Пьяная Россия. Том первый - Элеонора Кременская

– С днем рождения! – сказал он, протягивая бархатную коробочку.

В коробочке Даша обнаружила золотое кольцо с бриллиантом. Покосилась на его правую руку с крупным перстнем на безымянном пальце.

Да, ее возлюбленный был женат, хотя и богат. Да, разводиться не собирался, да был старше ее на двадцать лет. Да, она была обыкновенной любовницей на содержании и радовалась, что в тридцать лет еще любима, еще нужна, еще светится красотой и блистает белозубой улыбкой.

В целом, Даша была довольна своей судьбой и ничего, что мольберт ее лет десять как уже пылился в кладовке. Главное, сбылась ее мечта, пускай частично, но сбылась же…

А что Надя?

…Она подбежала к нему, легко обняла и прильнула, целуя с нежностью его щеки, лоб, нос, наконец, он смог опомниться от ее ласки и страстно поцеловать в ответ.

– А меня? – вбежал в двери запыхавшийся, раскрасневшийся с мороза, отец.

Наденька с легкостью раскрыла для него свои объятия.

– А меня? – ставя лыжи возле двери, спросила мама.

И со смехом упала в объятия родных.

– А нас? – закричали двое детей, девочки-двойняшки, лет тринадцати.

Все вместе, сцепившись тесным клубком, они повалились на пушистый белый ковер. Распались на отдельные части, но отнюдь не отдельные друг от друга.

Глава семейства, муж Наденьки горячо принимая участие в общей свалке хохотал и вертелся больше всех. Однако после продолжительной возни она все-таки устал и ласкаясь к жене, обнял ее, поцеловал ее плечико, погладил по голове, как всегда восхищаясь ее роскошными длинными волосами цвета пшеницы.

За окном виднелись заснеженные горы, аккуратные дома тянулись, ступенями забираясь куда-то вверх, под облака.

В доме говорили на трех языках: русском, английском и гэльском. В углу, в шкафу, за стеклом хранилась старинная волынка. Да, да, муж Наденьки был самым обыкновенным шотландцем!

Лет в семнадцать она познакомилась с ним в суровых условиях дикого похода, где студенты театральных вузов со всей Москвы, объединившись в большую банду, покоряли Кавказские горы. Там, под облаками Наденька встретила своего шотландца, любителя высоких гор. Счастлива ли она была? О, да! Совпадение с мужем у нее было полное, во всем. Это, как инструменты в оркестре, сразу слышно, если одна-единственная скрипка повизгивает. В семье Наденьки никто не фальшивил, не такие люди, знаете ли…

Она больше не носила чудных париков и накладных ногтей. Не таскалась по улицам в странной до неприличия одежде.

Нет, нет, выглядела Наденька блестяще, но скромно. Бывало, конечно, уносилась в сторону авангардизма, но проявлялось это исключительно в разноцветных легких шарфиках и не более.

Она теперь должна была быть опорой для своей семьи. И легко переделав основные домашние дела, накормив семью вкусным завтраком, уносилась на небольшом красном автомобиле в городской театр, где работала драматической актрисой.

Дома оставались ее родители. Дочери учились в школе. А муж, чрезвычайно талантливый режиссер театра, пребывал в одном творческом мире, с женой.

Вот так проживала когда-то самая обыкновенная московская семья!,,

Вот так выборы!

немного о политике

«Голосование проводится следующим образом: один из членов бюро вызывает избирателей поодиночке; вызванный избиратель, если он благонадежен, вручает свой бюллетень, сложенный вчетверо, председателю секции, который, скрепив его своей подписью, опускает в урну; если же избиратель неблагонадежен, бюллетень его разрывают в клочки, а самого вниз головой выбрасывают через окно или спускают с лестницы. Умерщвление необязательно. Если неблагонадежными окажутся все избиратели, последовательно приводятся в действие пехота, кавалерия и артиллерия.»

Вечером в Семибратово, что под Ростовом Великим тихо, изредка только некая фигура торопливо перебежит через рельсы блестящих путей, что разделяют поселок надвое. Но вот гудит, гремит поезд. Выбегает встревоженная девица в форме, до того мирно хохотавшая в обществе своего ухажера и светит машинистам поезда фонарем. Но видят ли они? На бешеной скорости, так что самолеты обзавидовались бы, товарняк пролетает мимо станции.

– Который уже по счету? – беспокоится старичок, беря за руку молодую девицу.

– Пятый, дедуль, – отвечает девица и смотрит на него широко распахнутыми удивленными глазами.

– М-да, нехорошо, – качает головой дед и, отобрав у девицы фонарь, кивает на двери станционного домика, – иди уже, твой-то заждался, а я подежурю. Один черт, машинисты на такой скорости не разберут, кто им тут светит, ты или я – простой дед!

