Пьяная Россия. Том первый - Элеонора Кременская

– У нее сын есть, – тихо добавил тогда Царев.

– Сколько лет? – деловито осведомился приятель.

– Пятнадцать!

– Большущий парень, – восхитился приятель, – соображать надо! Тем более, необходимо жениться!

– Да, почему? – взвился Царев.

– Сын в обиду мать никогда не даст, – и кивнул, категорически, – я бы, не дал.

– Трудно жениться, – заскулил Царев.

– Рано труса празднуешь! – хохотнул приятель. – Любишь – так женись, тут только порядочностью и возьмешь, на кой ляд ей кобеляка? Русские матери-одиночки проститутов не любят, на блудодеев оглядываются с презрением.

Стоя под душем, Царев замирал душой, представляя, как любимая женщина теперь относиться к нему.

– А зачем ты с ней в кошки-мышки играешь? – спрашивал его все тот же приятель. – Неужели, ты думаешь, что она верит в твою сверхзанятость? Глупости!

– Что же тогда делать? – робко вопросил Царев.

– Поговорить! Начистоту! Объяснить ей, что ты глуп, как пробка, покаяться перед нею!

– Она не поверит! – засомневался Царев.

– Еще бы! – усмехнулся приятель. – Да ты дома-то у нее хоть раз бывал?

– Не-а, ни разу!

– Она приглашала?

– Да! – закивал Царев. – Только я струсил и не пошел.

– Какими словами отделался?

Царев замялся:

– Сказал, раз у нее кот, стало быть, кошачьей мочой пахнет, а я брезглив, не переношу.

Приятель рассмеялся:

– Ты безнадежен, знаешь ли об этом, а, Царек? И ничего у тебя не выйдет при таком раскладе. Одним словом, брось ты эту затею, не вернешь больше ее, ты сделал все возможное, чтобы нагадить человеку в душу!

– Как же быть? – с тоской пробормотал Царев.

– А никак, дурак ты! Придурок!

И Царев не мог не согласиться с мнением приятеля.

Раз в неделю Царев проезжал на машине под окнами дома той женщины. Она снимала квартиру и он, видя те же занавески, что и в прошлые недели, вздыхал с облегчением, что она еще не переехала и, стало быть, хоть так, он пока что ее не потеряет. Иногда, он сидел в засаде, в автомобиле, стремясь увидеть ее, но никогда не видел. Она много работала, уходила затемно, приходила затемно, он же в засаде мог выдержать часа два, не более да и приезжал исключительно днем. В сумерки Царев старался не рулить, так как уже плохо видел, все-таки солидный возраст семидесятилетнего человека давал о себе знать.

В засаде Царев нередко отрубался, засыпая незаметно для самого себя, и долго после удивленно таращился на часы, не понимая, как это прошел час, а он даже не заметил.

Отсутствие телефонных звонков от женщин он всегда расценивал, как выказывание полнейшего равнодушия к своей не коронованной особе, Царев считал, на полном серьезе считал, что женщины должны сами ему звонить, набиваться к нему в гости, бегать за ним стаями. К этой мысли его приучила одна мадамка, в огромных стрекозиных очках и с репутацией психички, она впустила Царева в свою жизнь сразу и после, долго досаждала ему, названивала по несколько раз на дню, капризно требуя его обратно, в постель. Царев орал ей в трубку, что занят и не знал, как от нее отделаться. Стрекозиха не отставала и Царев, падкий до сексуальных утех сдавался, прикатывал к ней, где они быстро, словно школьники, спаривались, боясь шуметь, в другой комнате квартиры всегда находилась мать Стрекозихи. Сделав свои дела, Царев уезжал. Изредка в его голове мелькали сомнения, но лишь изредка. С возрастом голод по любовным ласкам у Царева не утих, а напротив, усилился, и он засорял порнушными картинками экран домашнего компьютера, а на работе, в столе, всегда держал парочку откровенных журналов.

На здоровье Царев никогда не жаловался, ходил в баню по воскресным дням, изредка выпивал и наливаясь внутренним жаром, смелел, набирал номер телефона любимой женщины, а услышав ее усталый голос, орал в трубку, что она сама далеко не ангел и не зная, какие еще доводы ей привести, как бы ее задеть, кричал неизменное:

– Э-э, подруга!

Вкладывая в эту самую «подругу» все свои смешанные чувства, порой сильно напоминающие ненависть. Царев никак не мог смириться с тем, что любимая женщина попросту игнорирует его и относиться к нему, как к придурку. Тогда он орал в трубку об ее бывшем муже и, что он не собирается влезать в семейные дрязги, полный мнимого превосходства заканчивал разговор, на который она никогда не отвечала и только ее усталое: «Алло!» он и слышал, остальное говорил сам, громко ведя беседу и утверждая невозможное. Царев знал, конечно же, что с бывшим, она даже не видится вот уже лет как пятнадцать, ни с кем не встречается и вообще ведет нормальный образ жизни присущий большинству русских одиноких женщин.

Закончились его пьяные выходки в одночасье. Пятнадцатилетний сын написал Цареву оскорбительную смс-ку, послал картинку с выставленным на показ средним пальцем и вообще, как видно, по-своему заступился за мать.

