Время — московское! - Александр Зорич

— Нет, вот этого я как раз не понимаю. Ты все так красиво рассказал, а теперь — «я не я и сказка не моя»?

— Это потому, что сказка действительно не моя.

Меркулов с крайне недовольным видом примолк, задумался. Потом заговорил новым, нехорошим голосом:

— Так. Вот теперь ясность полная. Мы идем к Паркиде. Нас там уже много, а сейчас еще больше станет. «Ушаков» идет, «Потемкин», «историки» эти ваши снова подтянутся… Линкоры… Там мы выхватываем от клонов ядрен батонами по полной. Скажем, половину вымпелов мы теряем… Но половина-то вымпелов останется. Пусть даже треть… И вот тогда получаем наконец разъяснительный приказ. «Звериная сущность конкордианской иерократии», «Принести справедливое возмездие». «Раз и навсегда покончить». И ни у кого рука уже не дрогнет. Тут «Конусы» и пригодятся… И не только на Вэртрагну хватит… А где «Конусы» закончатся, там можно и бомбами, и калифорниевыми пушками поработать… Зато потом все довольны. Никаких вопросов. Никаких проблем с оккупацией, Была Конкордия — и нет Конкордии. Законно. Такой план? Такой план, Саша, да? С этими словами Меркулов начал застегивать китель.

— Погоди, Богдан… Ты чего это?

Я испугался одновременно двух вещей.

Во-первых, Меркулов явно собирался куда-то идти и с кем-то ругаться черными словами. Поскольку ругаться имело смысл как минимум с ближайшим контр-адмиралом, а лучше уж сразу с главкомом, ничего, кроме разжалования и штрафной эскадрильи, кавторангу не светило.

А во-вторых, сказанное Меркуловым было подозрительно похоже на правду. На Глаголе сама по себе «реабилитация» манихеев казалась чем-то столь важным и самоценным, что думать о тех конкретных решениях, которые будут приняты Советом Обороны на основании донесений Индрика и Колесникова, лично мне не хотелось. Я бы даже сказал, не моглось.

Какая разница, если добыты столь ценные сведения? И про джипсов мы узнали… И с Вохуром говорили… И кучу людей спасли… Шоколадно все!

А вот Меркулов, который в отличие от меня, мечтательного, мыслил в русле весомой и зримой военной практики, выводы сделал быстро.

— Я чего? Я ничего. Я в этом участвовать не буду.

Меркулов потянулся за портупеей, которая висела за моей спиной.

— В чем это ты участвовать не будешь, товарищ кавторанг? — спросил я невинным голоском.

Я лихорадочно перебирал варианты. Схватить его? Задержать силой? Дать в морду? Да он же меня убьет… такой быкан!

— А в этом вот всем. План они выдумали. Комбинацию… Клаузевицы! Дойду сейчас до ближайшего «контрика», пусть он меня арестует. Пусть сам «Конусы» свои по гражданским запускает.

Я решил, что все-таки попытаюсь задержать его. Но вот прикасаться к нему сейчас нельзя — взорвется.

Значит, действовать можно только уговорами. Как говорится, добром и лаской. Если не получится — я ему не доктор.

— Ты, кавторанг, не принимаешь во внимание одного обстоятельства.

— Какого? — спросил Меркулов, застегивая пояс.

— Тебя с корабля снимут.

— Это они могут… Они мо-огут, — распевно повторил он.

— А корабль без тебя к Паркиде пойдет, в бой.

— Пойдет. Ой пойде-от…

— Ну так ты трус, значит.

— Ой тру-ус… Повтори?!

«Сейчас он мне врежет».

— Трус ты, говорю.

— Повтори. — Пальцы Меркулова, поправлявшие кобуру, замерли в аккурат над пистолетом.

— Трус. Шкура.

Меркулов грузно осел обратно, на диван. Его правая ладонь обмякла на рукояти «Шандыбина».

— Разъясни.

— Ты — комкрыла. У «Нахимова» какой приказ? Выдвинуться к Паркиде, сам сказал. А у тебя какие обязанности? Руководить в бою вверенным тебе соединением. А ты, значит, сейчас идешь в контору, заявляешь открытое неповиновение. Тебя арестовывают и штабным «Кирасиром» свозят в карцер на ближайший транспорт. На твое место ставят зама, «Нахимов» уходит к Паркиде, в пекло. Там может быть что угодно. Мы не знаем что. Положим, умные люди правы и клоны наносят ядерный удар. И, представь себе, «Нахимов» получает атомную торпеду. Полторы тысячи ребят сгорают вместе с кораблем. А ты сидишь, как мудак, в карцере. Живой. С тобой военная прокуратура нянчится. А ребята сгорели. А тебе… тебе вместо вышки прописывают дурку. И сидишь ты в дурке, на манной кашке. А ребята сгорели. А ты должен был с ними… А ты не с ними. Нравится?