Девица радостно вскрикивает, целует деда в обе щеки и благодарная, бабочкой упархивает в объятия своего суженого.

Дед сидит, сосредоточенно слушает. Ровно через десять минут после того эшелона, что уже прошел, снова слышен грохот, лязг и скрежет бешеного поезда. Дед встает, исправно светит фонарем и исправно считает:

– Один, два, три… пятнадцать, двадцать! – вздыхает, садясь в большой печали на скамейку.

Девица, оправляя форму, несколько помятую в объятиях неуклюжего кавалера, выбегает на крыльцо:

– Сколько, диду?

– Двадцать, – отвечает дед, – а всего, вместе с другими составами, сто!

Из домика высовывает свой нос ухажер девицы, рыжий, простоватый на вид, парень.

– А куда они все едут-то дедуль? – весело интересуется он. – Может, война?

– Выборы завтра, – вздыхает дед. – Государи-императоры местами меняться будут! Надо бы нам москвичей предупредить, что им вооруженный отпор готовится!

– Уж чего проще! – хохочет парень. – Есть же интернет!

Дед настроен решительно:

– Вот, вы, молодые и идите, отошлите всем революционерам послания, что, так, мол, и так, только что мимо Семибратово прошел пятый состав груженый танками.

– Не танками, – снисходительно улыбаясь, возражает парень и поправляет, – а бронетранспортерами.

– Ну, все едино! – отмахивается дед и добавляет сердито. – Сто танков, это же надо, против своего же народа! Дожили до дней светлых!

Дед кивает и, забываясь, бормочет себе под нос ругательства, а после спохватывается, что внучка-то стоит рядом и все слышит, хватается за сердце:

– Ты не слушай меня, моя красавица, – говорит он ей в испуге, – ни к чему тебе эта грязь!

Девица смеется, снисходительно пожимает деду руку, в этом жесте, во взгляде, все: любовь, понимание, всепрощение…

Молодые, держась за руки, уходят. По дороге они рассказывают прохожим о военных эшелонах на Москву. Старики столбенеют, и только приоткрыв рты, испуганно крестятся. Мужики и женщины средних лет начинают кричать, образовывая кружки и собираясь постепенно в небольшую толпу, принимаются перечислять, что разрушено единороссами, сколько родных уже отнесли на кладбище, в сырую землю. Молодежь, радуясь случаю погалдеть, взбирается куда повыше, чтобы с крыш подъездов или домов слушать и чирикать бестолково, не вписываясь в процесс стихийного митинга. Многие из молодых, даже не помнят дату начала Великой Отечественной войны, знают только те, кого обучают сами родители. Таковых в Семибратово много. Родители обучают детей на дому читать, считать и писать, в пятом классе школьники по литературе проходят, смешно сказать, сказки Андерсена! Дети в школу приходят только на зачеты и экзамены. Образования при единороссах никакого, с политикой оболванивания школьников многие взрослые не согласны вовсе. Это тоже приводится, как аргумент и толпа угрожающе рыкая, продвигается к станции, где дежурит давешний дед и считает бронетранспортеры, которые обзывает, по старинке, танками.

Последний, десятый состав, толпа семибратовцев успевет забросать камнями, но нанесли ли они ущерб, не знают, скорость у поезда та еще, секунда-две и нету его.

Скоро пошли обыкновенные товарняки с привычными уже грязными бочками. Поехали пассажирские поезда. Из окон вагонов глядели на собравшихся семибратовцев бледные утомленные лица, наверное, долго простояли где-нибудь, в тупике, вагоны с людьми, чтобы пропустить военные эшелоны.

– И эти еще, едут куда-то, – глядя на пассажирские дальнего следования, будто метро, проносящиеся мимо станции, через каждые три минуты, задумчиво произнес дед.

Семибратовцы погрустнели, мрачно принялись расходиться, со злобой обсуждая, что теперь уж убивать надо этих-то… и смотрели угрюмо вдаль, туда, куда так поспешно ускакал последний эшелон со смертоносной техникой…

Был поздний вечер, даром, что весна 2012 года…

P. S. Как известно, весной 2012 года произошли в столице России столкновения народа с полицией. Тут было все применено власть имущими и репрессии предводителей революционного движения, и незаконные обыски у них дома, аресты, тюремные заключения не согласных. Митинги протеста против единороссов и в частности, президента страны и премьер-министра, ну или наоборот, премьер-министра и президента страны, окрасились кровью ни в чем не повинных людей, впрочем, повинных разве только в том, что хотели бы видеть на троне не разрушителей государства, а созидателей России…