Коррекция (СИ) - Геннадий Ищенко

— Запись на мониторе! — сообщил оператор. — Минус десять секунд.

— Никто еще не наблюдал цунами при полуметровой толщине льда! — сказал Алексею академик Гурин. — Правда, море замерзло на километр от берега, но все равно… Смотрите, пошла волна! Магнитуда землетрясения в океане больше девяти, высота волны у кромки льда около тридцати метров, а скорость — немногим меньше ста километров в час. Посмотрите на лед!

Вода отхлынула от берега, и теперь ледяное поле на всем видимом пространстве проседало, разваливаясь на отдельные глыбы, и на все это с сумасшедшей скоростью накатывалась стена воды.

— Лед не дал воде уйти слишком далеко, — говорил Гурин, показывая рукой на экран, на котором на берег вынесло вал льда вперемешку с водой. — Но на километр вглубь берега не осталось ни одного сооружения. Японцев здесь не было, но все, что они приготовили для подледного лова, погибло. Все суда в портах — тоже.

— А что с нашими берегами? — спросил Алексей.

— На Сахалине волна была всего метра три–четыре, а на Камчатке еще меньше. Там даже не разрушился припай.

— А второе землетрясение?

— Это следствие извержения системы Текай, — сказал академик. — Магнитуда около семи. Боюсь, оно причинило японцам гораздо больше неприятностей. С ними до сих пор не могут связаться. Они ведь почти все перенесли под землю, а это уже девятое землетрясение за год. И не одного магнитудой меньше шести с половиной. Каждый раз гибнет много людей и большие потери в ресурсах. Упрямый народ, другие уже давно куда‑нибудь сбежали бы.

— Некуда им бежать, — мрачно сказал Алексей. — В Китай или Корею нельзя, да и мы их к себе не приглашали, хотя… Виктор Федорович!

— Да, Алексей Николаевич! — откликнулся начальник Центра правительственной связи.

— Продолжайте вызывать японцев и, если ответят, переключите на меня. А пока дайте связь с маршалом Брагиным. Здравствуйте, Александр Иванович! Объявите повышенную боеготовность экипажам «Ковчегов». Возможная цель — это остров Хонсю, регион Тохоку.

— Японцы?

— Похоже, их нации приходит конец. Эти землетрясения их доконают. Я хочу до теплых времен сдать им в аренду наше побережье. Нам оно пока не нужно, а городов с реакторами там хватает. Есть и все остальное, что мы готовили для себя, но так и не пустили в ход. Выжившим позже найдем место и поможем устроиться. Эти потом отработают. Плохо, что не удается с ними связаться. Ждем еще сутки, а потом грузите спасателей и отправляете к пяти подземным городам. Не может быть, чтобы они там все погибли. Если будет нужна землеройная техника, перебросите из Хабаровска. Для этого к десантным «Ковчегам» возьмите парочку грузовых.

Он простился с академиком и на выходе из Центра связи столкнулся с женой.

— Не меня ищешь? — спросил Алексей. — Что‑то срочное?

— Не тебя, — ответила Лида, — но ты мне тоже был нужен. Разговор буквально на несколько минут. Ты к себе? Тогда давай я провожу, заодно и поговорим. Понимаешь, я хочу провести реформу языка.

— Ты на мелочи не размениваешься, — улыбнулся Алексей. — Ну и чем же тебе не угодил русский язык?

— Он слишком сложен для изучения, — пояснила жена. — Я, несмотря на свои сто тридцать с чем‑то лет, прекрасно помню, как его учила в гимназии. Учишь и думаешь, мол, кому было нечего делать, что он сочинил эти бесконечные правила. Почему одно и то же слово в разных случаях пишется по–разному, зачем эти исключения и миллион правил по знакам препинания. С «не» настоящий идиотизм. Я изучала историю вопроса. Пять раз поднимался вопрос упрощения письменности, а воз и ныне там. Ладно, что половина русских часто делает ошибки в письме, а каково иностранцам? Наши иммигранты в своем большинстве уже свободно говорят на русском, а пишут — тихий ужас! А детям нужно идти в наши школы.

— Да я не против, — сказал Алексей. — И у меня в школьные годы русский к любимым предметам не относился. Только к этому нужно подойти очень осторожно, а то вы реформируете. Убрать явную глупость и анахронизмы и ввести две формы написания на переходной период. А в школу нужно внедрять специальную аппаратуру, которую мы используем для экспресс обучения. Определись с потребностью, тогда запустим в производство.

За полчаса до конца работы его вызвали из Центра связи и переключили на один из резервных каналов, по которому с ними все‑таки связались японцы. Появившейся на экране мужчина был Алексею незнаком.

