Домби и сын - Чарльз Диккенс

При всемъ томъ Куттль не искушалъ судьбы ни малѣйшею оплошностью и жилъ, какъ прежде, въ совершенномъ затворничествѣ. На свадьбу м-ра Домби, разумѣется, нельзя было не ѣхать: какъ человѣкъ воспитанный и какъ общій другъ семьи, капитанъ считалъ непремѣннымъ долгомъ засвидѣтельствовать м-ру Домби свое личное уваженіе и ободрить его въ эту торжественную минуту, требовавшую, конечно, присутствія всѣхъ силъ его духа. Со стороны м-съ Макъ Стингеръ нападенія не предвидѣлось, такъ какъ въ тотъ день ей надлежало слушать поученія достоуважаемаго отца Мельхиседека. На всякій случай, однако-жъ, капитанъ, отправляясь въ церковь, наглухо закрылъ окна извозчичьей кареты съ обѣихъ сторонъ.

Возвратившись домой въ совершенной безопасности, Куттль началъ свою обыкновенную жизнь, не встрѣчая открытыхъ нападеній со стороны непріятеля и подверженный только ежедневнымъ фальшивымъ тревогамъ со стороны женскихъ шляпокъ, мелькавшихъ передъ окнами магазина. Но другіе предметы начинали безпокоить капитана и тяжелымъ бременемъ ложились на его душу. О кораблѣ Вальтера никакихъ извѣстій. О Соломонѣ Гильсѣ ни слуху, ни духу. Флоренса еще не знала, что старикъ пропалъ безъ вѣсти, и капитанъ не рѣшался сообщить ей горестное извѣстіе. Его собственныя надежды съ каждымъ днемъ начинали увядать, и опасенія за прекраснаго юношу, котораго онъ любилъ со всею горячностью великодушнаго сердца, сдѣлались до того мучительными, что онъ чувствовалъ въ себѣ совершенную неспособность вступить въ переговоры съ миссъ Домби. Если бы получены были добрыя вѣсти, честный капитанъ безъ сомнѣнія, храбро вступилъ бы въ пышный чертогъ и улучилъ бы счастливую минуту повидаться съ Флоренсой, несмотря на новую м-съ Домби, которая вообще казалась ему очень страшною и неприступною. Такимъ образомъ, мрачный горизонтъ съ каждымъ днемъ больше и больше помрачалъ ихъ общія надежды, и капитанъ почти чувствовалъ, что онъ собственною особою сдѣлался для нея предметомъ новаго горя. При такомъ ходѣ вещей для него было почти столько же трудно навѣстить Флоренсу, какъ и м-съ Макъ Стингеръ.

Былъ темный холодный осенній вечеръ, и капитанъ приказалъ развести огонь въ маленькой гостиной, которая теперь, больше чѣмъ когда-либо, походила на корабельную каюту. Крупныя дождевыя капли стучали въ окна, и вѣтеръ дулъ пронзительно вокругъ магазина. Капитанъ взобрался на кровлю спальни своего стараго друга для атмосферическихь наблюденій, и сердце его болѣзненно сжималось, когда онъ прислушивался къ завыванію бури. Настоящій ураганъ не могъ, конечно, имѣть прямого отношенія къ судьбѣ бѣднаго Вальтера: если Провидѣніе предопредѣлило ему погибнуть, то, безъ сомнѣнія, онъ погибъ уже давно. Капитанъ зналъ это, и тѣмъ не менѣе, завывающій вѣтеръ заглушалъ его послѣднія надежды.

