих, но иногда мне удавалось бывать с ним в разных точках обороны города… Однажды мы с трудом пробрались в батальон «дьяволов» — так прозвали морских пехотинцев 284-й дивизии, прибывших с берега Тихого океана. Накануне они вышибли гитлеровцев из поселка Красный Октябрь. Теперь пехотинцам самим угрожало окружение, и Гуров решил побывать у них.

— Главный козырь в наступательной тактике врага — авиация. Надо выбить этот козырь из его рук. Как? Сокращением нейтральной полосы до броска гранаты; бомба не пуля, окопы рядом, пусть гитлеровцы глушат своих. Вы уже достигли этой цели. Теперь закапывайтесь глубже в землю. Знаю, моряки не привыкли дружить с лопатой, но если хочешь выжить… Без бомбовых ударов фашисты не смогут выбить вас отсюда. Если они попытаются окружить батальон, не пасуйте. Против вас пока тоже всего лишь один батальон. Один против одного — попробуй угадай, кто кого окружает. Если же враги решатся расчленить батальон, то им придется создавать кольца вокруг каждого отделения и даже вокруг каждого моряка.

Гуров собрал в одном из оврагов командный и политический состав стрелкового полка, прибывшего для усиления обороны заводского района.

— Каждому бойцу важно знать, кто наблюдает за его действиями, и тогда он себя не опозорит и командира не подведет, — сказал Кузьма Акимович. — Тот командир и политработник, который прячет глаза от бойцов, лишает себя права руководить ими. Командующий приказал подтянуть штабы дивизий и полков к переднему краю, вплотную к боевым порядкам. Подчеркиваю — вплотную. Это диктуют условия боев за город, условия уличных боев.

В сумерках, вернувшись в штаб армии, который размещался на южном плече Мамаева кургана, он сразу же заглянул в блиндаж Крылова — уточнить обстановку за истекший день. Крылов подвинул к нему карту и продолжал говорить по телефону:

— Что?.. Штаб не может нормально работать в такой обстановке? Понятно, за Волгу, значит, просится. Так передайте всем, кто собирается туда самовольно, — пусть оставляют партбилеты здесь, на правом берегу, чтобы не числиться коммунистами, расстрелянными на той стороне… Жестоко? Вот пришел Кузьма Акимович, может, он смягчит. Передаю ему трубку.

Гуров взял трубку и добавил:

— …Или пусть сами стреляются… Иных предложений у нас нет.

О Гурове ходили слухи, что он, дескать, жестковат. Да, он был непримирим к тем, кто не понимал или не хотел понять требований времени, требований обстановки. Ни одного факта трусости, ухода с позиций не должно оставаться без суровых выводов политработников, без наказания. А как же могло быть иначе, когда тысячи и тысячи людей вели борьбу, презирая смерть? И за эту моральную готовность каждого защитника города держаться до последнего он нес прямую ответственность перед партией. Зато как добр и отечески прост был он при встречах с отличившимися воинами! Он приближал их к себе откровенными беседами, старался разгадать «стратегию души» каждого.

— Какие решения следует принять бойцу или командиру, если он, обороняя дом, остался один? — спрашивал Кузьма Акимович, беседуя с гвардейцами роты автоматчиков дивизии Родимцева.

— Выбрать выгодную позицию и отражать атаки врага метким огнем, — ответил один из них.

— А если кончились патроны?

— Пускай в дело гранаты, — дополнил второй.

— Но вот и гранаты кончились.

— Есть лопата. Лопатой тоже можно кроить черепа фашистам, — подсказал третий.

— Но и лопату выбили из рук. Теперь на что надеяться?

— Есть кулаки, есть зубы, — обобщил за всех первый.

В боях внутри кварталов, в нагромождениях развалин каждый боец порой сам себе и тактик и стратег. Многие командиры рот, батальонов и полков, включая и политработников, побаивались такой самостоятельности. Гурову, члену Военного совета армии, приходилось опираться, как он говорил, «на стратегическую мудрость верных и стойких бойцов».

— Командир, которому удалось мобилизовать умы всех подчиненных на поиск новых тактических приемов в борьбе с противником, — говорил он, — вправе считать, что он вносит крупный вклад в разгром врага.

И тысячи умов искали и находили такие формы и методы отражения атак танков и пехоты противника, что вскоре Паулюс и его штабы стали жаловаться в своих сводках:

«Большевики построили на подступах к Волге множество неприступных крепостей».

Крепости, крепости… Левый фланг гвардейской дивизии Родимцева прикрывал стойкий гарнизон дома, позже названного Домом сержанта Я. Ф. Павлова. Рядом, чуть ближе к Волге, высилась мельница — здание с массивными стенами из красного кирпича — хороший наблюдательный пункт на фланге. Туда был протянут телефонный кабель.