— Я приветствую вас, ваше превосходительство! — сказал он, отвесив поклон. — Мы слышали ваши вызовы, но сами ответить не могли: были слишком серьезные повреждения. Я вас слушаю.

— Нет, это я вас слушаю! — сердито сказал Алексей. — Сообщите, пожалуйста, что у вас случилось, и кто вы, собственно, такой?

— Землетрясение, — внешне спокойно ответил японец. — Очень большие жертвы. Премьер–министр тоже погиб. Ни в один из подземных городов пока пробиться не получается. У нас остался в работе один реактор, который питает города Итиносеки и Осю. В них сейчас осталось три миллиона человек. Я губернатор префектуры Иватэ Икиру Танигава.

— Сколько же человек под землей?

— Еще пять миллионов.

— А остальные? — спросил Алексей, уже зная, что сейчас услышит.

— Это все, — ответил губернатор. — Последний год был нелегким.

— Значит, так! — сказал ему Алексей. — Сейчас к вам вылетят наши спасатели, которые попробуют пробиться к заваленным городам. Всех остальных воздухом эвакуируем во Владивосток. Он рассчитан на полтора миллиона жителей и сейчас пуст, так что вы как‑нибудь уместитесь. Энергии там достаточно, а продовольствия на первое время вам подбросят. Потом запустите нефтедобычу и завод БВК. Фермы и подземные производства пищи там есть, все только нужно обслуживать. Сегодня же туда для этого доставят все, что необходимо, и специалистов. Помогут вам и вернутся. Свои продукты есть?

— Да, примерно на полгода. Благодарю вас!

— Надо было обратиться за помощью раньше. Я знал, что вам трудно, но не думал, что дойдет до такого! Как прибудут «Ковчеги», оставьте несколько тысяч человек в помощь нашим спасателям, а остальных сразу же отправляйте. До Владивостока по прямой около тысячи километров, так что вас всех за четыре дня переправят. А если будут живые под землей, их уже повезем в Хабаровск. Это дальше, но там в любом случае много людей сразу не наберем. И не нужно гордо молчать! Если что‑то нужно, не стесняйтесь просить. Чем сможем, тем поделимся, а если не будет такой возможности, так и скажем. Все поняли?

— Что ты такой мрачный? — спросила Лида, когда приехали домой. — Это не связано с японским землетрясением? Ты ходил в Центр связи, чтобы связаться с Сатоми Морисима?

— Как жить с человеком, который видит тебя насквозь? — сказал Алексей. — Я в последнее время что‑то начал слишком близко к сердцу принимать чужие беды. Знал же, насколько трудно придется японцам, а все равно стало тоскливо, когда узнал, что их почти не осталось. Сто миллионов человек! А времени прошло меньше полутора лет. Но на них навалились все напасти: и кислотные дожди, и китайские радиоактивные осадки, и землетрясения с извержениями вулканов. Да и больших запасов продовольствия у них не было.

— И что теперь? — спросила Лида.

— Всех, кого спасем, приютим у себя, — ответил муж. — Досидят до тепла, а потом найдем, где их поселить. Наверное, выждем, как я и хотел, двадцать лет и запустим их в Китай. Разрешим занять на побережье хорошие земли, а они в ответ за все добро почистят для нас Китай.

— Хочешь его все‑таки занять?

— Он нам, малыш, не сильно нужен, но занять придется. У нас с ним только на востоке общая граница больше четырех тысяч километров, да и на западе не меньше. Индию у нас занять вряд ли получится, да я туда и не рвусь, а Китай за собой застолбим. А японцев на полноценную нацию уже не набирается. Мы их детей забрали больше, чем их осталось. Так что, скорее всего, войдут они в наше государство на правах автономии. Мы их тянуть не будем, сами попросятся.

— Жалостливый ты стал, как я посмотрю! — усмехнулась Лида. — С чего бы это? Европейцев, которые рядом и вроде бы понятны, мы пропускаем сквозь мелкое сито, а японцев, у которых мозги работают иначе, берем на содержание без всяких тестов. Про англичан я уже не говорю: полмиллиона живых покойников выхаживали!

— Японцы себе продовольствие сделают сами, мы им только поможем, — возразил Алексей. — И со своими людьми мы их мешать не станем. Эта нация, несмотря на всю свою чуждость, знает, что такое честь, и будет благодарна за помощь. А европейцы страдают разжижением мозгов. Не все, но многие. Они не способны долго помнить добро. А за англичанами поперлись на край света и выхаживали, потому что их премьер забрал с собой лучших. Он, можно сказать, провел отбор за нас. И наше участие запомнят не только спасенные, а и все остальные.