Рассказы и повести - Анатолий Безуглов

– Какой Кобылий луг? – испуганно спросил шофер.

– Да тот, что рядом. От Зорянска одиннадцать километров. И подъезд хороший… Давайте начистоту Роман Егорович, а?

– Куда нам положено, туда и возим,– хмуро сказал Пикуль.– И нечего выпытывать у меня то, чего нет. Нехорошо, товарищ следователь…

Больше от шофера Владимир Гордеевич ничего добиться не смог. Он отпустил Пикуля, вручив ему повестку на завтра.

– Предположение, что грунт бригада Воронцова возит не в Матрешки,– на это вы намекнули мне на прошлой неделе?-спросил я у следователя.

– Да, Захар Петрович. Но это, как я убедился в ходе допроса, уже не предположение… Пикуль недаром обмолвился, сказал, что возят в карьер возле Матрешек… Там овраг, понимаете! А карьер – на Кобыльем лугу!

– Это еще не доказательство.

– Конечно,– согласился Фадеев.– Но косвенно подтвердило, что я прав. Второе. Вы обратили внимание, что именно разговор, куда они вывозят грунт, больше всего испугал Пикуля. Ведь одно дело Матрешки, другое – Кобылий луг…

– Понимаю, конечно. Разница в расстоянии почти тридцать километров. В один конец. А в оба – шестьдесят!

– Вот именно! – воскликнул следователь.– Меня поразило, когда я узнал, что Воронцов в иные дни делает по семь ездок!

– Семь?

– Ну да! Это практически невозможно. Разве что на вертолете! Явная, нахальная липа…

– Но ведь любой мало-мальски разбирающийся человек это поймет. Я имею в виду бухгалтеров, что начисляли зарплату. Нетрудно подсчитать…

– Видимо, подсчитывали, но делали вид, что все как надо… А теперь давайте прикинем, что получалось в результате этой липы. Не буду говорить о выполнении плана на двести и больше процентов, премиальных и так далее. Особый разговор. Меня интересует излишек горючего. Во-первых, он получался в результате того, что завышался объем перевозок грунта по сравнению с действительным. Об этом мы уже знаем, так?

– Да,– кивнул я.

– Второе. Вместо того чтобы везти грунт в Матрешки, бригада Воронцова возила его в карьер на Кобыльем лугу. А это уже и фиктивные километры. Понимаете? Причем очень большое количество километров! И под все эти километры выдавалось горючее и смазочные материалы. Следовательно…

– Постойте,– перебил я Фадеева,– как учитывается километраж?

– По спидометру.

– Но ведь спидометр объективно фиксирует, сколько проехала машина…

– Верно,– улыбнулся следователь.– Однако, как рассказал Орлову один водитель, когда они проверяли вторую автобазу, все в руках человека, а не бога. Спидометр – не исключение.– Фадеев усмехнулся.– Орлов объяснил мне эту механику. Нехитрые приспособления – и можно накрутить на шкале хоть десять тысяч! Он мне показал несколько. Словом, подделать километраж – не проблема. Видимо, возникла более сложная проблема: куда девать излишки горючего. Отсюда – загрязнение озера, следы солярки возле Желудева.

– Понятно,– кивнул я.– Но в бригаде Воронцова, как вы рассказывали, две машины с бензиновыми двигателями.

– Да,– подтвердил Фадеев.– У него самого и у шофера Коростылева. Куда они девают бензин – этим и занимается Орлов. Скорее всего – продают налево, частнику…

– Однако, Владимир Гордеевич, неопровержимых доказательств у нас пока нет. Один Пикуль. Да и тот отрицает, что сливал горючее. Сливали, мол, другие. Ведь солярка у всех одинаковая… И насчет грунта. Это надо доказать.

– Докажу! – горячился Фадеев.– Мы взяли образцы грунта из оврага у Матрешек, из карьера на Кобыльем лугу, а для сравнения – из котлована больницы на улице Космонавтов и универсама, где бригада Воронцова работала до этого.

– Ну что ж, подождем результатов.

– Да, еще одно косвенное доказательство,– вспомнил Владимир Гордеевич.– Если вы не забыли, солярку в Берестянкин овраг сливали в период с ноября прошлого года по февраль нынешнего. Именно в это время бригада Воронцова вывозила грунт из котлована универсама, а потом – с улицы Космонавтов.

– Аргумент действительно важный,– сказал я.– Владимир Гордеевич, поделитесь, что вас натолкнуло на мысль о грунте, то есть что его могли возить в карьер на Кобыльем лугу?

– Это заслуга Орлова.

– Интуиция?

– Да нет. Мы же сейчас только и заняты всякими там водоемами, речками, оврагами… И вдруг Анатолий Васильевич случайно узнает одну штуку. Когда-то из карьера на Кобыльем лугу брали землю для кирпичного завода. Выработали нужную глину, остались огромные ямы. И вот совсем недавно было решено превратить этот карьер в озеро и зарыбить…

Я невольно улыбнулся. Фадеев спросил почему. Я рассказал ему историю разведения омуля в Берестене и что из этого получилось (как слышал от Бабаева).

