Свободное владение Фарнхэма - Роберт Хайнлайн

Ей показалось, что Хью задышал спокойнее. В тишине она услышала биение его сердца. Она снова была счастлива. Осторожно передвигаясь по наклонному полу, к ней пробралась Карен с фонариком.

— Как там отец?

— Все так же.

— Скорее всего, ушиб голову, как и я. А ты как? — Она осветила Барбару.

— Все хорошо.

— Слава богу! Я рада, что ты тоже в чем мать родила. Никак не могла найти свои трусики. Джо так старается не смотреть в мою сторону, что на него просто больно глядеть. Все-таки странный он какой-то!

— Я совершенно не представляю, где моя одежда.

— Одним словом, единственный из нас обладатель трусов — это Джо. А что с тобой случилось? Ты спала?

— Нет. Я была здесь. Мы разговаривали.

— Хм… Обвинение утверждает обратное. Не волнуйся, я никому не открою твою страшную тайну. Мама ничего не узнает — я сделала ей еще один укол.

— А тебе не кажется, что твои выводы слишком поспешны?

— Делать выводы — мое любимое развлечение. И я уверена, что мои непристойные предположения верны. Очень жаль, что этой ночью я спала. Тем более что это, скорее всего, наша последняя ночь. — Она придвинулась к Барбаре и чмокнула ее. — Я тебя очень люблю.

— Спасибо, Карен. Я тоже люблю тебя.

— Прекрасно. Тогда давай не будем хоронить себя заживо, а порадуемся тому, какими мы оказались отважными ребятами. Ты сумела осчастливить отца тем, что дала возможность разыграть Шлем. И если ты согласна сделать его еще счастливее, то я этому только рада. — Она выпрямилась. — Ну, ладно, Пойду разбирать припасы. Если папочка очнется, позови.

Она вышла.

— Барбара!

— Да, Хью? Да!

— Не так громко. Я слышал, что говорила моя дочь.

— Слышал?

— Да. Она джентльмен по натуре. Барбара? Я люблю тебя. Может быть, у меня не будет другой возможности сказать тебе это.

— Я люблю тебя, Хью.

— Милая.

— Позвать остальных?

— Подожди немного. Тебе так удобно?

— Очень.

— Тогда позволь мне немного отдохнуть. А то я совсем ошалел.

— Отдыхай, сколько хочешь. Кстати, попробуй пошевелить пальцами ног. У тебя где-нибудь болит?

— О, болит-то у меня много где, но, к счастью, не слишком сильно. Подожди-ка… Да, вроде все мои конечности в порядке. Теперь можешь звать Джо.

— Особенно спешить некуда.

— Но лучше все-таки позови его. Кое-что нужно сделать.

Вскоре мистер Фарнхэм полностью оправился. Джо потребовал, чтобы он продемонстрировал ему свою невредимость: оказалось, что и в самом деле, кроме большого количества синяков, мистер Фарнхэм во время взрыва не получил ничего более серьезного — ни переломов, ни сотрясения мозга. Барбара втайне от всех пришла к заключению, что Хью приземлился на кучу баллонов, а она упала на него сверху. Впрочем, обсуждать это предположение она ни с кем не стала. Первое, что сделал Хью, — это перетянул ребра Джо эластичным бинтом. Во время перевязки Джо то и дело вскрикивал, но потом ему явно стало удобнее. С головой Карен Хью справился быстро.

— Взгляните кто-нибудь на термометр! — сказал он. — Дьюк?

— Термометр разбит.

— Не может этого быть. Он ведь целиком сделан из металла. Ударопрочная вещь.

— Я уже убедился в этом, — объяснил Дьюк, — пока ты тут эскулапствовал. Мне кажется, стало прохладнее. Может, он, конечно, и ударопрочный, но два баллона раздавили его, как яйцо.

— Ах, вот оно что. Ну и ладно, не велика потеря.

— Папа? А может, нам хоть теперь попробовать запасное радио? Учти, я просто предлагаю.

— Понятно… жаль тебя огорчать, Дьюк, но оно, скорее всего, тоже разбито. Мы уже пытались включить его. Ни ответа, ни привета. — Он взглянул на циферблат. — Это было в два.

Они с Дьюком сверили часы.

— Что ж, кажется, с нами в основном все в порядке, — заключил Хью, — но возникли трудности с водой. Вода в баке может пригодиться для питья — будем обеззараживать ее таблетками, так что пользоваться нужно экономно. Джо, нам понадобится всякая посуда, чтобы каждый мог черпать из бака. Старайтесь соблюдать чистоту. — Затем он добавил: — Карен, когда освободишься, приготовь что-нибудь на завтрак. Пусть это даже Армагаддон, но есть все равно необходимо.

— И даже если это такой Армагаддон, от которого тошнит, — добавила Карен.

Отец передернулся.

— Девочка моя, придется тебе на доске тысячу раз написать: «Никогда больше перед завтраком не буду говорить нехорошие вещи».

— Хью, но, по-моему, она не сказала ничего неприличного.

— Не надо защищать ее, Барбара. Довольно, покончим с этим.

Карен вскоре вернулась, неся доктора Ливингстона.

— Плохая из меня помощница, — сообщила она. — Мне все время приходится держать проклятого кота. Он так и рвется помогать.

— Мя-я-у!

— Тихо! Видно, надо дать ему рыбки и приняться за приготовление завтрака. Чего изволите, босс папа Хью? Креп-сюзе?

— С удовольствием.

— Единственное, на что мы можем рассчитывать, — это джем и крекеры.

— Ну и прекрасно. Как там идет вычерпывание?

— Папочка, я отказываюсь пить эту воду, даже с обеззараживающими таблетками. — Она состроила гримасу. —  Ты же сам знаешь, что это такое.

— Может быть, больше пить будет нечего.

— Ну, разве что разбавить виски…

— М-м… у нас вообще острый дефицит жидкостей. В тех двух бутылках, что я открывал, осталось чуть-чуть.

— Папа, не порть настроение перед завтраком.

— Вопрос в том, правильно ли я распределил виски? Не лучше ли приберечь его для Грейс?

— О-о… — Лицо Карен исказилось. — Пусть она получает свою долю. Но остальных обделять только потому, что бедняжка Грейси совсем плоха, не следует.

— Карен, в нашем положении грешно издеваться над матерью. Ведь ты прекрасно знаешь, что для нее это в какой-то мере лекарство.

— О да, конечно. А для меня лучшее лекарство — это бриллиантовые браслеты и собольи шубы.

— Доченька, не стоит корить ее. Наверное, это я виноват. Так, например, считает Дьюк. Когда ты будешь в моем возрасте, ты научишься принимать людей такими, какие они есть.

— Погоди, я пробую завтрак. Ну вот… возможно, я и излишне несправедлива к ней, но я устала от того, что каждый раз, как я ни привожу домой своих приятелей, мамуля обязательно отключается уже к обеду. Или пытается облапать их на кухне и поцеловать.

— Неужели такое бывало?

— А ты что, никогда не замечал? Хотя, впрочем, в это время ты редко бывал дома. Прости.

— Ты тоже прости меня. Мы оба погорячились. А в остальном, как я уже сказал, когда ты доживешь до моих лет…