Москва футбольная. Полная история в лицах, событиях, цифрах и фактах - Александр Савин

А вот, как описывает уже более поздние футбольные времена известный журналист Павел Алешин: «… мне невольно вспоминаются толпы болельщиков, собиравшихся когда-то под таблицей чемпионата страны у Западной трибуны ныне разрушенного стадиона «Динамо». Это был футбольный Гайд-парк, где уживались поклонники ЦСКА, «Спартака», «Динамо», «Торпедо»… Не сказать, чтобы мирно – споры порой были горячими, но до оскорблений, а тем более до драк дело никогда не доходило. Вспоминается и то, как по окончании московских дерби болельщики соперничавших команд шли к метро – а в Лужниках это больше километра – одной колонной. Тогда не приходилось выпускать с трибун фанатов по очереди: сначала одной команды, потом другой – ни те ни другие своим поведением не давали для этого повода».

И еще о болельщиках. На сей раз, предоставим слово представителю противоположной стороны. При этом отметим, что по каким-то позициям мнения и Ю. Олещука, и приведенное ниже, сходятся почти стопроцентно. Итак, Владимир Воронков, бывший футболист, болельщик с 60-летним стажем, вспоминает: «У нас во дворе половина за спартаковцев болела, половина – за «Динамо». У спартаковцев уже тогда были зачатки современного фанатства. Почему? Например, «Динамо» – это НКВД и пограничники, «Торпедо» – мощный завод, «Локомотив» – железнодорожники, ЦСКА – армия. Все солидные фирмы. А «Спартак» в то время объединял «Промкооперацию». А что это был за народ? Болел МХАТ, особенно Яншин… Но в основном торгаши и люди, которые вокруг них крутились, – ворье, хулиганье. Поэтому остальные болельщики их не любили, обзывали «мулине», «тряпочниками», «барыжниками», «спекулянтами». Считалось: если ты спартаковец, значит, нехороший человек… Но все равно все матчи проходили мирно. Конечно, был шум, крик, но не так, как сейчас, – флаги, «волны», кричалки, бутылки летят на поле. Раньше до и после матча люди – по несколько сот – собирались около щита с футбольной таблицей и часами обсуждали шансы команд, а не выясняли отношения».

Господин Воронков не упомянул и еще одно прозвище футболистов «Спартака». В книге «Спартаковские исповеди» Никита Павлович Симонян рассказывает: «Во времена братьев Старостиных спартаковцев называли «бояре». Это объяснялось богемным образом жизни, который многие спартаковцы вели. Особенно в этом смысле выделялся Андрей Петрович Старостин. У него жена была цыганка, Ольга Николаевна. И стиль его жизни я бы назвал цыганщиной. Преферанс, бега, театр…». А вот, что вспоминал по этому поводу бывший футболист ленинградского «Сталинца» Георгий Семенович Ласин: «Спартаковцев мы не любили, называли Боярами (кстати, очень красивое название, благозвучное, особенно при сравнении с современным прозвищем. Жаль, что оно не прижилось. – А. С.). Они относились к нам с высокомерием. У них, что ни игрок – то знаменитость. Они и вели себя как светские звезды, все одеты по последней моде, у них были хорошие заработки, у каждого в престижном московском ресторане «Националь» был зарезервирован столик».

А американский исследователь истории «Спартака», профессор Калифорнийского университета в Сан-Диего Роберт Эдельман (автор книг «Серьёзная забава. История зрелищного спорта в СССР» и «Московский «Спартак». История народной команды в стране рабочих») приводит воспоминания одного из старинных почитателей «Спартака», который, «в конце 1930-х годов, стоя на проходной стадиона «Динамо», увидел Николая Старостина, в роскошной меховой шубе, с чувством собственного достоинства вылезающего из огромного лимузина «Паккард». В те времена Старостины, должно быть, считали, что даже Сталин не может посягнуть на их вольницу».

Про квартиру же Николая Петровича на Спиридоновке (сегодня улица А. Толстого; здесь, на одной лестничной клетке находились квартиры Николая, Андрея и Петра Старостиных, Серафима Знаменского и Станислава Леуты), больше напоминающую антикварный магазин или музей, по Москве ходили легенды. Да и остальные братья Старостины и их родственники по коммуналкам не скитались. В этом квартирном вопросе уважаемый Юрий Олещук что-то напутал. Мало того, на лето все спартаковцы вместе со своими семьями перебирались на дачи в Тарасовке, которые оплачивала промкооперация. Подробно об этом можно прочитать в замечательной книге Андрея Старостина «Встречи на футбольной орбите».