– Ну, не знаю, каких рыб запустят в новое озеро на Кобыльем лугу,– заметил следователь,– только нас насторожил другой факт. Когда комиссия обследовала карьер, то удивилась: он был почти весь засыпан. Причем свежим грунтом. С другой стороны, в овраге у деревни Матрешки – всего несколько холмиков грунта… Вот мы и смекнули с Орловым.

– Что же теперь будут делать рыбоводы?– поинтересовался я.

– Чтобы создать цепь рыбоводных озер, надо убрать привезенный туда грунт. Углублять карьер! – ответил следователь.– Вот еще дополнительный ущерб от деятельности Воронцова и его орлов! Средства потребуются немалые!…

Воронцов, вызванный повесткой, в прокуратуру не явился. Зато ко мне позвонил Семен Вахрамеевич Лукин. Директор автобазы № 3 срочно просил принять его.

– Приезжайте,– сказал я.

Через пятнадцать минут Лукин был у меня. Обычно степенный, несуетливый, Семен Вахрамеевич на этот раз быстро прошел но кабинету, протянул мне свою крупную руку и, плюхнувшись на предложенный стул, начал с места в карьер:

– Что же это ты, Захар Петрович, со мной делаешь?

У Лукина была манера со всеми говорить на «ты», но никто не обижался. У кого-нибудь это и выглядело бы высокомерно или пренебрежительно, но у Семена Вахрамеевича получалось, словно он каждый раз общается со своим добрым приятелем.

– Дожил до таких лет,– продолжал директор,– когда уж голова седеет, да вот бог рано лишил волос,– невесело пошутил он, трогая гладкую, как бильярдный шар, голову.– Ни разу не то что выговора, замечания не имел, а тут на позор выставляешь…

– Чем это?– спросил я.

– Всякие нехорошие слухи пошли по городу.

– Не слышал,– ответил я.– Сами знаете, Семен Вахрамеевич, слухами не интересуюсь. Давайте ближе к делу.

– Давай, прокурор,– вздохнул директор.– Темнить мне с тобой нечего… Почему вас интересует Пикуль, чтоб ему неладно было, я знаю. Побил мальчишку…

– Не только.

– Вам и руководству автохозяйства наврал про похороны… Словом, Пикуля мы поставили на место. Как только выйдет из отпуска, будет слесарить! Так решили администрация и профком. Короче, осудили его поступок всем миром. Хочешь проверить – «молнию» сегодня вывесили. Позор хулигану! И вот тебе резолюция собрания наших работников…

Лукин положил на стол бумагу. Я прочел ее.

Пикуля ругали за недостойное поведение, выразившееся в хулиганских действиях (ударил школьника), и в обмане руководства автохозяйства, когда он просил отпуск без содержания.

Ни слова о солярке и других «художествах», которыми занималось следствие.

– Из-за одной паршивой овцы поклеп на весь коллектив,– вздохнул Лукин.– Как видишь, коллектив оказался здоровым…

Он замолчал, ожидая, что я скажу.

– Я оставлю у себя этот документ,– спокойно произнес я.– Но дело, Семен Вахрамеевич, намного серьезнее, чем вы думаете.

– Полноте, Захар Петрович,– сказал Лукин.– Я-то уж своих знаю как облупленных. Если что и натворили, уж, во всяком случае, не такое, за что нужно в каталажку… Ты мне скажи толком, сами разберемся…

– Теперь уже не разберетесь.

Лукин посуровел, потяжелел, задумчиво теребил свой длинный ус.

– Да?– бросил он на меня взгляд исподлобья.

– Раз уж вы, Семен Вахрамеевич, так хорошо все и всех знаете, то наверняка вам известно, по какой причине вызывал следователь Пикуля.

– Что-то насчет солярки?

– Ну, вот теперь другой разговор.

– И охота вам этим заниматься?

– Какая уж тут охота! Но вот такие, вроде Пикуля, вынуждают,– невесело пошутил я и серьезно добавил: – На вашем месте я бы помог следствию разобраться. А вы даже не побеседовали обстоятельно с Фадеевым. Не приструнили Воронцова, который вообще хотел послать следователя в даль заоблачную…

Лукин тяжело вздохнул..

– Зря, Захар Петрович, зря ты все это затеял, поверь мне. Воронцов – крепкий орешек. За него знаешь какие силы встанут! Теперь уже не меня вызывают в область на ответственные совещания, а его! И там он не в зале сидит, как все смертные, а в президиуме! Вот так! Признаюсь тебе честно: я только стул директорский занимаю, а верховодит у нас в автохозяйстве Герман Степанович!… Пока, насколько я понял, можно все уладить без больших потерь… Выложи мне ваши претензии, а мы отреагируем. Чтоб другим не было повадно. Слово тебе даю: наведем порядок! Хоть мне до пенсии осталось с гулькин нос, но наведу. И уйду со спокойной совестью…