Новая сестра - Мария Владимировна Воронова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Перестань, пожалуйста.
– Жизнь есть жизнь, Катенька, и любовь – штука могучая. Поэтому ты лучше не клянись, а сразу подбери себе подходящий объект для воздыханий. А самое главное, помни, что ты всегда сможешь со мной обсудить свои переживания. Я, конечно, не великий эксперт в этом вопросе, но хотя бы утешу, а в случае чего и воспитаю неожиданный результат.
– Таточка!!! – краска бросилась Кате в лицо.
– Если жива буду, конечно, – улыбнулась Тата, – в конце концов, каждое дитя – это благословение небес. А мы с тобой, слава богу, больше не находимся в плену у буржуазных предрассудков. Спасибо пролетарской революции хотя бы и на этом.
* * *
Нина заглатывала кашу с невероятной скоростью. Ей не терпелось доесть и бежать, мысленно она уже была там, в школьном вестибюле, уже делилась с ребятами способами решения трудной задачи и планами на «после уроков».
– Не спеши, – сказал Виктор, – глотаешь как удав, а надо тщательно пережевывать.
– Это же каша, пап, чего ее жевать, – засмеялась дочь, – и так жидкая.
Мура в сотый раз сказала, что для хорошего пищеварения необходимо как следует перемешать пищевой комок со слюной, содержащей важные ферменты.
– Фу, слюни, – фыркнула Нина, – хорошенькая тема для завтрака.
– А ты ешь нормально.
– Ладно, ладно. – Стремительно заглотив последнюю ложку, Нина вскочила, глотнула чаю, точным мужским движением поправила зажим на пионерском галстуке, сделала еще один глоток и с громким стуком поставила чашку на блюдце. – Все, побежала.
В закрывающейся двери мелькнул портфель и подол школьного платья. Мура улыбнулась. В свое время она тоже ела так, наспех, на бегу, не разбирая что. Горячее, и ладно.
– Ты совсем не прививаешь ей культуру питания, а один я что могу? – Виктор со вздохом отложил ложку.
– Ты прав, Витя, ты прав. Только надо найти подходящий момент, по утрам у нее все мысли о школе, о ребятах.
Виктор улыбнулся:
– Да, тут она в тебя пошла. Настоящая общественница.
– Спасибо за комплимент.
Мура встала и подошла к подоконнику, где стояла спиртовка, маленькая медная турка и хранился драгоценный запас кофе, для конспирации пересыпанный в жестяную коробку из-под монпансье. Перед соседями и гостями Мура стеснялась, что живет лучше обыкновенных людей.
Дожидаясь, пока кофе закипит и гуща поднимется, Мура привычно чувствовала неловкость, будто она у кого-то что-то украла, хотя совершенно законным образом получила умопомрачительно пахнущие зерна в закрытом буфете партактива.
Идет борьба с уравниловкой, так что тут совершенно нечего стыдиться. Она – ответственный работник, имеет полное право пить натуральный кофе, без которого уже не представляет себе день. Не представляет, а все-таки заваривает после того, как Нина убегает в школу. Детям кофе нельзя, и такой уж распорядок у них сложился, что у дочки уроки начинаются прежде, чем они кончают завтракать, а все же не только поэтому. Стыдно ей пить кофе при Нинке, будто она у родной дочери что-то крадет! И все-таки, как пахнет, господи, а как вкусно… Никакого сравнения с желудевой бурдой, которую пьет несознательный элемент. И вообще все люди, кроме ответственных работников.
Правильно это, наверное, кто хорошо трудится, тот и жить должен хорошо. Нельзя, чтобы быт отвлекал от важных вопросов, так что борьба с уравниловкой правильная. И слово-то какое подобрали, уравниловка. Прямо сразу ясно, что это плохо. Борьба с равенством гораздо страннее бы звучала. Даже борьба с равным распределением материальных благ. Скучно становится, и вообще не хочется вникать, что это такое. А как слышишь «уравниловка», так сразу руки чешутся изжить. Хотя на самом деле борьба с ней не что иное, как ликвидация партмаксимума, который казался Муре одним из главных завоеваний социализма. И боролась она всю жизнь за счастье народа, а не за утренний кофеек…
Сняв турку с огня в последнюю секунду перед тем, как гуща выплеснется через край, Мура подождала минуту, подула сверху и разлила греховный напиток по чашечкам.
– Спасибо, любимая. – Виктор потянулся за сахарницей. – Ты просто волшебница.
– Ну что ты, – улыбнулась Мура, а про себя подумала: «Каждый день одно и то же».
– Ты все-таки выбери момент, поговори с Ниной о том, как важно правильно питаться.
Мура обещала.
– В первую очередь это необходимо для здоровья.
– Хорошо, – повторила Мура спокойно, зная привычку мужа повторять одно и то же по десять раз. Когда всю жизнь преподаешь, иначе, наверное, уже и не можешь. Издержки профессии.
– Обязательно поговори.
– Хорошо, – повторила Мура снова.
– Здоровье прежде всего, это безусловно, но еще подумай, что скажут люди, когда увидят, что наша дочь ест как троглодит.
Мура засмеялась, на что Виктор немедленно заметил, что ничего смешного тут нет.
– Не волнуйся, Витя, она умеет вести себя за столом.
– Тогда тем более. Нельзя, чтобы в гостях были одни манеры, а дома другие.
Мура кивнула. Что ж, когда Виктор прав, то прав. Спорить тут не о чем.
Пора было собираться на работу.
С тяжелым вздохом она положила в портфель брошюру с материалами съезда, которую брала домой и ни разу не открыла, оправдываясь перед собою срочной домашней работой. Ничего, нашлось бы время, если бы захотела.
Только горькая правда, в которой Мура отчаянно не хотела признаваться сама себе, заключалась в том, что она, секретарь партийной организации крупнейшего вуза, не понимает партийной литературы. Ненавидит себя за это, но продолжает не понимать. Проклятое свойство натуры, о котором ей говорила еще преподавательница с рабфака. «Вы, Мария, не умеете зубрить. Вам надо понять смысл, тогда вы легко запоминаете предмет, но учтите, что некоторые вещи достигаются только зубрежкой». Увы, смысл, кристально ясный в юности, в первые годы революции, теперь стремительно, как затонувший корабль полипами, обрастал какими-то «измами» и ускользал от ее понимания. Когда она слушала партийных вождей на конференциях и пленумах, другое дело. Страстная речь, атмосфера зала, всеобщее воодушевление действовали так, что сказанное с трибуны представлялось очевидным и единственно верным. Но как только затихала овация, Мура уже не могла бы пересказать суть выступления.
Так было с Кировым, любимым вождем. Однажды она присутствовала на митинге, где Сергей Миронович доказывал, что участие рабочих в прибылях противоречит самой идее социализма, и пока смотрела на открытое, подвижное лицо, пока слушала страстную выразительную речь, казалось, что иначе и быть не может. Мура искренне восхищалась мудростью и дальновидностью вождя, пока не прочитала ту же самую речь на страницах «Правды». То ли