Говорить же о том, что ряды спартаковских поклонников стремительно росли в те годы исключительно за счет недовольных режимом бунтарей, готовых в своей тайной борьбе (проявляющейся только на трибунах) встать под знамена легендарного гладиатора, в корне неверно. Подавляющее большинство населения СССР середины 30-х годов эту самую власть, ее внутреннюю политику, открыто и искренне поддерживало (вспомните рассказ А. П. Старостина о рождении «Красной Пресни», взволнованные воспоминания Н. П. Старостино о его встрече с В. И. Лениным, вспомните обмотанного красным знаменем Петра Артемьева, которого товарищи называли «комиссаром» из-за его характера, партийных убеждений и в связи с работой в должности заведующего военно-спортивным отделом Краснопресненского райкома комсомола, и который до конца жизни носил в нагрудном кармане «Союзный билет Российского Коммунистического Союза Молодежи» за № 5019, выданный в далеком восемнадцатом году) и вступать с ней в явную, или тайную конфронтацию и не помышляло. Им, болельщикам, в подавляющей массе наивным и восторженным, постоянно ожидающим от футбола только чудес, такое в голову и в кошмарном сне прийти не могло. Все это выдумано уже задним числом, или, как модно сейчас говорить – «притянуто за уши».

Не будем забывать, что 30-е годы – это время созидания и великих свершений (какой ценой, и какими методами все это осуществлялось – вопрос другой). «В буднях великих строек» поднималась новая, невиданная миром страна – «страна героев, страна мечтателей, страна ученых». И, добавим, – страна физкультурников и спортсменов, соперничество которых между собой ни в какие политические цвета окрашено не было. «Забавной, на взгляд профессионального футболиста девяностых годов, была наша спортивная молодость, пора простодушия, трогательной доверчивости в отношениях» – вспоминал К. И. Бесков.

А все разговоры о том, что на фоне ярко выраженной ведомственной принадлежности ЦДКА, «Динамо» или «Локомотива», «Спартак», само название которого «пахло духом свободомыслия и независимости», изначально позиционировался его создателями, как команда, представлявшая интересы простого народа, до сих пор страдающего от эксплуатации («это была самая популярная полуавтономная организация в государстве. Для многих поддержать этот клуб – значило в каком-то смысле высказать свое «нет» всему Советскому Союзу» – пишет уже знакомый нам Эдельман), никакой реальной подоплеки под собой не имеют. Не было ничего подобного. Даже в помыслах. И никакого «тайного общества» не было. Помните, в фильме «Друг мой, Колька!» детишки в школе «подпольную организацию» ТОТР (Тайное Общество Троечников) организовали, под девизом: «Помогать обиженным и слабым, мстить зубрилам и выскочкам»? Так вот, здесь похожий случай.

И еще. Всесильное пристрастие к той или иной команде, жгучая, глубокая привязанность к ней – до потрясения, до слез – дело сугубо тайное и трудно объяснимое. Юрий Трифонов как-то сказал: «В футболе есть вещи необъяснимые, так же как и в нашей любви к нему. Французы говорят: «Я люблю потому, что люблю». Лучше – не скажешь. И никакими политическими или другими мотивами это не объяснишь. Да и стоит ли? Любовь нуждается в признании, а не в оправдании своей привязанности. «Спартак» – команда настолько самодостаточная, настолько классная, настолько яркая и звездная, что ничего лишнего, ничего наносного ему и его славной истории не требуется.

Однако, вернемся к теме названия спартаковского клуба. Николай Петрович ошибается. Приветствие и значок, о котором он говорит, принадлежало вовсе не спартаковцам, а представителям Союза красных фронтовиков (СКФ, или «Рот Фронт»). Единственное, что здесь соответствует истине, так это то, что обе организации в разное время находились в Германии и были подразделениями коммунистической партии. «Рот Фронт» – полувоенное боевое подразделение КПГ в Веймарской республике – был основан 18 июля 1924 года. Первым председателем был Вильгельм Пик, позднее ему наследовал Эрнст Тельман. Собственная газета союза носила название «Красный фронт». СКФ работал нелегально под руководством КПГ вплоть до полного уничтожения организации национал-социалистами в 1933 году.

Формой приветствия Красного Фронта было произнесение «Rot Front!», при этом в конце приветствия свое правое предплечье следовало резко (молодцевато) приподнять до уровня головы, с ладонью сжатой в кулак, тыльной стороной кисти при этом повернутой в сторону противоположную от наблюдателя, иначе говоря, направленной назад. Поднятый и сомкнутый кулак символизировал объединенную мощь рабочего класса, единство пролетариата всех стран, готовность до конца бороться за победу Интернационала и ассоциируется также с силой и стойкостью. Соответственно, и значок организации представлял собой сжатый кулак. Приветствие СКФ было весьма распространено в СССР среди комсомольцев, коммунистов и молодёжи вообще с конца 1920-х годов до окончания гражданской войны в Испании (1939 год).