Время — московское! - Александр Зорич

Спустя двадцать семь минут после взлета Х-крейсера «Дьяконов» в небе над Глаголом наблюдалось редчайшее астрофизическое явление — полное разрушение планеты вследствие внутреннего взрыва.

Не стану врать — видно было очень плохо. Ведь атмосфера, день, серо-сизая дымка, которая в это время суток на Глаголе неизбежна, как победа гуманизма.

Просто Дунай, бледный и немощный, распался на множество звездочек, которые быстро погасли. Наверное, из-за изменения отражающих свойств обломков планеты — то ли под воздействием температуры, то ли за счет громадных облаков пыли и газа.

И — больше ничего, кроме серой дымки.

Да, Локшин успел кое-как наладить клонский телескоп. И персонал комендатуры кое-что заснял для истории. Однажды, сидя в мягком кресле с чашкой кофе, я, наверное, увижу все это в увеличенном, почищенном, отредактированном виде. Если захочу. Но в те мгновения все самое интересное происходило не в небе, а в моей душе.

«Иван Денисович… Дорогой Иван Денисович… Как же так?» — повторял я про себя.

Да, это нелепо, по-девичьи как-то. Но ничего более умного мне в голову не приходило.

Итак, вспышка была неказистой, так и тянет почему-то сказать «небрежной». Никогда бы не подумал, что тридцать восемь БЧ мощностью шестьсот мегатонн каждая взрываются так невыразительно…

Но сомнений не было: всплытие «Дьяконова» в недрах Дуная состоялось. И если бы не гибель нашего кумира, многие из нас закричали бы в ту минуту «ура».

— Прошу почтить память спецуполномоченного Совета Обороны Ивана Денисовича Индрика минутой молчания, — надтреснутым голосом произнес Колесников.

Мы сняли головные уборы — у кого они были.

Кажется, Таня заплакала. А я? Я — нет.

Я лишь почувствовал, что в моем сердце стало на один ледяной осколок больше. И что осколок этот никому и никогда уже не вытащить. Разве что Господу Богу. Но это будет нескоро. Наверное — после смерти.

Генерал-майор Колесников больше не гневался. Не брызгал слюной, не кричал.

Он стоял на летном поле дольше всех, всматриваясь в серые небеса, будто ожидал увидеть Индрика, летящего к нам верхом на одном из обломков Дуная.

«Они ведь с Индриком однокашники, вместе начинали. Друзья были — не разлей вода. Если ты не в курсе…» — шепнул мне на ухо Свасьян.

Я и впрямь был не в курсе. И никогда не догадался бы о давней дружбе Индрика с Колесниковым. Уж больно хорошо играли они чисто служебные отношения, ни один Станиславский не подкопался бы. Уж больно темпераментно ругались. Да и на вид сверстниками они не казались, все время думалось, что Индрик — младше…

…Он и бегает пить во Тарый-речку,Он бежит, бежит — вся земля дрожит.Прибегает он во Тарый-речку,Забродит он да по шеточку,Он и воду пьет, как ушатом в себя льет,Как Тарья-речка сколыхалася,Сколыхалася, раскачалася,Раскачалася на двенадцать верст…

Была в этом приблудном отрывке из былины какая-то потаенная правда. Которую мне предстояло еще понять, может быть, спустя годы. Да и на поверхности слов было рассыпано кое-что очень подлинное, точно подходящее к моменту. От забав волшебного единорога-индрика колыхалась на двенадцать верст Тарый-речка. А от деяний Ивана свет Денисовича — раскачались небеса над планетой Глагол. И не на двенадцать верст, а как бы не на тысячи парсеков. Если теория Двинского-Резника — насчет хрононов, которые делают нас одновременно людьми сегодняшнего дня и дня вчерашнего — верна.

…Потом было еще много дорожных хлопот. И хотя взрыв Дуная означал, что торопиться незачем, война не стояла на месте.

Как мне сообщил все тот же осведомленный Свасьян, уже третий день шла стратегическая наступательная операция «Москва». И, видимо, шла она не совсем так, как хотелось бы. А потому штаб Главного Ударного Флота давил на Долинцева, Долинцев подгонял Колесникова: быстрее! еще быстрее! «Ксенофонт» и «Геродот» должны воевать, а не нарезать витки над Глаголом!

Штатная спасательная капсула «Дьяконова» с инженером-механиком, пилотом-навигатором и Х-оператором на борту благополучно приземлилась в ста километрах от Гургсара, в районе кряжа Зойшам. За ними был выслан вертолет В-31, который и доставил звездолетчиков целыми и невредимыми.