Буря между тѣмъ свирѣпствовала съ удвоенной силой, и капитанъ напрасно искалъ вокругъ себя предмета, когорый успокоилъ бы его. Окружающая перспектива не представляла ничего отраднаго. Въ грязныхъ ящикахъ подъ его ногами голуби Точильщика ворковали какимъ-то зловѣщимъ тономъ. Деревянный мичманъ, съ телескопомъ на глазу, едва видимый съ улицы, визжалъ и стоналъ на своей заржавѣвшей петлѣ, и пронзительный вѣтеръ, какою-то злобною шуткой, тормошилъ его безъ пощады. Холодныя дождевыя капли на синемъ камзолѣ капитана сверкали какъ стальныя бусы, и самъ онъ едва могъ держаться въ наклонномъ положеніи сѣвернаго вѣтра, который каждое мгновеніе грозилъ столкнуть его съ перилъ и перебросить на каменную мостовую. Если оставалась въ этотъ вечеръ какая-нибудь живая надежда, — думалъ капитанъ, ухватившись обѣими руками за лощеную шляпу, — ее, конечно, надобно искать не на улицѣ, и на этомъ основаніи, сдѣлавъ отчаянный жестъ, онъ отправился за надеждой въ спокойную каюту.

Медленно и тихо спустился капитанъ въ маленькую гостиную и, усѣвщись въ креслахъ передъ каминомъ, искалъ надежду въ разведенномъ огнѣ, но не находилъ, хотя огонь горѣлъ ярко. Онъ взялъ табакъ, раскурилъ трубку, пустилъ на воздухъ густые клубы дыму, но и въ его кольцахъ не видѣлось ничего, похожаго на якорь надежды. Онъ сдѣлалъ стаканъ грогу, но и тамъ, на днѣ этого кладезя, выставлялась истина съ печальнымъ лицомъ, и капитанъ не кончилъ стакана. Два, три раза онъ прошелся по магазину, отыскивая надежду между инструментами, но инструменты, дѣлая безжалостныя вычисленія, краснорѣчиво и упорно говорили, что надежда погибла на днѣ моря.

Буря свирѣпѣла съ необыкновеннымъ неистовствомъ, и пронзительный вѣтеръ не умолкалъ ни на минуту. Деревянный мичманъ стоялъ теперь на прилавкѣ. Капитанъ, осушая его своими рукавами, погрузился въ грустное раздумье. Сколько лѣтъ, думалъ онъ, этотъ офицеръ былъ свидѣтелемъ тихихъ радостей и безмятежнаго спокойствія въ этомъ богоспасаемомъ пріютѣ! Проходили мѣсяцы, годы, десятки годовъ, и не было здѣсь никакихъ или почти никакихъ перемѣнъ; a потомъ вдругъ въ одинъ, почти въ одинъ день, все перевернулось вверхъ дномъ, и нѣтъ болѣе слѣдовъ счастливой жизни! Куда дѣвалось это общество маленькой гостиной, радушное, веселое, счастливое настоящимъ и еще болѣе будущимъ? въ прахъ разсѣялось оно, и не соберетъ его человѣческая сила. Куда дѣвались слушатели торжественной оды о любовныхъ похожденіяхъ капитанской дочки? Нѣтъ ихъ, и бѣдный пѣвецъ, круглый сирота среди милліона людей, ни для кого въ мірѣ не станетъ пѣть теперь эту балладу, и для свѣта погибнутъ навсегда эти высокіе мотивы, которыхъ никто и никогда не воспроизведетъ вѣрнѣе и эффектнѣе Куттля. Куда сокрылось теперь ясное лицо Вальтера Гэя? — Здѣсь капитанъ перенесъ свои рукава отъ мичманскаго мундира на собственныя щеки. Фамильный парикъ и пуговицы дяди Соля канули въ бездну вѣчности; Ричардъ Виттингтонъ полетѣлъ къ чорту; всѣ планы и проекты, въ связи съ деревяннымъ мичманомъ, лежатъ въ дрейфѣ, среди океана, безъ мачты и руля.

Такъ разсуждалъ капитанъ, поглаживая юнаго мичмана, отчасти въ забытьи, отчасти лаская его какъ стараго знакомца. Робъ, сидя на прилавкѣ, смотрѣлъ во всѣ широкіе глаза на своего хозяина и пятьсотъ разъ спрашивалъ себя, отчего y него такая безпокойная совѣсть? Нѣтъ сомнѣнія, думалъ Робинъ, много убійствъ лежитъ на этой душѣ, и зарѣзанныя жертвы не даютъ ей покоя. Внезапный стукъ въ дверь пробудилъ обоихъ мыслителей отъ нравственнаго усыпленія.