— Б…

— Вот и я о том же.

— А если… А если не сгорим? Если до «Конусов» дойдет? — В глазах Меркулова стояло отчаяние.

— Вот если дойдет — иди сдавайся кому хочешь. Твое право. Хотя нормальный русский офицер приказы не обсуждает, а выполняет.

— Я по гражданским гвоздить термоядом не буду.

— По гражданским и я не буду.

— Слово?

— Слово.

Потом мы пили натуральный лимонад, ели шпроты и копченую колбасу из командирского пайка Меркулова. От коньяка я отказался. Меркулов, к моему удивлению, не настаивал.

Тем временем к «Нахимову» присоединились «Александр Невский» и латаный-перелатаный «Князь Потемкин» со свитой из фрегатов и тральщиков.

Из района Х-выхода подвалили мониторы «Пинск», «Измаил» и «Сунгари». В одном конвое с ними эскадренные буксиры приволокли конструкцию, в которой за навесными противорадиационными экранами угадывались четыре состыкованные вместе орбитальные крепости типа «Кронштадт».

На экранах стометровыми черными буквами с белой обводкой было написано: УБС-3.

Немного поразмыслив над значением аббревиатуры УБС, мы с Меркуловым пришли к выводу, что это скорее всего «универсальная база снабжения».

— Ты такие раньше видел? — спросил у меня Меркулов.

— Нет.

— И я нет. И экраны эти… противорадиационные…

— Что экраны?

— Да больше на маскировку похоже. Не слышал я, чтобы в районе Паркиды были особые проблемы с космическим излучением.

— Может, идея в том, что с крепостей, которые базу составляют, сняты генераторы защитного поля? А без поля конструкционная защита считается недостаточной?

— Ага. У «Горыныча» она считается достаточной, у «Хагена» тоже, а у орбитальной крепости — нет?

— Вообще-то да… Странно…

Затем разом материализовалось целое стадо разномастных носорогов: пять линкоров, два авианосца и три немецких транспорта, «больших ганса». Вскоре эскадра подошла так близко, что я с уверенностью мог определить тип авианосцев. Это были индус «Арджнуна» и американец «Бентисико ди Майо».

Повсюду сновали флуггеры — парами, четверками и целыми эскадрильями.

Чаще, чем я думал, попадались «Орланы». Значит, их получили на вооружение не только Х-крейсера, но и некоторые палубные части ударных авианосцев.

Ползали «Андромеды» и «Кирасиры». Один из них, судя по подозрительно сильному истребительному эскорту, являлся адмиральским «персональным лимузином».

Шло сосредоточение подкреплений, готовящихся к Х-переходу непосредственно в район Паркиды. Все это мы наблюдали частично прямо через иллюминатор, частично — на меркуловском планшете, который имел доступ к общекорабельной информационной сети.

Здесь, в чистейшем межзвездном вакууме, в пяти-шести световых месяцах от системы Вахрам, была развернута мобильная передовая база флота. «Нахимов» находился в тридцати километрах от базы, поэтому невооруженным глазом она воспринималась как неброское созвездие вытянутых в линию разноцветных огоньков.

Как передовая база выглядит вблизи, я себе примерно представлял.

Это десятки транспортов, танкеров, орбитальных доков и мастерских, состыкованных вместе в громадный космический город. Базу сюда наверняка выдвигали по частям еще с конца мая и, не спеша, собирали в единое целое. Благодаря такой базе силы вторжения могут чувствовать себя очень уверенно, поскольку их плечо подвоза сокращается с восьмисот парсеков до считанных световых месяцев.

А обнаружить такую базу… обнаружить ее, товарищи, практически невероятно. Хотя она ни от кого и не прячется. Потому как радиоволны от базы достигнут системы Вахрам (если вообще достигнут) спустя месяцы. Когда все уже так или иначе будет кончено.

Точно так же поступили и клоны, развернув в феврале на подступах к Восемьсот Первому парсеку две передовые базы: Вара-11 и Вара-12.

Ну и что? Да ничего. Командование наше, располагая агентурной информацией о том, что базы где-то поблизости развернуты, предприняло наудачу дюжину разведпоисков. С совершенно нулевым эффектом. Потому как вероятность попасть за десять—двадцать попыток в нужный «кубик» большого куба со стороной в шесть триллионов километров — она, согласимся, очень похожа на ноль.

Потом, с треском проиграв сражение за Восемьсот Первый парсек, клоны без проблем разобрали обе базы и все ценное увели своим ходом или утащили буксирами обратно в метрополию.

Поэтому точные астрографические координаты передовой базы — самая страшная военная тайна, какую только можно придумать. Лучше, чем любая броня, ее оберегает покров секретности.