Вид у горемык был изнуренный и потерянный, как и у Торпилина. Рассказы же их оказались еще менее информативными. «Согласны с товарищем Индриком»… «Верим в справедливость его решения»… «Готовы ответить по всей строгости закона»…

И как всегда: «Служим России!»

Глава 3

Операция «Москва»

Июнь, 2622 г.

Космодром Хордад

Планета Паркида, система Вахрам

Когда «Ксенофонт» вышел из Х-матрицы, меня вызвали в центральный отсек.

— Саша? На твой счет получена депеша. «Нахимов» видишь?

— Так точно, Валентин Оле… Погодите, какой «Нахимов»? Его же клоны… того? На Восемьсот Первом парсеке, в марте?

Я действительно видел на панораме некий авианосец в деформирующем камуфляже из серых, голубых и темно-зеленых зигзагов. С известным мне «Адмиралом Нахимовым», погибшим в один день с «Тремя Святителями», он не имел ничего общего.

— С командиром споришь, Пушкин? А командир-то — он всегда прав. — Велинич шутливо погрозил мне пальцем. — Перед тобой ударный авианосец «Адмирал Нахимов». Как он именовался в постройке, мне неведомо, знаю лишь, что это один из кораблей проекта 11891 «Слава» и что переименовали его в честь известного тебе геройски погибшего авианосца. Это первый боевой поход нового «Нахимова». Его только что из метрополии пригнали, на усиление Первого Ударного флота.

— А Первый Ударный?..

— Воссоздан, Саша, воссоздан. Не в том количественном составе, что был накануне войны, но, говорят, качество вполне достойное… Да ты все это скоро своими глазами увидишь. В отличие от меня, — сказал Велинич погрустневшим голосом. — Потому как тебе с нашими орлами направо, а мне — налево. Слушай приказ: на вверенном тебе «Дюрандале» совершить одиночный перелет на авианосец «Адмирал Нахимов» и явиться к командиру двенадцатого ОАКР для получения дальнейших инструкций. Вопросы?

Когда Велинич говорил о «наших орлах», он имел в виду штатную авиагруппу «Ксенофонта». Это я понял. А вот кое-чего другого — совсем не понял.

— Вопросы имеются.

— Ну?

— А что орлы? Куда их?

— Любопытной Варваре, Саша, в «контре» сам знаешь, что оторвали.

Из-за выгородки донесся сдавленный смешок Минглиева.

— Понял. Разрешите идти?

— Ладно, расскажу, невелика тайна. Из зоны операции «Москва» только что выведена первая дивизия Х-крейсеров. Пару ракетных можно смело сдавать в утиль, а пара авианосных осталась практически без флуггеров. Поэтому мы с «Геродотом» передаем им свои авиагруппы. Все равно «Ксенофонт» сейчас, как боевая единица, никуда не годится. Утилизатор заменить надо. Гражданских кому-то спихнуть. Люксогена набрать. Вот так…

То, что сообщил Велинич, давало понимающему человеку пищу для размышлений.

Если шесть Х-крейсеров выведены из боя, причем с тяжелыми повреждениями, значит, и весь наш флот понес серьезные потери. А с другой стороны, если авианесущие Х-крейсера спешно пополняют флуггерами, значит, их намерены как можно скорее снова швырнуть в пекло.

То есть: все только начинается.

Все только начинается…

— Ну, гвардеец, бывай.

— До встречи, Валентин Олегович.

Сразу после посадки на «Нахимов» я, как и было велено, поспешил на представление к командиру двенадцатого авиакрыла. Судя по номеру, от своего предшественника новый авианосец унаследовал не только название, но и палубное соединение.

Интересно, а куда перебазировано наше, второе гвардейское, авиакрыло? Вот бы на такой же солидный авианосец, систершип «Нахимова»! А вдруг… никуда не перебазировано? Оставлено в качестве стационарной части в Городе Полковников? Что же это получится — мне придется воевать вместе с совершенно незнакомыми пилотами? Или того хуже: сейчас выяснится, что я должен с попутным транспортом прибыть в расположение своей части, а расположение это — где-нибудь в глубоком тылу?

С такими мыслями я добрался до поста визуального контроля полетов в надстройке «Нахимова», где, как меня заверили на ангарной палубе, сейчас и находится командир авиакрыла.

Однако на посту обнаружился только один из заместителей руководителя полетов, некий кавторанг. Встретил он меня чрезвычайно любезно.

— А, гвардии лейтенант Пушкин!.. Очень рад. Как долетели?

— Спасибо, хорошо. А где бы я мог представиться командиру двенадцатого ОАКР?

— У него в каюте. Это прямо отсюда вниз на лифте до первой палубы, от лифта по коридору направо… На двери обычный командирский шифр: «К-1-12».