Царев оскорбился, заткнулся и переключился на свою «сверхзанятую» жизнь, да и Стрекозиха всегда была готова к его услугам.

Но вот, весной, когда пение соловьев, перемешиваясь с дурманящим ароматом сирени, наполняло душу, Царева хватил удар и он умер, сидя в кресле, перед болтливым телевизором. Лишь через несколько недель, по запаху, соседи почуяли неладное, вызвали службы, взломали дверной замок. На работе, отсутствие Царева даже не заметили и были озадачены соответствующим известием. За гробом никто не шел и только парочка молодых корреспондентов еще не разобравшихся в «значимой» натуре покойника, опаздывая, подбежали к копарям, кинули по горсточке земли на крышку гроба, потоптались для приличия рядом, пока закапывали. А увидав свежий могильный холмик, осторожненько положили по гвоздике, так они там и лежат. Две гвоздики и более ничего.

Кабинет Царева немедленно отдали молодому сотруднику, сразу же переклеившему обои в ярко-сиреневый цвет, ну, а дипломы с грамотами сложили в коробки, бесцеремонно закинув коробки в старую кладовую предприятия, где валялся всякий хлам, ненужные вещи.

И только Стрекозиха изредка поминала Царева добрым словом, вспоминая его потное тело в своей постели, но представив, что это самое тело теперь разлагается в могиле, Стрекозиха истерически визжала, выбрасывая на помойку старое постельное белье. Она даже кровать выбросила…

Короткой строкой

Мелькает мысль, что пьяницами не становятся, а наверное рождаются – и пьют только те, кто ограничен в разуме или обладает мерзопакостной душой.

Пьяницы бывают веселые и хмурые, так вот веселые пущай пьют, черт с ними, а хмурым пить непозволительно. Напьются и превратят весь мир в мрачное болото, так и загрызут тебя своей тоской и несчастьем.

Разговор с пьяницами

За праздничным столом посреди нормальных людей оказались две пьянствующие личности. Они, навязчиво, уже споили всех вокруг, а меня, ну никак, не могут, я сижу и сижу с одной рюмашкой водки весь вечер. На их тосты я отвечаю улыбкой и делаю вид, что отпиваю, но «освежить» нечего, рюмашка остается полна. Они, не скрываясь, злобно оглядывают меня с головы до ног, досада звучит в их словах:

– И зачем тогда пришла сюда, раз пить не желаешь?

– А порадоваться, – отвечаю я радушно и спокойно, меня их поведение только смешит.

– Как же можно радоваться трезвым? – недоумевают они и поводят рукою на пьяных людей, пляшущих в беспорядке быстрые танцы.

– Поверьте, можно, – киваю я, – радость должна быть в душе, а не в рюмке водки.

Самоутверждение

– Я! – кричит один другому. – Много чего в жизни сделал. Меня знает сам начальник Василий Васильевич. Он мне руку подавал. И губернатор меня знает.

– А дети-то твои тебя знают? – спросила проходившая мимо женщина.

– Дети? – изумился пьяница.

– Да, дети! – кивнула женщина и спросила. – Вырастил ты своих детей?

Пьяница только промычал что-то невразумительное, тараща на нее глаза и не зная, что ей ответить. Второй же засмеялся:

– Какие там дети! Ему главное, чтобы бутылка была и слушатели, самоутверждается человек, понимать надо!..

Женщина горько поджала губы и ушла, оглядываясь на пьяниц с печальным недоумением. А они, уже позабыв о ней, все так же громко и хвастливо говорили один другому о значимости своих натур, махали в воздухе руками и привлекали разве, что ворон, следивших скорее не за пьяницами, а за закуской в виде буханки черного хлеба, который выпивохи вполне могли оставить после себя…

Вот так русские

Русские любят вспоминать свое прошлое, по их словам, вот как было тогда хорошо. Настоящее же для них полно ненависти и жестокости. Ах, какие дешевые продукты были в советское время! И упускают из вида, что колбасу, например, было не достать. И в то время также ругались и вспоминали Сталина да послевоенное быстрое восстановление из руин к жизни и процветанию. А во времена Сталина также ругались и вспоминали копеечный чай и дешевые баранки царизма. И так, далее… Настоящее русских не интересует, их волнует только прошлое и чуть-чуть, разве что самую капельку – будущее, в котором они видят только смерть. Будущее русские любят рассматривать сквозь призму американского кино, и потому-то так много народа ломится в кинотеатры на грандиозные ужастики про будущее планеты, где все человечество погибнет. Русские чувствуют будущее, которого для большинства из них попросту нет… Смотрят в полной тишине, без смешков и комментариев, обычных для любых других фильмов. Некоторые, особенно слабые духом, плачут о своей судьбе. Но остальные, более сильные, смотрят задумчиво и только после фильма обсуждают не способ спастись, а способ побыстрее оставить свое тело и улететь прочь, подальше от земного мира, укрыться и отдохнуть в садах смерти. Есть еще третьи, которые идут за горячительным, чтобы уединившись и отгородившись от всех, пережить спокойно конец света за бутылкой, такие, как правило, после проведенного опыта долго не живут, убеждая самих себя в правдивости киношного предсказания и, что уж говорить, собственного ощущения своего будущего…