— Что такое? — спросилъ капитанъ тихимъ голосомъ.

— Кто-то стучится въ дверь, капитанъ.

Встревоженный капитанъ немедленно прокрался на цыпочкахъ въ гостиную и поспѣшно заперся на ключъ. Робинъ имѣлъ предписаніе встрѣтить посѣтителя на порогѣ, если бы онъ оказался въ женскомъ платьѣ; но такъ какъ стучавшая фигура прииадлежала, очевидно, къ мужскому полу, то Благотворительный Точильщикъ отворилъ дверь, и молодой джентльменъ, щегольски одѣтый, проворно вбѣжалъ въ магазинъ, довольный тѣмъ, что укрывается, наконецъ, отъ проливного дождя.

— Чортъ побери! шутить тутъ нечего: работа Борджесъ и компаніи, — проговорилъ вбѣжавшій джентльменъ, съ состраданіемъ осматривая свои панталоны, запачканные брызгами и грязью. — О, какъ ваше здоровье, м-ръ Гильсъ?

Привѣтствіе относилось^къ капитану, который теперь выплывалъ изъ гостиной, стараясь показать, но весьма неудачно, что выходитъ оттуда случайно.

— Благодарю васъ, — продолжалъ джентльменъ, не дожидаясь отвѣта, — я, слава Богу, совершенно здоровъ, и премного вамъ обязанъ. Мое имя — Тутсъ.

Капитанъ припомнилъ, что видѣлъ этого джентльмена въ церкви во время свадьбы, и сдѣлалъ ему поклонъ. М-ръ Тутсъ отвѣчалъ любезной улыбкой, но тутъ же пришелъ въ крайнее замѣшательство и, не зная, что дѣлать, ухватилъ капитанскую руку и пожималъ ее очень долго; затѣмъ, опять не зная, что дѣлать, схватилъ руку Точильщика и пожималъ ее самымъ дружескимъ образомъ.

— Ну такъ видите ли, м-ръ Гильсъ, если вамъ угодно, — началъ опомнившійся Тутсъ, — я пришелъ съ вами поговорить отъ имени Д. О. М., вы, разумѣется, знаете?

Капиганъ, сохраняя таинственный видъ, немедленно махнулъ крюкомъ въ маленькую гостиную, куда и послѣдовалъ за нимъ м-ръ Тутсъ.

— О, прошу извинить, совсѣмъ забылъ, — проговорилъ Тутсъ, между тѣмъ какъ капитанъ усаживался подлѣ камина, — вамъ не случалось слышать о Лапчатомъ Гусѣ, м-ръ Гильсъ?

— О какомъ гусѣ?

— О Лапчатомъ, м-ръ Гильсъ. Не знакомы ли вы съ нимъ?

Капитанъ отрицательно покачалъ головой. М-ръ Тутсъ объяснилъ, что упомянутый джентльментъ извѣстенъ во всей Англіи своимъ необыкновеннымъ искусствомъ, и есть тотъ знаменитый боксеръ, который опрокинулъ на повалъ шропшейрскаго силача. Но и это истолкованіе, по-видимому, не вразумило капитана.

— A вотъ онъ стоитъ на мостовой, если вамъ угодно, м-ръ Гильсъ. Вѣдь я съ нимъ пришелъ. Да ничего, пусть себѣ стоитъ; авось не промокнетъ!

— Сейчасъ прикажу его позвать, — сказалъ капитанъ.

— Ну, если вы такъ добры, что позволите ему посидѣть въ магазинѣ съ вашимъ молодымъ человѣкомъ, такъ оно, конечно, я очень радъ, потому что, видите ли, ему надобно беречь свои кости, a погода не совсѣмъ хороша. Въ костяхъ y него вся сила, м-ръ Гильсъ. Я кликну его самъ: онъ мигомъ явится.